Вот тогда у нас и заговорили:

— И зачем опыляли? Зря тратили деньги. Ведь все равно опыление не помогло, после опыления гусеницы оставались живыми. А сдох шелкопряд от мороза.

По этому поводу могу сказать следующее: после опыления гусенички действительно остались живы. Но не погибли они и от мороза. Я набрал замерзших червячков в папиросную коробку, и были они такие мерзлые, что потрясешь — стучат внутри, как орешки. Позже в теплой комнате оттаяли и, к моему удивлению, зашевелились. А сами еще молоденькие, ничтожненькие, не откормились.

После спада морозов они оттаяли и на деревьях тоже зашевелились, но листьев не грызли и умирали медленной смертью в холодную погоду, наступившую после заморозков.

Мне кажется, что этих живучих тварей погубила вся совокупность обрушившихся на них несчастий: опыление, заморозок, длительный холод. Трудно сказать, какое из несчастий оказалось наиболее тяжким и достаточно ли было какого-либо одного.

Во всяком случае, надо радоваться полной ликвидации вспышки. Это ли не радость?

За последние тридцать лет много раз мне приходила на ум паническая мысль об окончательной «гибели» того или иного лесного массива, а впоследствии мрачные прогнозы не оправдывались.

Неприятен бывает ремонт квартиры, в которой живешь, если некуда на время работы выселиться, если все происходит на твоих глазах. Даже простая побелка потолка приносит много огорчений. А если что-либо более серьезное и долгое, ну, например, когда пол перебирают, стену рубят или чинят штукатурку на потолке, так это уж совсем мука. Передвигаешь свое ложе с места на место, спишь, живешь, ешь посреди мусора да мела и отчаиваешься: «Да кончится ли когда-либо это безобразие?»

Но ремонт необходим. И знаешь, что после него станет лучше.

Так же вот и в подмосковных лесах. Засыхающие деревья, редины, пни — все это только мусор капитального ремонта, происходящего на наших глазах. Не может же лес существовать без смены поколений. Тут остается только терпеть и ждать. Но обидно, когда ремонт затягивается иной раз по вине администрации.

Как легко перелезть через изгородь!

В Измайлове внутри загороженного квартала человек шесть или семь затеяли игру в мяч среди свежих посадок лиственницы и липы. Подкидывают, ловят, отшибают. Мячик вылетает за пределы круга играющих, падает, ударяется в одну липку, подскакивает, задевает другую. Он же безглазый. За ним стремглав, не разбирая пути, кидаются игроки. Слышен шум веток, летят сорванные листья.

Ах, как нехорошо, молодые люди! В загороженные кварталы и входить-то нельзя, не то что играть в мяч. Отсюда пять минут ходьбы до речки Серебрянки, и там много открытых полян, удобных для игры.

Каждая молодая липка куда важнее стоящих рядом высоких старых берез с гнилью. Тем веку осталось пять лет, у молодых липок впереди целое столетие.

Если так обращаться с посадками, никаких финансов не хватит.

В Кусковском парке, не в том, свободном, без оград, что лежит за прудом и где люди привыкли чувствовать себя чересчур вольно, а в так называемом регулярном парке, расположенном на территории музея, обнесенном железными решетками, посаженном по типу Версальского, украшенном скульптурами и цветочными клумбами и требующем от посетителей строгой подтянутости, поставлено много диванов с удобными сиденьями и спинками, на которых так хорошо отдыхать. Но публика желает свободно пользоваться всеми благами природы и ложится рядом с диванами на одеяла.

И очень много ломают веток, везут в Москву охапками.

В начале лета привлекает свежий запах черемухи, березы и липы. Осенью обдирают больше кленовник из-за красоты покрасневших листьев. И всякий раз так обращаются с молодняком.

Не с лестницами же ходят в лес, не лазят на кроны высоких взрослых деревьев. Нет, дерут то, что легко достать рукой.

