Генчик отскочил.

— Я хулиган?! А ты кто?! Родители уснуть не могут, а наша краса ненаглядная гуляет с кем-то всю ночь!.. Ой…

«Ой» — потому что спутник Прекрасной Елены тоже, конечно, оглянулся. Для защиты, с грозным видом. И близкий фонарь осветил его лицо.

— Петя…

Кубиков-Кубриков сразу утратил грозный вид.

— Ага… это я… А что, уже очень поздно, да? Лена, у вас будут неприятности?

То, что «джентль-м-ме-еном» оказался старший спасатель Кубриков, меняло, разумеется, дело. О таком поклоннике для Елены можно было только мечтать. Генчик мигом сообразил, какие великие выгоды сулит ему это обстоятельство. Как укрепится его дружба с будущим морским капитаном!

— Петя, ты здесь ни при чем! Но ей-то надо понимать, что дома беспокоятся!.. Вот вернешься, принцесса, будет тебе…

— А что ей будет? — виновато спросил Петя.

Генчик опять вспомнил Козимоду:

— Папин рем-ме-ень…

— Не говори глупости, дурак! — взвизгнула Елена. — Петя, не слушайте его… Генка, марш домой! И скажи, что никуда я не девалась.

— Да, Генчик, — заторопился Петя. — Ты там скажи… Я Лену скоро доставлю к самой вашей двери. Безопасность гарантируется…

— Ладно уж…

— Мы тебя проводим, — спохватилась Елена.

Генчик ехидно сказал:

— Я не из тех, кого провожают по ночам. — И босиком помчался домой.

— Где тебя носит?! — напустилась мама. — Одна куда-то провалилась, и второй следом за ней! Вгоните нас с отцом в могилу!

Генчик спешно залез под одеяло, чтобы не успели разглядеть его ссадины. И уже из постели, через дверь, известил родителей:

— Никуда она не провалилась. Гуляет по улицам под ручку с одним юношей. Дело молодое… Скоро он приведет ее домой.

— Я вот покажу ей юношу, — с великим облегчением пообещала мама.

— Не надо! Он хороший человек, я его знаю. Будущий капитан дальнего плавания… Глядишь, поженятся…

— Я им поженюсь, — в свою очередь пообещал отец. И судя по скрипу кровати, стал укладываться.

Елена появилась, когда за окном зашумел наконец ливень. В темноте прокралась к себе за перегородку. Отец с матерью ровно дышали, демонстрируя равнодушие.

Генчик задремал. Но Елене, видимо, не спалось. Она приоткрыла дверь, тихонько прошлепала к постели брата, села на краешек.

— Чего тебе? Ненормальная какая-то… — Гром за окном заворчал, соглашаясь с Генчиком.

Сестра щелкнула настольной лампой. Генчик сердито зажмурился. Потом приоткрыл один глаз. Елена была в длинной ночной рубашке, с распущенными волосами.

— Братик, я тебя так люблю! — Она сдернула с Генчика одеяло и простыню, рывком усадила его себе на колени, прижала. Как малыша…

Он сердито подергался и притих. Ленка была горячая. От нее пахло косметикой и шампунем.

— Не меня ты любишь, а… кого-то еще… — буркнул Генчик. И устроился поудобнее.

— Дурень… Ох, как ты ободрался! Где это?

— Искал кого-то в темноте…

— Ох и бука ты… Генчик! Я такая счастливая!

— Несмотря на шестое место? — не удержался он от ехидства.

— Ты уже знаешь! Ну и пусть… Сперва я чуть не заревела от горя. А потом… выхожу на улицу, а он ко мне… Говорит: «Здравствуйте, Лена. Вы меня не помните? Я так и думал… А можно мне с вами чуть-чуть поближе познакомиться?» Я говорю: «Какой смысл со мной знакомиться? У меня шестое место…»

— А он, — хихикнул Генчик, — тебе в ответ: «Это для глупой комиссии шестое, а для меня вы самая первая…»

— Ой! Откуда ты знаешь?

— Догадался. Что другое он мог сказать!

— Генчик, мы потом пошли, пошли… Он про море рассказывал, про корабли… Он такой славный…

— А про дуэль рассказал?

— Про дуэль? Про какую?

— Ну, почему он здесь на практике оказался…

— Нет. А почему?

Генчик с удовольствием поведал историю Петиной дуэли. И добавил наставительно:

— Видишь, какой он рыцарь в душе.

— Я вижу…

Лена улыбалась и покачивала Генчика. Он так и уснул у нее на коленях. И не слышал, как сестра уложила его.

