Фотографий действительно оказалось очень много: воздушные шары, дирижабли, неуклюжие «этажерки» — первые аэропланы. И, разумеется, люди, снимавшиеся у этих машин, на аэродромах, в воздухоплавательных парках... Все фотографии (а их было несколько тысяч), уложенные в увесистые пухлые папки, составляли то, что числилось в архиве как «фонд К. К. Булла и другие снимки». Подавляющее большинство снимков было сделано на огромных, теперь почти не употребляемых пластинках размером 24x30. Глядя на них, легко представить себе фотографа, орудовавшего под черным покрывалом, подле громоздкого деревянного фотоаппарата с гармошкой. Такие огромные снимки обходились очень дорого, но зато качество их было безупречным. А именно качество было самым главным для К. К. Буллы, придворного фотографа самодержца всея Руси.

Внешне снимок, с которого началась история интересного открытия, ничем не примечателен: большая группа людей, около ста человек. Однако надпись на обороте подсказывала: эти люди имеют прямое отношение к авиации. Иероглифы рукописного готического шрифта (К. К. Булла был немцем) сообщали, что он снял, при посещении офицерской воздухоплавательной школы, участников воздухоплавательной конференции, которую почтил своим присутствием великий князь Петр Николаевич. Больше Булла ничего не написал. Для него снимок имел историческую ценность лишь по одной причине — на нем была изображена высочайшая особа, принадлежавшая к царской фамилии.

Рассматривать на фотографии группу чуть ли не в сто человек — дело нелегкое. В ход пошла лупа. В кружке увеличительного стекла промелькнуло несколько знакомых лиц — известный военный инженер и воздухоплаватель В. Ф. Найденов, один из руководителей русского военного воздухоплавания А. М. Кованько,конструктор воздушных змеев С. А. Ульянин, военный воздухоплаватель Н. И. Утешев. И вдруг (легко понять радость исследователя) в поле зрения вошла могучая фигура Николая Егоровича Жуковского. Еще чуть подвинув увеличительное стекло, Шавров увидел бородатого человека, в шляпе, надвинутой на глаза. Сомнений не было — плечом к плечу с Жуковским сидел Константин Эдуардович Циолковский!

О взаимоотношениях Жуковского с Циолковским мы знали и раньше. Вместе с А. Г. Столетовым Николай Егорович приветливо встретил Циолковского, когда в 1887 году он докладывал московским ученым о своем цельнометаллическом аэростате. Жуковский помог калужскому исследователю опубликовать две работы в трудах Общества любителей естествознания. Николаю Егоровичу послал Циолковский результат своих аэродинамических экспериментов. Благодаря авторитету Жуковского общество имени Леденцова оказало Константину Эдуардовичу материальную поддержку для постройки новых моделей дирижабля. Все это, повторящ, было известным. Но фотография Жуковского и Циолковского вместе... О ее существоании никто даже не подозревал.

Счастливый исследователь увозил в Москву фотокопию редкого снимка. Теперь предстоял следующий шаг — надо было установить, когда и где был он сделан. Шавров обратился за помощью в научно-мемориальный музей Н. Е. Жуковского.

Внимательно вчитывались исследователи в дневники авиационных съездов. Эти дневники позволили установить, что ни на первом, ни на втором съезде Циолковского не было. Ну а третий съезд в Петербурге, где Николай Егорович был председателем? Не могли ли там в 1914 году сфотографироваться вместе Жуковский и Циолковский?

О такой возможности свидетельствовало многое: среди участников третьего съезда были и все те лица, которых Шаврову удалось опознать на снимке — Найденов, Утешев, Ульянин. Участники съезда посещали офицерскую воздухоплавательную школу, где была сделана фотография, великий князь Петр Николаевич «почтил» съезд своим присутствием.

Но историки привыкли не пренебрегать ничем в проверке подобных фактов. Работники музея Н. Е. Жуковского позвонили ученому секретарю комиссии по разработке научного наследия К. Э. Циолковского Б. Н. Воробьеву. По сравнению со всеми остальными участниками этого необычного расследования Б. Н. Воробьев имел бесспорное преимущество. Он не только был современником событий, о которых шла речь, но и редактором крупнейшего в ту пору русского авиационного журнала «Вестник воздухоплавания».

