Офицеры дивизии в 1939 году под видом туристов побывали на Кавказе. Нет, не по карте изучали они места будущих атак — знали каждый перевал, каждое ущелье, каждый карниз…

Наши войска искусству горной войны учились в ходе ожесточенных боев. По приказу командования собирались тогда альпинисты со всех фронтов — началось формирование и обучение специальных горнострелковых отрядов. Кроме спортсменов-альпинистов, туда направляли самых крепких и закаленных солдат из разных частей. Дед Сергея тоже попал в этот отряд.

Очень скоро гитлеровские егеря ощутили на себе удары наших горных стрелков. За зеленые куртки-штор-мовки, за дерзкие вылазки они прозвали их «грюнетой-фель» — зеленые черти.

Дед Сергея стал настоящим «снежным барсом». Его группе поручали самые сложные задания. В январе 1943 года, проводя высокогорную разведку в тылу врага, она пропала без вести.

Вот такая история… Теперь вы понимаете, что у Сергея были все основания не любить горы. Продолжалась эта неприязнь до седьмого класса. Тогда в их школу на спортивный вечер пригласили известного ветерана-альпиниста Василия Петровича Алябьева. После официальной части Сережа подошел к нему и спросил про деда. Оказалось, что Василий Петрович был его инструктором, готовил группу к выходу и приблизительно знает район, в котором она действовала.

— До сих пор альпинисты находят на ледниках останки погибших стрелков, — сказал Василий Петрович.

У Сергея екнуло сердце. Несколько дней он ходил сам не свой. И наконец позвонил Алябьеву:

— Я хочу найти место их последнего боя.

— Это непростое дело. Нужна специальная подготовка.

— Значит, буду готовиться.

Так Сергей очутился в летнем альпинистском лагере. И… произошло чудо: горы сразу же покорили его. Да и как могло быть иначе?

Кто хоть раз видел, как искрится излом ледника, с нетерпением ждал того мгновения, когда из-за хребта появится алый диск солнца, кто однажды покорив вершину, качаясь от усталости, падал на хрустящий снег, тот поймет, что такое настоящая «горная болезнь».

Но даже не это главное… Главное — то небывалое чувство товарищества, которое охватывает тебя, когда идешь на штурм вершины — цепочкой, след в след, когда врезается в плечо веревка, а ты страхуешь, напряженно, собранно, до глубины души сознавая: тебе доверена жизнь…

Алябьев был доволен своим учеником. Пройдя полный курс обучения, Сергей получил значок «Альпинист СССР».

И они нашли на леднике погибшую в неравном бою группу стрелков. И Сергей словно сквозь толстое стекло увидел деда. Это было жуткое и в то же время величественное зрелище: лед поглотил тела наших бойцов; сами горы соорудили своим защитникам невиданный мавзолей.

Потом было пограничное училище, которое Сергей закончил с отличием. На комиссии по распределению его спросили:

— Где бы вы хотели служить?

И лейтенант Ларин, не колеблясь, ответил:

— На Памире…

Друзьям он объяснил свой выбор словами популярной песни: «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…»

В ноль-ноль часов 17 минут Колю Белова разбудил посыльный офицер.

— Приказано срочно доставить вас на заставу старшего лейтенанта Ларина. Машина ждет внизу…

За рулем сидел сам начальник автотранспортной службы капитан Тарасов.

— Иван Петрович, — недовольно спросил Белов, когда «уазик», подпрыгнув на ухабе, вылетел на горную дорогу, — Вы что, угробить меня хотите? Кто придумал эти «большие гонки»?

— Не знаю, Коля, — не оборачиваясь, сказал капитан. — Велено за час домчать…

Машина, вписываясь в крутой поворот, скрипнула тормозами. Свет фар скользнул по мокрой гранитной стенке.

Белов прикрыл глаза, из глубины памяти всплыло лицо Ларина. «Что ему от меня нужно?» — раздраженно подумал он.

Они познакомились на Кавказе. В то время лазать по горам было модно — вот Коля и подался в альпинисты.

