Василий Кузьмич вспомнил вчерашние рассказы Журавлева про охоту и улыбнулся: «Вот ведь мастак завирать… Жаль, сегодня уже не послушаю его. Утречком закончу здесь дела, — подумал он, — и домой. Помогу Лидке с матерью по хозяйству. Да они небось и без меня управились… Свадьба — дело нешуточное, впопыхах не делается».
Лида, его дочь, выходила замуж. Василий Кузьмич души не чаял в ней и был рад, что с ее замужеством все складывается так удачно. Он хорошо знал жениха, долговязого Толика Гонохова, их деревенского парня. И, уже несколько лет приглядываясь к нему, считал, что лучшего мужа для дочери трудно было бы найти. Но Лиде об этом никогда не говорил. И жене тоже не говорил. «Семейное дело хитрое. Посоветуешь, а потом чего не выйдет у них, не сложится — будешь всю жизнь себя попрекать», — рассуждал Василий Кузьмич.
Толик жил с матерью и двумя младшими сестрами. Отец лет десять назад погиб во время большого пожара на главной усадьбе опытного леспромхоза, в котором работал лесничим Василий Кузьмич. Погиб, пытаясь вывести из гаража трактор. Толику в то время было пятнадцать. Он ушел из школы и стал работать в колхозе — надо было помогать матери растить сестер. Учебу, впрочем, он не забросил совсем, а стал учиться в заочной школе. Как ухитрялся он справляться с работой, с хлопотами по дому да еще учиться? Василий Кузьмич понять не мог и только восхищался да ставил Толика в пример другим парням из леспромхоза.
Удивлял его Толик и еще одной своей чертой — бесконечной любовью к ребятишкам. Они так и вились вокруг него. Ходили к нему в поле, торчали в огороде, когда он копал гряды или окучивал кусты смородины. Он давал им походить за плугом, отвести лошадь в табун, отвечал на десятки самых разных вопросов, брал с собой на рыбалку. И самое главное — он мастерил для них луки из можжевельника, пулеметы с трещотками, самострелы, которые стреляли чуть ли не через всю деревню, из конца в конец.
Кое-кто, и Лидка тоже, сначала посмеивался над То- ликом — вечно он с младшими, будто не найти товарищей среди сверстников, но потом к этому так привыкли, что приходили к Толику искать управы на своих сорванцов. Даже школьные учителя видели в Толике своего союзника и часто говорили между собой о том, что из парня мог бы получиться прекрасный педагог. Но с Толи- ком на эту тему не заговаривали — считали, что ему не до учебы, семью надо тянуть. Каково же было их удивление, когда Толик, сдав экзамены за десятилетку, послал документы в областной пединститут. Одна из его сестер, Женя, Лидина подружка, к тому времени уже стала работать счетоводом в колхозе. Жить стало легче.
Василий Кузьмич пришел тогда к Гоноховым, прихватив бутылку водки, закуску, и долго сидел, обсуждал с Толиком жизненные проблемы.
— Уж раз ты решил, Анатолий, учиться — держись, — говорил Василий Кузьмич. — Держись и, как бы трудно ни было, не бросай. Мы тут матери подможем. И дров, как всегда, завезем. И на нашей лесопилке распилим… И еще что будет надо…
Толик смущенно улыбался. Лицо от нескольких рюмок у него зарделось. Густой русый чуб растрепался и придавал лицу какое-то совсем младенческое, доброе выражение.
— Я не брошу, Василий Кузьмич. Ну что вы… И матери помогать буду. И летом и на зимние каникулы… Зачем же я бросать-то буду? Ведь я давно мечтал учителем стать. Только чтобы обязательно у нас в деревне работать… У своих…
Василий Кузьмич теплел душой, дивился словам Толика: «Надо же, он уже давно все спланировал, надо же… А мы-то думали — тихоня». Сказал:
— Ты, Анатолий, учись, ни в чем не сомневайся. К твоему учительству мы здесь такую школу отгрохаем— будь здоров!..
— Вот хватил, Кузьмич, — сказала молчавшая до сих пор тетя Настя, мать Толика. — Эту-то школу отремонтировать не поможете, а тут — новую.
Василий Кузьмич устыдился немного своего бахвальства, но, словно решившись, вдруг сказал серьезно:
— Не сомневайся, мать. И ты, Анатолий, не сомневайся. Говорю: построим новую. Я уж давно думал, да все как-то не подступиться было. Много еще прорех в хозяйстве.
Вот тогда-то, во время этого разговора, и подумал он: «Эх, такого бы жениха моей Лидке!»
Но Лидка, по его наблюдениям, не обращала на Толика ровно никакого внимания, даже подшучивать перестала. Что же касается Толика, то он, судя по всему, казалось, вообще сторонился девчат.
И вот на тебе — завтра свадьба учителя Гонохова и лаборантки опытного леспромхоза Лидии Павловой…
Василий Кузьмич снова раскрыл глаза и вскочил с постели. Помахал руками, присел — делать настоящую зарядку он себя так и не приучил — и вышел во двор умываться.
Утро стояло тихое, прозрачное. Лишь в северной части неба громоздились одно на другое темные облака. На озере низко-низко, над самой водой, расстилался легкий туман. Слабый ветерок наносил крепкий настой цветущей черемухи.
Вода в умывальнике была ледяная. Василий Кузьмич поеживался, обдаваясь водой, потом долго растирался полотенцем, чувствуя, как расходится тепло по всему телу. Василий Кузьмич даже замурлыкал себе под нос свою любимую «Шагом, шагом, шагом братцы, шагом, по долинам, рощам и оврагам…» и пошел будить лесников. Предстояло еще обойти ближний участок, посмотреть, как прижились посаженные в прошлом году сосны…
Василий Кузьмич успел только добраться на лесопосадку, как прискакал лесник Харитон, оставшийся на кордоне кашеварить, и, хитро улыбаясь, сказал:
— Там, Василь Кузьмич, к тебе гостей понаехало, со всех волостей… Собирайся, мы тут справимся без тебя… Все в лучшем виде осмотрим и заприходуем.
— Каких еще гостей? — спросил Василий Кузьмич.
— Поедешь — узнаешь. Одно скажу — важные гости. Приехали, говорят, по делу ты им нужен. По серьезному, а по какому, мне не «Доложили…
Гостей было четверо. Они сидели на бревнах и о чем- то спорили. Рядом, прислоненные к бочке с водой, стояли велосипеды.
Василий Кузьмич слез с лошади, снял уздечку и седло, пустил лошадь на поляну. Потом не торопясь пошел к гостям.
Двоим паренькам исполнилось, наверное, лет по тринадцать— четырнадцать, двое были постарше, лет шестнадцати. Увидев, как подъехал Василий Кузьмич, они поднялись с бревен и пошли ему навстречу, одетые в защитного цвета форму, в пилотках, у каждого на руках нашивки. Василий Кузьмич обратил внимание, что шли они как-то уж больно торжественно. «Как на параде, — подумал он. — Наверное, попросят лекцию о лесе прочитать или принять на практику в лесничество…»
Каждое лето в лесничестве работали ребята из окрестных школ. Даже из области приезжали. Рассаживали саженцы, помогали чистить лес, собирали шишки. Василий Кузьмич всегда бывал рад приезду ребятишек. В лесу становилось весело, по вечерам даже на самых дальних кордонах звучали песни.
— Здравствуйте, ребята, вы ко мне? — спросил Василий Кузьмич, когда ребята подошли.
— Здравствуйте, товарищ Павлов, — очень четко и слаженно приветствовали его ребята хором.
Высокий темный паренек, с раскосыми глазами, с очень серьезным лицом, только было хотел что-то сказать, как из-за его спины выглянул совсем белесый разбитной парнишка и быстро спросил:
— Вы ведь товарищ Павлов? — Голос у него был совсем простуженный, хрипатый. И лет, наверное, поменьше, чем всем остальным.
— Не высовывайся, Гаврила! — дернул белобрысого за рукав другой паренек.
— Я хотел у вас об этом же спросить, — сказал серьезный. — Вы Павлов Василий Кузьмич?
— Павлов я, Павлов, ребята. Коль в гости пожаловали— прошу в дом. Там и поговорим. А то здесь вас комары заедят.
Он было повернул к дому, но серьезный дотронулся до его руки:
— Одну минуточку! Вы Павлов, Василий Кузьмич, восемнадцатого года рождения, уроженец деревни Лужки…
— В сорок первом году ушли добровольцем на фронт, — опять перебил его белобрысый Гаврила.
— Мы же договорились, Гаврила… — обернувшись к нему, укоризненно сказал серьезный.
— Не буду, Вова, не буду…
— В сорок первом году вам пришлось держать оборону недалеко от своих родных мест, под Заозерьем. Да?