Потоптавшись у могил, я, глубоко вздохнув, двинул назад к дыре в заборе. И прочь от кладбища, к кинотеатру: сеанс должен был вскоре завершиться. Через десять минут уже и не помнил ничем непримечательных фамилий бедных туристов, только навязчиво стучала в мозгу на мотив какой-то песенки странная музыкальная фамилия «Ти-бо-бринь-ёль, ти-бо-бринь-ёль…», фу-ты, отвяжись! Своим, естественно, ничего не рассказал. Фильм, по их отзывам, действительно оказался ерундовым, но хоть время убили. И уже потихоньку пора на вокзал, на наш долгожданный северо-уральский поезд.

Мог ли я предположить, на чьи могилы совершенно непостижимым образом занесла меня тогда судьба!

Пронеслось более тридцати лет – целая эпоха! Где только не пришлось побывать в походах, чего только не довелось увидеть! «В грохоте новых событий» всё реже вспоминался мой далекий первый поход. Лишь изредка глянешь старые черно-белые фотки, вдохнешь еле уловимый запах сувенирного полешка северо-уральской сосны, да прижмешь к животу шестиструнную радость – «люди идут по свету…» или «всю Сибирь прошел в лаптях обутый…» Эх, были времена!

И возможно я бы не вспомнил про давно погибшую группу юных свердловчан, на которую тогда наткнулся, ныне широко известную как «группа Дятлова», если бы не та музыкальная фамилия. Точнее, не связал бы в единое. Увидев однажды телесюжет про дятловцев, почувствовал, как из марианских глубин подсознания маленьким пузырьком всплывает навязчивая мелодийка из четырех нот, вновь материализуясь в совершенно конкретное имя – «Николай Тибо-Бриньоль»… История гибели ставшей легендарной группы заворожила меня своей таинственностью и необъяснимостью, но особенно поразило то обстоятельство, что вскоре после ЧП руководство свердловского обкома КПСС наложило гриф секретности на материалы «дела дятловцев». Выходит, меня занесло на их могилы, когда бедные туристы еще находились «под запретом»?

Вглядываюсь в фотографии дятловцев. Как всё похоже на наш поход! Горы, пейзажи, снаряжение, лыжи, крепления, правда, мы уже не пользовались бамбуковыми лыжными палками. Оттопыренные тяжеленные и неудобные «абалаки» (тип рюкзаков, конструкция которых была разработана советским альпинистом Абалаковым). Огромная брезентовая палатка, штормовки. Одеваемые поверх обуви бахилы до колен, торчащие из-под клапана рюкзаков валенки, круглая самодельная печурка, ледорубы с деревянной рукояткой...

Но главное – лица ребят. Открытые, светлые – лица своего времени… По ним без труда угадывались мизансцены, почти слышались диалоги, шутки. Ведь мы, туристы 80-х, по общему типажу почти не отличались от них, туристов конца 50-х. И мы, и они были простыми советскими студентами, исторический разлом ещё не рассек общую, как сейчас умно выражаются, «цивилизационную парадигму». Туристы более близких нам, «восьмидесятникам», 90-х годов внешне смотрелись уже как из другого кино.

* * *

Так зачем же всё-таки ходить?

Каждый турист ответит по-своему. Нередко задающим такие вопросы «чужачкам», видимо, в принципе непонятно желание заниматься что туризмом, что альпинизмом, что любым другим экстремальным видом спорта. Туризм для нас был чем-то, что наполняло нашу жизнь, мы бы, конечно, прожили бы и без него, но это были бы уже не мы. Но в этом не было позы, не было «понтов» – просто мы так жили, это было, как дышать – естественно, не задумываясь.

Сложный поход – прекрасная возможность испытания на прочность, выносливость и… на «вшивость». Непредвиденные ситуации, переохлаждения и переутомления, без них спортивный самодеятельный туризм представить невозможно, заставляют человека показать своё «нутро» во всей красе. Там человек проявляет себя сполна, и чем сложнее поход, тем больше душевной гнили на виду. Знаю многих туристок, встретивших свою судьбу – избранника жизни – на маршруте или хотя бы понявших, каким Он должен быть.

Общеизвестно: армия – хорошая школа жизни. Туризм – тоже. Но в походе нет ни теплых казарм, ни ватер-клозетов, ни заботливых командиров, ни медсанчасти, ни организованного кем-то «приема пищи», помывки, выдачи одежды и белья. Всё на себе, всё зависит только от тебя самого, других участников похода и от поклажи в рюкзаках. Палатка, снаряжение, необходимая амуниция, сменная одежда, запас продуктов, ремонтный набор, медицинская аптечка – вес на каждого может доходить, особенно в походах высших категорий сложности, до 40, а то и больше, килограмм. Бывает, иной «шкаф-амбал» ноет, а другой, с виду «бледная спирохета», прёт и прёт, и всё ему нипочем. Именно о таких верно подметил Высоцкий: «значит как на себя самого положись на него…»

Кто-то из «чужачков» возможно спросит: чем отличаются альпинизм и горный туризм? Отвечу: принципиально – ничем. Для альпинистов главное – восхождение на вершину, для «горников» – прохождение маршрута. Альпинисты – «спринтеры», горные туристы – «стайеры». Альпинизм более структурирован, привязан к стационарным альпинистским и мобильным базовым лагерям, горный же туризм более автономен, и именно этим – ощущением полной свободы и оторванности от цивилизации – лично мне импонирует больше. Впрочем, горная техника и снаряжение одинаковы и у альпинистов, и у туристов. Альпинизм сложнее технически, нередко альпинисты, особенно молодые, посматривают на нас, «горников», свысока, хотя многие перевалы имеют высшую категорию сложности и по альпинистской, и по горно-туристской классификации. Поэтому мастер спорта по альпинизму всегда отнесётся к мастеру спорта по горному туризму как к равному.