Да, Воробьев хорошо помнил, что Циолковский приезжал на этот съезд. Приезжал больной, усталый, и доклад о цельнометаллическом аэростате прочитал приехавший с ним калужанин П. П. Каннинг.

Шавров докладывает о проведенных розысках на заседании секции истории авиационной науки и техники советского национального объединения историков техники и естествознания. Ему хочется узнать мнение своих товарищей, чтобы проверить тем самым еще раз подлинность факта. Доклад выслушан с большим вниманием. Снимок ходит по рукам. Историки рассматривают его. Никто не высказывает ни малейших сомнений: ценность находки бесспорна, толкование обстоятельств съемки и даты правильные. Редчайшую фотографию, вероятно никогда не видевшую света, надо опубликовать!

В новогоднем номере «Красная звезда» появляется деталь снимка, выделившая самое интересное, — рядом с Жуковским сидит Циолковский. В коротком комментарии Шавров рассказывает читателям газеты все то, о чем вы уже прочитали выше. Как будто бы подведен итог. И точка действительно была бы поставлена, если бы исследователь сложил руки и отказался от дальнейших попыток проникнуть в глубь ушедших событий. Работа вступила в новую фазу и (тут случилось неожиданное) опрокинула первоначальное толкование, достоверность которого не вызвала ни малейших сомнений у большой группы весьма эрудированных специалистов...

Целью второго этапа работы было опознание остальных участников обширной группы. Ведь их было 89 человек. Но досконально разобраться в снимке мог только современник тех, кто изображен на фотографии. Спустя некоторое время Шавров встретился с таким человеком. Дмитрий Сергеевич Николаев перед первой мировой войной служил в офицерской воздухоплавательной школе, где был сделан снимок. Конечно, он может кое-кого узнать.

С интересом рассматривал Николаев старую фотографию. И вскоре Шавров понял, что показал ему снимок не зря. Буквально через несколько минут, не отрывая лупы от снимка, Николаев сказал:

— Это Юрий Николаевич Герман... А это Борис Васильевич Голубов.

Еще несколько минут, и вдруг неожиданная реплика:

— А почему же у Германа один просвет? Ведь он в 1914 году был уже подполковником, а один просвет это чин не выше капитана...

В самом деле, почему? Шаврову пришлось перебрать много вариантов ответа, прежде чем сказать самому себе — произошла ошибка, фотография была сделана значительно раньше 1914 года. Но когда? Подсчитав сроки производства офицеров в следующий чин, от капитана до подполковника, Шавров пришел к заключению, что более вероятная дата снимка 1903-1905 годы.

Однако не шаткое ли доказательство даты просвет на погоне? На первый взгляд оно не из веских, но можно ли пренебрегать свидетельствами современника?

И тогда исследование вступило в новую фазу. По авиационной хронологии нужно было разобраться, происходили ли в ту пору какие-либо события, «которые смогли бы собрать вместе столько видных специалистов воздухоплавания? Где же могли встретиться Жуковский и Циолковский?

Оружием историка стали старые журналы. В одном из них — «Известия Общества любителей естествознания при Московском университете» — указывалось, что Н. Е. Жуковский сообщил отделению физических наук Общества любителей естествознания... о Международном съезде воздухоплавателей, бывшем в Петербурге, в августе месяце текущего года; сообщение демонстрировалось рядом фотографий, снятых с натуры...»

Международный съезд воздухоплавателей в 1904 году — событие немаловажное. О нем не мог не написать журнал «Воздухоплаватель», и вот этот журнал в руках у Шаврова. Легко представить себе его удивление, когда на странице 27 девятого номера этого журнала за 1904 год (его редактором, к слову сказать, вскоре стал Ю. Н. Герман, которого опознал на снимке Николаев) он увидел тот самый снимок, который показали ему работники ленинградского архива. Это было очень неожиданно, но зато весьма доказательно. Это уже не просвет на погонах, а факт более весомый. Мало того, точно указывалась дата снимка — 18 августа 1904 года — и причина, по которой он был сделан: снялись на память, в связи с отъездом А. М. Кованько на Дальний Восток.