Я вопросительно взглянул на нее. Милли кивком выразила мне разрешение повидать хозяйку.

— Идите прямо наверх, Марк, — сказала она.

Я поднялся по лестнице, постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. Миссис Оливер в состоянии, близком к помешательству, шагала взад и вперед по комнате, бормоча что-то себе под нос. Она окинула меня отсутствующим взглядом, продолжая ходить.

— Почему, — вопрошала миссис Оливер, ни к кому не обращаясь, — почему этот дурак не сказал сразу, что он видел какаду? Почему? Но если он скажет, то погиб весь сюжет. Как же выкрутиться?

Она застонала и схватилась за голову. Затем, вдруг увидев меня, проговорила:

— Привет, Марк. Я схожу с ума.

И снова принялась жаловаться вслух.

— А тут еще эта Моника. Такая дура. Наверно, имя не то. Нэнси? Или, может, Джоан? Всех всегда зовут Джоан. Или Энн. Сьюзан? Уже была. Лючиа? Пожалуй, так и назовем. Лючиа. Рыжая. Толстый свитер. Черные чулки…

Миссис Оливер глубоко вздохнула и проговорила!

— Я рада, что это вы.

— Спасибо.

— А то мог бы прийти невесть кто. Какая-нибудь дуреха — просить меня участвовать в благотворительном базаре, или же страховой агент — застраховать Милли, а она не желает. Или кто-нибудь брать интервью. А я никогда не знаю, что отвечать. Хотя все это, в общем, ерунда, и вот я с ума схожу из-за моего какаду.

— Не получается? — спросил я сочувственно. — Может, мне лучше уйти?

— Не уходите. Вы хоть немного меня отвлекли.

Я покорно воспринял этот сомнительный комплимент.

— Хотите сигарету?

— Спасибо, у меня есть. Курите. Хотя нет, вы ведь не курите.

— И не пью, — отвечала миссис Оливер. — А жаль. Все американские сыщики пьют. И, кажется, это помогает им сразу же расправляться с любыми трудностями. Знаете, Марк, по-моему, в жизни убийца никогда не может замести следы.

— Ерунда. Вы сколько раз сочиняли книги про убийства?

— По крайней мере пятьдесят пять раз. Сочинить убийство легко, трудно придумать, как его скрыть. И чего это мне стоит, — мрачно продолжала миссис Оливер. — Говорите что угодно, а ведь нельзя проверить, будто пять или шесть человек могут оказаться возле места преступления, когда А. убивают, и у всех у них есть основание для убийства.

— Я понимаю, как вам трудно — сказал я, — но раз вы справлялись пятьдесят пять раз, справитесь и теперь.

— Вот и я это говорю, но сама не верю. Мученье какое-то.

Она снова схватилась за голову и стала дергать прядку волос надо лбом.

— Перестаньте, — воскликнул я. — Вы ее, того гляди, вырвете с корнем.

— Ерунда, — заявила миссис Оливер. — Не так-то это просто. Вот когда я болела корью в четырнадцать лет и у меня была очень высокая температура, тогда они у меня лезли клочьями — все волосы надо лбом выпали. Так было обидно. И целых шесть месяцев прошло, пока снова отросли. Для девочки это просто ужас. Я вчера об этом вспоминала, когда была в больнице у Мэри Делафонтейн. У нее сейчас так же волосы лезут, как и у меня тогда. Мэри говорит, ей придется носить накладку, когда поправится. В шестьдесят лет уже так легко не отрастают.

— Я на днях видел, как одна девушка вырывала волосы у другой прямо с корнем, — сказал я.

— Где это вы такое видели?

— В одном кафе в Челси.

— Ах, Челси. Ну, там, наверное, всякое может случиться. Битники, и битлы, и разбитое поколение, и все такое. Я про них не пишу, боюсь перепутать названия. Уж лучше писать о том, что знаешь. Спокойнее. И все-таки пригласили бы меня разок в какой-нибудь бар в Челси, я бы там набралась новых впечатлений, — мечтательно сказала миссис Оливер.

— Когда прикажете. Может, сегодня?

— Нет, сегодня ничего не выйдет. Мне надо писать. Скажите, Марк, как по-вашему, можно убивать на расстоянии?

— Что значит на расстоянии? Нажать кнопку и послать смертоносный радиоактивный луч?

— Нет, я не о научной фантастике. Я о черной магии.

— Восковая фигурка — и булавку в сердце?