Ему все давалось легко… Техника у Белова была прекрасная, но какая-то показная, пижонская. Наверно, за это въедливый Ларин и не любил его… Сам-то он на склоне работал старательно, с сопением, словно пахал целину. Для него главное было не забраться на вершину и сфотографироваться, а что-то другое… Что именно — Белов не понимал. И поэтому после двух-трех совместных восхождений Николай старался не попадать в общую связку с Лариным. Своим упорством он его раздражал…

Прибыв после окончания медицинского института в отряд, Белов скоро узнал, что бывший курсант пограничного училища серьезный товарищ Ларин служит на одной из застав. Несколько раз они говорили по телефону, но желания встретиться не было.

Капитан Тарасов выдержал схватку с горной дорогой. В пути он два раза менял скаты, но тем не менее уложился в отведенный приказом срок.

Автомобиль влетел во двор заставы, фыркнул, заглох — от двигателя валил пар.

— Приехали…,- опустошенно сказал Тарасов.

Белов вышел из кабины. Часовой подбежал к нему, отдал честь, торопливо сказал:

— Товарищ лейтенант, вас ждут в канцелярии.

Николай направился к темному крыльцу, споткнулся

о ступеньку, чертыхнулся.

Дежурный, худощавый высокий сержант со строгим, напряженным лицом, быстро провел его по коридору, открыл перед ним дверь.

Ларин, освещенный яркой лампой, стоял в центре комнаты. Он был в костюме альпиниста, на ногах — мягкие ботинки из прочной прожиренной кожи, подбитые стальной оковкой. Николай мельком глянул в сторону — в углу лежали ледорубы, рюкзаки, мотки веревок, связки крючьев.

— Здравствуй, Сережа, — наконец сказал он.

— Здравствуй, Коля… Давай сразу договоримся. Мы в армии: с этой секунды я для вас старший лейтенант Ларин, вы для меня — лейтенант Белов.

— В горах все равны. Ты что, забыл?

— Мы с вами идем не просто в горы, мы идем на боевое задание…

Как стремительно меняется погода в горах! Кончилась гроза, дунул сильный холодный шквал, и сразу навалился туман — тяжелый, плотный. Даже хваленые американские «скафандры» мгновенно покрылись тонкой ледяной коркой, звонко хрустели при каждом движении.

«Этого еще не хватало», — зло подумал Кадыр-хан.

Они очутились в море мутного шевелящегося дыма. Все утонуло в нем — и горы, и небо, и камни под ногами.

— Как теперь быть, хозяин? — взволнованно спросил Гафар.

— Надо переждать. Ветер сильный — разгонит.

Они нащупали руками скальный выступ, уселись, прижавшись друг к другу. Кадыр-хан сразу захрапел, провалившись в сон, А Гафар пялил глаза в темноту и все думал, думал о своей жизни.

Гафар родился в семье бедняка, в убогой хижине, сплетенной из камыша и обмазанной глиной. Свет проникал сюда только через дверь и дымовое отверстие, сделанное на крыше. Зимой топили. кизяком железную жаровню. Потом на нее ставили широкий деревянный табурет, набрасывали единственное рваное одеяло. Вся семья укладывалась спать вокруг этой жаровни, каждый прятал ноги под одеяло, стараясь получить хоть немного тепла.

Гафар еще мальчишкой понял, что не познает счастья в этом мире. Поэтому он с такой радостью слушал религиозные выдумки, обещавшие там, после смерти, наслаждение и покой.

Местный мулла приметил пытливого мальчугана и оказал ему, сыну голодранца, великую честь — направил в школу богословов, которая находилась в Кабуле — столице Афганистана.

Учение подходило к концу, когда в городе что-то произошло. Толпы ликующих людей ходили по улицам, они кричали что-то о свободе, о власти народа. Мулла приказал закрыть ворота, собрать всех в мечети. Они молились аллаху, они просили его успокоить толпу, изгнать злого духа, вселившегося в нее.

А ночью их вывели из школы и повели в горы — «путем аллаха». Они шли несколько дней, сбивая в кровь ноги, страдая от холода и голода. Мулла все время повторял: «Не ропщи на судьбу, терпи, покорно переноси страдания, страдая, утешься».

Он провел их через границу в Пакистан. Здесь в Пешаваре обосновалась мусульманская секта. Ее верховный руководитель в первой же проповеди заявил: