— Приглашали меня часто. Конфирмации в милые шестнадцать лет, приглашения кавалеров, когда я стала старше — но приглашали меня между прочим. Не то чтобы меня забывали или кто-нибудь имел что-то против меня — просто я не была обязательной. Я хочу сказать, никто не говорил: «Если у нас будет вечеринка, мы должны быть уверены, что там будет Барбара». Нет, так вопрос не стоял. Лично меня никто не требовал. Но в то же время меня не приглашали из сострадания. Я просто появлялась на вечеринках.

— Вы получали удовольствие? Были какие-нибудь, которые вам особенно запомнились?

— Была одна ужасная, которую я не могу забыть. Когда мне было пятнадцать — так, дайте посмотреть. Был день рождения Тони. День рождения Тони Рэндольф. Ее отец владел довольно большим агентством по недвижимости, и они принадлежали к лучшему обществу. Тогда они были большими снобами, жили в прекрасном доме — большом, широко раскинувшемся двухэтажном георгианском особняке, построенном из серого песчаника. Заросли плюща, увивающего фасад, окна, выходящие на пролив. Имели собственный причал; по городским слухам, пили сверх меры, а у мистера Рэндольфа были деньги, старые деньги, которые ему достались. В течение нескольких лет он был мэром нашего города. Мне они очень нравились, я познакомилась с ними, когда натаскивала Тони по алгебре.

— Вы регулярно занимались репетиторством?

— Ну да, я подрабатывала. Я занималась математикой, французским и немецким.

— Вы с Тони были подругами?

— Она была недалекой и туповатой. Она проводила много времени со своими родителями и их друзьями, пробовала «Канадиан клаб» и имбирное пиво и поэтому считала себя всесторонне развитой натурой. Большинство ребят, судя по всему, соглашались с ней.

— Очевидно, вы не соглашались.

— У меня не было сильных чувств ни за, ни против. Понимаете, то, что там происходило, — ну, действительная жизнь людей в нашем городе, — было не так важно, как то, что происходило у меня в голове, — моя внутренняя жизнь.

— Тони было шестнадцать, так?

— Да.

— Мы еще вернемся к другой вашей жизни.

— Хорошо. Теперь я чувствую себя гораздо свободнее. Когда вечеринка была в самом разгаре, я случайно услышала, как Тони спорит со своими родителями. Она хотела, чтобы они ушли… оставив нас одних. Мы веселились на первом этаже, там было что-то вроде гостиной, а нас было пар двенадцать.

— Вы пришли со спутником?

— Да. С Томом — не могу вспомнить его фамилию, но он был увлечен другой девушкой. Джойс какой-то там. И он крутился вокруг нее, мешая ее парню. У Тома была репутация большого бабника.

— Вы знали это, когда пошли вместе с ним?

— О, конечно же. Но он был единственный, кто пригласил меня, поэтому я согласилась. Я хотела пойти, но без какого-то отчаяния «если не пойду, то покончу с собой». Понимаете, я не могла пойти без спутника. Итак, в конце концов Рэндольфы ушли, и Тони и все остальные смогли беспрепятственно повиснуть друг у друга на шеях. А я помню, как мистер Рэндольф подошел ко мне и сказал: «Что ж, пока ты здесь, Барб, я могу уйти со спокойной душой». Думаю, он считал, что, раз я занимаюсь с его безмозглой дочерью, я буду кем-то вроде блюстителя морали. Ничего не могло быть более далекого от правды. Разумеется, я знала о сексе, но верила в порядочность. Я не напрашивалась на откровения и сама не давала их. Не знаю, черт возьми, чего он от меня ждал. Я хочу сказать, у меня не было никакой власти над этими ребятами. Можете вы представить меня в качестве содержательницы притона? Уф! Полагаю, у мистера Рэндольфа были какие-то подозрения, потому что, как только он ушел, свет погасили и все разбрелись по парам. Я была так поражена… Я училась вместе с этими девочками и даже не представляла, какие они в действительности. Я не принадлежала к приспешницам Тони. Джойс, Глория, Анджела — кто еще там был? Банни, Луи. И кто-то еще. Так вот, хотите — верьте, хотите — нет, Тони и ее подруги действовали как подстрекатели. Они бросились в дело, как отряд коммандос. Они закрыли и заперли все двери и опустили шторы, и какие-то ребята, достав бутылки виски, начали угощать всех вокруг. Я тоже сделала глоток, и виски вызвало у меня отвращение. Мой отец взрастил меня на изысканных букетах «Шато Икем», «О’Брион», «Эшезо» и «Батар-Монтраше», поэтому, разумеется, от «Карстера» и «Семи Корон» у меня по спине не побежала дрожь восхищения. Но мальчишки с удовольствием пили виски, запивая его имбирным пивом.