Существует обычай — под Новый год приносить домой срубленную елку, украшать ее и устраивать около нее праздничные церемонии. Обычай хороший. Но боже ж мой, сколько срубается елового молодняка. Я не знаю в точности, как это отражается на состоянии подмосковных лесов, но около Архангельска, которому полагалось бы стоять кругом в лесах, не сыщешь теперь на тридцать километров ни одной молодой елочки — остались голые топкие болота.

В Измайлове видел я однажды, как интеллигентная супружеская пара разорила муравейник, добывая муравьиные «яйца» на корм комнатной птичке в клетке. А ведь муравьи — старательные защитники леса от всяких шелкопрядов.

Постоял я, посмотрел, спросил, какой породы держат птичку, и не решился обругать: бородатый и очкастый супруг похож на академика, а супруга — вылитая народная артистка СССР.

Вот такая нерешительность, нежелание портить себе и людям настроение и мешает искоренить непорядки. Как часто мы проходим мимо, стараясь не замечать!

И еще лесные пожары. Знаете ли вы, что самыми пожароопасными районами в нашей стране являются окрестности больших городов? Я имею материалы по Москве, Ленинграду и Риге, но думаю, что около других городов творится то же самое. Начинаются лесные пожары всегда по воскресеньям, когда массы горожан устремляются отдыхать на лоно природы.

На первом чемпионском месте по числу загораний стоит лесопарковый пояс города Москвы. Здесь в засушливое лето 1964 года зарегистрировано 400 пожаров — плотность, неслыханная ни в каких других местах: шесть пожаров на каждую тысячу гектаров.

Пожары, правда, невелики. Они обычно прекращаются на ранней стадии, не переходят в верховые. В 1964 году низовым беглым огнем пройдено 74 гектара. Надо отдать справедливость, управление московских лесопарков мобилизует на выходные дни все силы, да еще горком комсомола выделяет дружины по сто человек.

Дальше от Москвы пожаров меньше, но более чем достаточно. В лесах Московской области в том же засушливом 1964 году зарегистрировано 1756 случаев загораний, попортивших 1550 гектаров.

Причина пожаров всегда одни — костры. В тайге путники разводят огонь, чтобы вскипятить чай, сварить пищу. У отдыхающих в подмосковных лесах такой надобности нет. Около кострищ валяются опустошенные консервные банки и разбитые бутылки. Они свидетельствуют о том, что отдыхающие обильно снабжены напитками и едой. Костры зажигаются просто по привычке. С этим надо кончать.

Лес существует для человека. Он и ценен-то потому только, что приносит людям пользу. Недопустимо навешивать на него замок, пусть пользуются.

Но пользоваться можно по-разному.

Где сила, которая смогла бы держать отдыхающих в рамках разумной дисциплины? Лесная охрана? Милиция? Да где же им уследить? Эта сила — мы сами. Нельзя взваливать все на администрацию, стыдно просить: «Последите за нами, мы за себя не ручаемся!» Сами мы должны за собой следить, не распускаться и не позволять соседу делать, чего не положено.

В 1966 году ЦК ВЛКСМ вынес решение «О работе комсомольских организаций по улучшению охраны и восстановления лесов». Практика подскажет в дальнейшем конкретные формы совместной работы комсомольских и лесохозяйственных организаций во всех лесах страны. А пока ясно одно: пригородные леса получат надежную защиту.

Значение зеленых зон, окружающих города, огромно. Обычно зеленая защитная зона является также местом отдыха. Но поставить знак равенства между ними нельзя: не вся зеленая зона используется для отдыха. И не только в каких-либо отдаленных и бездорожных местах, а совсем рядом с Москвой.

На перегоне между станциями Ромашково и Раздоры Усовской ветки поезд бежит через роскошный лес. Он манит к себе, когда вы глядите из вагона электрички. Уж очень свеж, красив и густ великолепный сосняк с дубом и березой в нижнем ярусе. Вы толкаете локтем своего спутника, киваете головой в окно и говорите: