— Все в порядке, — сообщил он высокому. — Это моя пациентка.

Мужчина опустил руку, и Фрер вышел в коридор. Втиснув руку под локоть Барбары, он увлек ее к лифту.

— Вы надолго? — спросил рыжий.

— Всего на минуту.

— Нам нужно торопиться в Бронкс.

— У меня дома полиция весь день, пришла вчера поздно вечером, — сказал Фрер.

Барбара непонимающе уставилась на него.

— После того как вы проводили нас, мы обнаружили в нашей квартире ночного портье, убитого.

— Что он здесь делал?

— Полиция считает, что он застал врасплох воров, громящих квартиру, завязал с ними драку и был зарезан.

Барбара в ужасе закусила губу.

— Боже мой! Это словно какая-то ужасная заметка в газете. Как хорошо, что вас со Сьюзен не было дома!

— Если бы я был здесь, то сказал бы: «Берите все, что вам нравится. Я не желаю видеть ваши лица; забирайте все, что хотите, и уходите». Но этот цветной старик — воспитанник другой школы. Такие, знаете ли, готовы драться за любую мелочь. Наверное, он считал, что в особом долгу перед жильцами. Можете себе представить… умереть буквально не из-за чего.

— Вы хотите сказать, из квартиры ничего не похищено?

— Несколько историй болезней. В том числе, ваша. Но я не думаю, что их действительно собирались похитить. Это был просто акт вандализма. Грабители не стали брать меха и драгоценности Сьюзен; не думаю, что они предполагали, что картины де Коонинга и Поллона стоят больше, чем все остальное, вместе взятое.

Барбара была ошеломлена, губы задрожали. Сзади кто-то снова прокричал что-то о Бронксе.

— Моя история болезни? — воскликнула она. — Она же принадлежит мне — нам — это нечто личное. Это же Я!

Барбара уже кричала, ее неистово дергающиеся руки, казалось, зажили своей жизнью.

— Но Барбара, все будет в порядке, — сказал врач, нетерпеливо поглядывая на ожидавших его следователей. — Я уверен, они не станут утруждать себя и заглядывать в ваше дело. Наверняка они уже выбросили его в мусорный бак.

— Это же я. Я — в мусорном баке. О Господи, Пол. Со мной покончено!

— Барбара, вы ведете себя неразумно.

— Что все это значит?

Взяв ее за руку, Фрер провел ее через заслон.

Когда они вошли в кабинет, он помог ей снять жакет. Барбара закатала рукав, и Фрер протер руку смоченной в спирте ватой. Опытным движением воткнув шприц в мышцу, он так быстро вытащил его назад, что Барбара даже не почувствовала укол. От запаха спирта у нее начало выворачивать внутренности.

— Наверное, мы дюжину раз звонили вам сегодня, чтобы перенести визит.

Голова Барбары стала легкой и начала отрываться от тела, а тело расслабилось.

— Именно так себя чувствуют наркоманы? — спросила она.

— Это не наркотик. Это успокоительное.

— Но я ведь спокойна, разве не так?

— Вы сегодня вечером увидитесь с Тедди?

— Я весь день провела в библиотеке. Вот почему вы не могли до меня дозвониться.

— Я приму вас завтра. К тому времени у нас уже все утрясется. Надеюсь, — добавил он.

— Нет, сегодня вечером я не увижусь с Тедди!

— Почему вы произнесли это с такой злобой?

— Возможно, я — чистое создание — лежу сейчас рядом с банановой кожурой в мусорном баке.

— Итак, до завтра, да? — спросил он. — Вы сможете дойти до лифта, да?

— Не разрешается пользоваться лифтом детям до шестнадцати лет без сопровождения взрослых.

Барбара покачала головой. Фрер помог ей надеть жакет. Она сказала:

— Оставляю вас с вашими фараонами.

Спуск в лифте очаровал Барбару, заставив ее вспомнить о «Чертовом колесе» и захватывающее ощущение взлетающей вверх юбки.

— Ну, поездка была просто великолепной, — сообщила она лифтеру. — Вам следует взимать за это плату. В дождливый день у вас не будет отбоя от местных мальчишек.