Я сидела одна — вдоль всей комнаты в стену была вделана кожаная кушетка, — а большинство ребят облизывали друг друга. Полагаю, я была слишком не испорчена. Понимаете, я не то чтобы была шокирована, но мне все это показалось чересчур подстроенным, к тому же не было ни одного парня, который нравился бы мне и чье прикосновение было бы приятно. Затем…

От этого громкого восклицания Тедди вздрогнул.

— Приблизительно через полчаса эти забавы стали серьезными. Рядом с баром находилась небольшая комната, в которой мистер Рэндольф хранил клюшки для гольфа и прочее спортивное снаряжение. Тони зажгла там свет, заиграла музыка, и она воспользовалась комнатой как сценой. Это было единственным освещенным местом в гостиной, и Тони сказала: «А теперь пора раздеваться».

Остальные девочки нервно захихикали, а я совершенно застыла. Перепугавшись до смерти, я забилась в угол.

«Кто начнет?» — спросила Тони.

Никто не произнес ни слова. Все парни учащенно дышали.

«Птенчики… птенчики!» — воскликнула она.

Кто-то из ребят переменил пластинку, и началась медленная сексуальная баллада.

Я не могла поверить, что эта дура, которую я натаскивала по алгебре и которая даже не могла найти скорость в задачке про расстояние и время, не говоря уже о квадратных уравнениях, эта большая дура, с толстым задом и лоснящейся кожей, оказалась такой самоуверенной. Устроила такое шоу. В общем, она начала показывать стриптиз, и делала она это достаточно хорошо — не то чтобы я разбиралась, но у ребят перехватило дыхание, словно в комнате стало не хватать воздуха. Тони была сложена очень плотно, и мы все хлопали ей — наверное, это нервы, — а она действовала все увереннее и увереннее. Она разделась до лифчика и трусиков, бросив предметы одежды на стойку бара и намотав на шею чулки.

Затем — кажется, Том — крикнул:

«Сними же, сними, мучительница!»

Я никогда не забуду выражения лица Тони, хотя, видит Бог, я несколько столетий не думала об этой вечеринке. Это была самоуверенная улыбка, словно Тони ждала вызова и знала, что примет его, не испугается. И она сказала:

«Мне нужен партнер, Том. Хочешь стать им?»

Встав, Том подошел к двери комнатки и, ухмыльнувшись, пощупал Тони за грудь.

«Конечно, я буду твоим партнером».

Стащив лифчик, Тони провела им Тому по лицу, и большинство парней нервно рассмеялись. Но на лице Тома появилось паническое выражение, потому что он смутился. Все зашло слишком далеко. Тони медленно стащила трусики, и в комнате стало тихо. Все молча смотрели на них. Понимаете, все были потрясены. Все начиналось как игра.

Тони сказала:

«Ну же, Том, теперь твой черед».

Он не шелохнулся.

«Хочешь, чтобы я возбудила тебя? Ты этого хочешь? Ладно, сделаю это».

Взяв с бара свечу, она вставила ее в себя и начала двигаться взад-вперед. Пара девиц захлопала. Представляете?

«Вижу, некоторые из вас знают, как рвать вишенку, — сказала Тони. — У кого еще цела вишенка? О, замечательно, вы все опытные».

Никто не желал сознаваться в том, что она девственница.

Затем Тони заставила Тома взять свечу и засунуть ее как можно дальше, так, что остался виден один фитиль. При этом она стонала от удовольствия. Опустившись на колени, не вынимая свечи, Тони расстегнула Тому ширинку. Каким было выражение его лица! Охотничий пес, получивший приз на выставке в Уэстпорте. Я решила, что он сейчас отключится. Тони стянула с него брюки и трусы, и у него произошла чудовищная эрекция. Кто будет его винить? И Тони спросила: «Петушок мытый и чистый?»