— Восковые фигурки теперь не в моде, — презрительно заметила миссис Оливер. — Но ведь случаются всякие странные вещи — в Африке, в Вест-Индии туземцы насылают друг на друга смерть, в общем, вы знаете, о чем я говорю.

Я ответил, что сейчас многое пытаются объяснить силой внушения.

Миссис Оливер негодующе фыркнула.

— Пусть кто-нибудь попробует мне внушить, будто я обречена сейчас же лечь и умереть — я им назло не умру.

Я рассмеялся.

— У нас в крови западный скепсис, который вырабатывался веками.

— А вы, значит, этому верите?

— Странные у вас мысли сегодня. Новый шедевр будет об убийстве силой внушения?

— О нет. Что-нибудь привычное, вроде мышьяка, мне больше подходит. Но ведь вы пришли не для того, чтобы разговаривать о моих книжках.

— По правде говоря — не для этого. Просто моя двоюродная сестра Роуда Деспард устраивает благотворительный праздник и…

— Ни за что! — отрезала миссис Оливер.

— Да ведь немного и требуется: сидеть в палатке и надписывать свои книги, по пять шиллингов за автограф.

— Ну, это бы еще ничего, — с сомнением произнесла миссис Оливер. — А мне не придется открывать праздник? Или говорить всякие глупости? И надевать шляпу?

Я заверил: ничего этого ей делать не придется.

— И всего-то займет у вас час или два, — уговаривал я. — А потом сразу начнется крикет, хотя нет, время года неподходящее. Ну, игры для детей, наверное. Или маскарад с призом за лучший костюм…

Миссис Оливер прервала меня, закричав.

— Конечно! Вот то, что надо! Мяч для крикета! Как хорошо, что вы пришли, Марк. Вы — замечательный. А теперь быстренько уходите. Прямо сейчас же!

Миссис Джерати открыла дверь и грозно спросила:

— Ну, чего тебе нужно?

На пороге стоял мальчик — обыкновенный мальчишка, каких много. Он громко сопел, видно, у него был. насморк.

— Священник здесь живет?

— Тебе отец Горман нужен?

— Меня за ним послали, — отвечал паренек.

— А кому это он понадобился, и зачем?

— В доме двадцать три. На Бетналл-стрит. Там какая-то женщина помирает. Вот меня миссис Коппинз и послала. За католическим священником. Другие не годятся.

Миссис Джерати велела мальчику подождать, и через несколько минут появился старик-священник с маленьким кожаным саквояжем в руке.

— Я — отец Горман, — сказал он. — Бетналл-стрит? Это возле сортировочной станции?

— Ага. Совсем рядом.

Они зашагали по улице.

— Ты говоришь, миссис Коппинз? Так ее зовут?

— Она — хозяйка дома. Комнаты сдает. А помирает жиличка. Дэвис, что ли, ее фамилия.

— Дэвис? Нет, не припомню.

— Да она из ваших будет. Кот-личка. Пастора, говорит, мне не зовите.

Священник кивнул. Они быстро дошли до Бетналл-стрит. Мальчик показал высокий мрачный дом в ряду таких же высоких и мрачных домов.

— Вот он.

— А ты не пойдешь со мной?

— Да я не здесь живу. Просто миссис Коппинз дала мне шиллинг, чтоб я за вами сбегал.

— Понятно. Как тебя зовут?

— Майк Поттер.

— Спасибо, Майк.

— Пожалуйста, — ответил Майк и пошел прочь от дома.

Дверь дома № 23 отворилась, и миссис Коппинз, высокая краснощекая женщина, пригласила священника войти.

— Пожалуйста, пожалуйста. Она совсем плоха. Ее бы надо в больницу, я уж звонила, звонила, да разве они когда приедут вовремя. У моей сестры муж ногу сломал, так шесть часов ждал, пока приехали. А еще здравоохранение называется. Денежки берут, а когда понадобится — ищи-свищи их.

Она вела священника вверх по узким ступенькам.

— Что с ней?

— Да гриппом болеет. И вроде ей уже лучше было. Рано вышла. В общем, приходит она вчера вечером — краше в гроб кладут. Легла. Есть ничего не стала. Доктора, говорит, не нужно. А нынче утром гляжу — ее лихорадка бьет. На легкие перекинулось.

— Воспаление легких?

Миссис Коппинз кивнула. Она открыла дверь, пропустила отца Гормана в комнату и, сказав: «Вот к вам священник пришел. Уж теперь-то все будет хорошо», — удалилась.