Генчику редко что-нибудь снилось, но на этот раз увидел сон. Будто он должен драться на дуэли с длинным черноволосым Бусей — хозяином Шкурика. У Буси в секундантах вся его зловредная компания. А у Генчика — Федя Карасик (или Тима Ревчик) и Козимода. Появилась Зоя Ипполитовна — строгая и будто незнакомая. Дала Генчику и Бусе прямые блестящие сабли. И велела:

— Сходитесь.

Генчик бесстрашно пошел на Бусю. «Я не буду его убивать, а прижму к забору и заставлю извиняться». Но у Буси на рубашке зашевелился нагрудный карман, из него высунул морду Шкурик! У Генчика сразу ослабли колени. Он попятился.

— Не см-ме-ей! — потребовала Козимода. Генчик начал отмахиваться палашом — от Буси и от Шкурика. Попятился снова и спиной полетел в яму. В черную пустоту. Проснулся с колотящимся сердцем. Он тут же уснул опять и увидел еще какие-то сны, но не запомнил…

Кривой приземистый дом Зои Ипполитовны стоял в глубине заросшего двора. Или сада — как хотите, так и называйте. Вокруг поднимались старые яблони, клены и рябины. А в дальнем углу двора вздымалась высоко в небо темная вековая ель.

Земля поросла высокой травой, которую культурные садоводы однозначно обозвали бы сорняками. Был здесь и репейник, и лиловый кипрей, и всякий чертополох. А между ними — густые одуванчики, подорожники и мелкая ромашка.

То, что в августе появлялось на яблонях, было мелкой кислятиной.

— Но зато цветут они восхитительно, — с мечтательной ноткой говорила Зоя Ипполитовна. — А клены осенью чистое золото…

В траве были протоптаны тропинки: к поленнице, к водопроводному крану, к мусорному ящику и к будочке с окошком в виде бубнового туза на двери.

Все это хозяйство окружал забор. Когда-то был он сколочен из одинаковых, закругленных сверху досок, но потом не раз его чинили, заменяли доски всяким горбылем, тонкой коричневой вагонкой, кусками фанеры. Подпирали забор тут и там разными балками и жердями.

Снаружи забора тоже росли рябины, клены, а еще — мелкая ольха. Такая, что не продерешься. Чаща эта покрывала почти всю территорию, где располагалась «усадьба» Зои Ипполитовны Корягиной (урожденной Сундуковой).

Территория была треугольная и небольшая — полсотни шагов по каждому краю. С двух сторон ее границами служили насыпи — высокая и пониже. На высокой лежали рельсы для поездов, по другой тянулась Окуневская трамвайная линия. Неподалеку они пересекались. Красные трамваи резво проскакивали под решетчатыми конструкциями небольшого железнодорожного моста.

Еще два моста — каменный для трамваев и железный — для товарных и пассажирских составов — пересекали темный овражек. Он до верху зарос такой колючей и ядовитой зеленью, что трава двухвостка по сравнению с ней была как ласковый котеночек перед тигром. Генчик однажды сунулся туда, в глубину: посмотреть на ручей, журчащий в этих джунглях. И потом двое суток расчесывал руки-ноги.

Ручей бежал в Верх-Утятинское озеро. А овраг служил третьей границей здешнего замкнутого кусочка земли.

— Бермудский треугольник, — с удовольствием говорила Зоя Ипполитовна. — Почти недоступное и, главное, никому не нужное пространство.

В самом деле, крошечный треугольный участок поселковому начальству был ни к чему. Площадь крохотная, приличного здания здесь не выстроишь. Даже мусорную свалку (для которых всякие власти всегда ищут место) не оборудовать. Насыпи и овражек начисто исключали возможность подъезда всяких «МАЗов», «КРАЗов» и прочих самосвалов. Через бетонный туннель под рельсовым полотном едва мог протиснуться лимузин-малютка вроде допотопного «Запорожца» Зои Ипполитовны.

Кстати, она сама этим «Запорожцем» накатала коротенькую дорогу от насыпи до своих ворот.

В общем, никто в «Бермудском треугольнике» хозяйку не беспокоил, дом снести не грозил, «оттяпать» участок не старался. Мало того! Лет двенадцать назад начальство речного порта похлопотало, чтобы сюда провели телефон. Как-никак, в ту пору бухгалтер Корягина была ценным специалистом. Потом протянули во двор и водопроводную трубу. А электричество здесь было еще с древних, «царских» времен.