Выйдя на улицу, Барбара первым делом исследовала содержимое ближайшего мусорного бака. В нем она обнаружила обрывки письма, написанного красными чернилами на розовой бумаге. Оно было адресовано некоему Деннису, и то немногое, что смогла прочитать Барбара, убедило ее: автор письма ненавидит жену Денниса, а сам Деннис впутан в ситуацию «или — или».

Барбара с облегчением обнаружила, что Фрер потерял свой богоподобный облик. Психиатр очень хорошо давал советы другим, как вести себя в чрезвычайных ситуациях, но его собственное поведение мало напоминало высокомерную царственность философа. Несмотря на свое спокойствие, Барбара ощутила, что их отношения изменились, так как Фрер позволил кому-то вторгнуться в ее личное дело; какое он имел право ожидать, что она, со своей стороны, выполнит договор? Остановив такси, Барбара назвала свой домашний адрес. Когда машина плыла по Нью-Йорк-авеню, молодая женщина увидела бар, в который она собиралась зайти уже много месяцев. Он назывался «Замок Йорк»; войдя в него, Барбара подумала, что, хотя заведение обладало всеми претензиями лондонского паба, у него отсутствовало британское очарование: американский баран, переодетый английским ягненком. Над зеркалом был вывешен флаг Соединенного Королевства, закуска и «Кровавая Мэри» стоили по субботам два доллара девяносто пять центов, под видом биттера в высоких кружках подавали теплый «Уайтбред», а зал был заполнен секретаршами, после пяти тридцати превращавшимися в femmes fatales[18], и их женатыми начальниками, пресыщенными странниками, мечтающими о скоротечном романе, чтобы можно было успеть на восьмичасовой поезд до Вестпорта, Уилтона или где там еще они жили. Барбара оказалась единственной девушкой без вуали или накладных ресниц — «бабочек». Кто-то уступил ей место у стойки. В этом заведении дамы «нашей новой политики» могли бывать без сопровождения, каждый четверг получали бесплатное шампанское — только не в день уплаты налогов — и столько похожего на резину мяса, зажаренного с луком, сколько полагалось за три доллара девяносто пять центов, — и это все, не считая возможной бесплатной дозаправки от пятидесяти или около того мужчин, имеющихся в наличии в темных углах. Водка с сухим мартини пока идет за полцены, так как еще нет семи вечера, посоветовал бармен. Барбара пригубила коктейль за полцены, зажгла сигарету и стала слушать «Элеонору Ригби», которую выбрал в музыкальном автомате какой-то битломан. При этом она улавливала неясные обрывки полудюжины разговоров, темы которых варьировались от судьбы детей знаменитых мужчин и женщин до того, как лучше сходить с ума в «Электрическом цирке». Безобидная болтовня конторских работников и служащих, пришедших пропустить коктейль. К Барбаре подошел мужчина, выглядевший так, точно он уже окончательно загнал ее в угол.

— Совсем одна?

Он сочувственно причмокнул.

— Была — до сих пор.

— Могу я вас угостить — что вы там пьете?

— Не знаю, делают ли для жеребцов скидку?

Он опять причмокнул, оценивая комплимент. Что ж, он действительно был жеребцом — разве не так — в сером пиджаке в «елочку», жемчужных брюках из шерстяной фланели, зеленовато-голубом жилете, фуляровом галстуке, с торчащим из кармана носовым платком в тон галстуку и неописуемых ботинках. В остальном молодой человек состоял из карих глаз — таких проницательных! — ухоженных ногтей с аккуратными дугами полумесяцев, серо-стальных волос, уложенных по моде Принстонского университета, и крупных ровных зубов цвета яичной скорлупы. Подозвав официанта, мужчина заказал еще два коктейля.

— Вы кого-то ждете?

— Только не после того, как вы появились в моей жизни.

— Если ваша песенка окажется такой сладкой, я угощу вас ужином.

— Я могу использовать фонограмму?

Он прочистил горло, приветственно поднял стакан и сказал:

— Больше я не раскрою рта; вы меня все равно переговорите.

— Я не хотела вести себя враждебно.

— Несчастная любовь?

— Вы дождливыми вечерами не гадаете на картах пожилым дамам?

— Нет, я играю в скрэббл с моей матерью.

— Как ваше имя?

— Не думаю, что о нем стоит упоминать, — растерянно ответил он.