В походы высших категорий сложности мне, увы, сходить не довелось, ограничился серединными «тройками». Но знаю железных людей, регулярно ходивших исключительно в «пятерки» и «шестерки». Знаете, такое ощущение, что их ничем не проймешь. Могут ли они погибнуть? Такая возможность ими не исключается. Кажется противоестественным? Наверное. Но на то они и «экстремалы» – особая порода людей. Страх, паника – это вполне естественная боязнь гибели, но это не про них.

Если выражаться образно, то Паника представляется мне в виде молодой разбитной шалавы с огненно-рыжими волосами до пояса. Со спины она выглядит шикарно: безупречная фигура, осиная талия, длинные стройные ноги. Так и хочется положить ей руку на плечо и окликнуть игривым голосом: «Красавица-а!» И вдруг она резко оборачивается, и ты, еще находясь в предвкушении развития приятного знакомства, видишь ее ужасающий лик: пустые глазницы, а вместо вишневых сочных губ, как пел Владимир Семёнович, «красивый широкий оскал и здоровые белые зубы». Паника сама выбирает жертвы, но она, стерва, дьявольски великодушна: подготовленному, тренированному даст фору, пусть и временную: «Ну-с, смертный, дерзай, время пошло, погляжу: может, я от тебя вообще отвяжусь!» Но другого – слабого, истеричного – сразу берет «за жабры». И вот «смертный» уже чувствует на своих губах ее леденящий поцелуй и с ужасом ощущает, как на спине встают волосы и предательски поджимаются мышцы ягодиц, потому что из ротовой полости роковой обольстительницы исходит непереносимый запах разлагающейся плоти.

Почему я так точно её описал? А я с ней почти знаком! Более того, чуть было ей «не отдался». А дело было так. Стоял февраль то ли конца 80-х, то ли самого начала 90-х, не помню. Помню лишь, что в магазинах того времени можно было играть в боулинг. Из источника витаминов – только квашеная капуста, а к концу зимы потребность организма в витаминах сродни ломке наркомана. Это и сыграло со мной злую шутку.

На выходные пошел как-то в одиночку на лыжах с рюкзачком в леса за Кольцовом. День уже стал достаточно длинным, не холодно, местность знаю, как свои пять пальцев. Спустился в долину ручья Мосиха – а там заросли калины! М-м-м… Ягода – калиброванная, красивая, провокационно красная, морозы отбили неприятную горечь. Словом, начал обжираться ею, как сумасшедший – один куст, второй, третий… Наелся от пуза, ну, пора до дому.

Стал выбираться из лога. Что такое? В глазах темные круги, одышка не отпускает, пульс еле прощупывается, ноги подкашиваются. Ситуация глупее не придумаешь: уже видны трубы котельной, не холодно, до дома рукой подать, а я идти не могу – не получается. Всё как в тумане, в ушах стук, ноги и руки свинцовые. Прилечь что ли? Стоп! Стоять! Точнее, идти! Вперед! Как можешь. Несколько шагов – отдых, несколько шагов – отдых. Я не сразу сообразил, что это – действие калины, ведь она понижает давление, а дозу я себе «зарядил» лошадиную. Плюс накопившаяся за день усталость.

И вдруг чувствую, как кто-то сзади обнимает меня за пояс, нежно так, с любовью. Тогда-то я и познакомился с распутной Паникой: «Ложись, человече, отдохни, я тебе колыбельную спою…» А глаза уже сами собой закрываются… Нет!!! Пошла к чёрту! И замахнулся на нее лыжной палкой. Помогло, непрошеная попутчица отошла. Но ведь что, дрянь, придумала: стала наступать на задние концы лыж. И песенку свою всё-таки затянула. Пришлось заорать, заматериться, вновь отмахнувшись палкой. Опять помогло, она отступила. Так и шли.

Разок я почти что лёг, точнее, покрытая снегом земля стала подниматься к лицу. Меня сильно качнуло, и я, чтоб не упасть, резко выкинул перед собой палки. Устоял. Поднял глаза и понял, что спасен: передо мной красовался забор промзоны кольцовского «Вектора». Сняв лыжи, я еле-еле поковылял по дороге, что вела к Кольцову. Сзади показался автобус. Обычно не на остановках они не тормозят, но я наудачу слабо взмахнул рукой – авось повезет. И о, чудо! Автобус остановился, открыв переднюю дверь. Лыжи в салон автобуса я забросил, а войти не могу – ноги не поднимаются! Пришлось по-собачьи, на четвереньках залезть по ступенькам и сесть на полу – немногочисленные пассажиры и водила уставились на меня, как на идиота.