Джейн всегда вела скромный образ жизни. О ней можно было бы сказать так, как обычно писали в отчетах скандальной хроники: «Она была смышленой и веселой девушкой, приятелей-мужчин не имела», и так далее. Но теперь вдруг оказалось, приятели-мужчины так и крутятся возле нее. В этом не было больше сомнений. По лицу Жана Дюпона, облокотившегося на стол и смотревшего на Джейн, чувствовалось: он делает это не просто из-за вежливости. Ему нравилось сидеть рядом с Джейн. Более того, он был в восторге.

А Джейн с некоторым недоверием думала: «Ведь он француз. А все говорят, если имеешь дело с французом, то смотри в оба».

— Значит, вы все еще в Англии? — сказала Джейн и мысленно выругала себя за такой неумный вопрос.

— Да. Отец читал лекции в Эдинбурге, а кроме того, мы некоторое время провели у своих друзей. Но теперь, то есть завтра, мы возвращаемся во Францию.

— Понимаю.

— А что, полиция еще никого не арестовала? — полюбопытствовал Жан Дюпон.

— Нет. В последние дни в газетах вообще ничего не появлялось об этом деле. Может быть, они просто отказались от поисков?

Жан Дюпон покачал головой.

— Нет, нет. Они не откажутся. Просто делают свое дело втихомолку, чтобы никого не спугнуть.

— Не говорите так, — сказала Джейн с некоторой тревогой в голосе. — Все это очень неприятно.

— Да, приятного мало, когда рядом с тобой совершается убийство. Кстати, я ведь сидел ближе к той даме, чем вы. Совсем рядом. Иногда мне даже страшно об этом думать.

— А кто, по-вашему, ее убил? — спросила Джейн. — Я все время раздумываю над этим.

Жан Дюпон пожал плечами.

— Это сделал не я. Уж слишком она была безобразной.

— А я полагаю, легче убить безобразную старуху, чем молодую красивую женщину.

— Вот уж совсем напротив, молодую красивую женщину легче убить. Вы ее любите, она вам нравится, но к вам она плохо относится, мучает вас, вы ревнуете, вы просто сходите с ума от ревности. «Хорошо, — говорите вы, — я ее убью, и это даст мне моральное удовлетворение».

— А это и вправду дает удовлетворение?

— Не знаю, мадемуазель, не знаю. Никогда не пробовал, — он засмеялся и покачал головой, — А такую безобразную, как Жизель… Кому только взбрело в голову убить ее?

— Ну, это если посмотреть на дело с одной стороны, — сказала Джейн и нахмурилась. — И все же как-то даже страшно думать, что и она была когда-то молодой и красивой.

— Да, я вас понимаю, — ответил он и вдруг тоже нахмурился. — Одна из жизненных трагедий заключается в том, что женщины, увы, стареют.

— Странно, как вы много думаете о женщинах и их внешнем виде, — сказала Джейн.

— Ничего нет странного. Это самый животрепещущий вопрос. А вам он кажется странным, потому что вы — англичанка. Англичанин прежде всего думает о своей работе, затем о спорте и уже только потом о жене. Да, да, это действительно так. Я вот вам расскажу один случай. В маленькой гостинице в Сирии жил один англичанин. У него заболела жена, а ему нужно было к какому-то определенному дню попасть в Ирак. Вы не поверите, он бросил жену и уехал, лишь бы только оказаться «на службе» вовремя. Супруги сочли это в порядке вещей.

— Не знаю, — сказала Джейн. — Я тоже считаю, что работа должна быть всегда на первом месте.

— Но почему? Вот видите, и вы тоже придерживаетесь такой же точки зрения. Но когда человек работает, он зарабатывает деньги. А зачем нужны деньги? Чтобы тратить их ради женщин. Значит, второе более важно, чем первое.

Джейн засмеялась.

— Да, я вас поняла, — сказала она. — Но я бы не захотела оказаться такой женщиной, ради которой мужчина должен зарабатывать деньги.

— Нет, мадемуазель, что вы? К вам это никак не относится.

Джейн вспыхнула, услышав в тоне молодого человека порывистую горячность.

— Я до этого бывал в Англии всего лишь раз, — продолжал Жан Дюпон. — И мне было очень интересно посидеть на суде присяжных — ведь вы так это называете? — и понаблюдать за тремя молодыми, очаровательными женщинами, так не похожими друг на друга.

— А что вы о нас подумали? — спросила Джейн.

— Эта леди Хорбери… О, я знаю женщин такого типа. Очень экзотична, очень и очень экстравагантна. Таких можно часто встретить за карточным столом. Мягкие черты лица, напряженное выражение глаз. И все же, всем известно, что с ней будет лет, скажем, через пятнадцать. Она живет ради сенсации, она играет роскошную роль и, может быть, принимает наркотики. Да, она интересная женщина!

— А мисс Керр?

— О, это — англичанка до мозга костей. Она из тех, кому на Ривьере каждый лавочник откроет кредит. А ведь наши лавочники видят людей насквозь. Туалеты ее прекрасны, но они больше смахивают на мужские. О, она в этих делах не тщеславна, она просто англичанка. Она знает, из какого округа Англии тот или иной человек. Да, это правда. Однажды в Египте я слышал, как подобная дама рассуждала: «Что? Она из этого округа? Это в Йоркшире? Ах, в Шропшире…»

Он копировал искусно, протяжно произносил некоторые звуки, подражая благовоспитанному человеку.

— Ну, а теперь — я, — сказала Джейн.

— А теперь вы. Я сказал себе: «Как хорошо, как замечательно было бы, если бы я смог когда-нибудь встретить ее еще раз». И вот я сижу рядом с вами. Боги иногда бывают очень милостивы.

— Вы ведь археолог? — спросила Джейн. — Вы занимаетесь раскопками?

С большим интересом слушала она, как Жан Дюпон рассказывал о своей работе.

— Вы посетили так много стран. Так много всего повидали. Это так восхитительно. Я никогда никуда не поеду и ничего не увижу.

— А вы хотите этого? Поехать куда-нибудь за границу, увидеть самые отдаленные уголки земли? Но запомните, там вам не удастся завивать ваши волосы.

— А они вьются сами по себе, — сказала со смехом Джейн.

Она взглянула на часы и поспешно расплатилась с официантом.

— Мадемуазель, — сказал Жан Дюпон смущенно,— не знаю, могу ли я… Я уже говорил, что возвращаюсь во Францию завтра. А сегодня вечером не захотели бы вы поужинать вместе со мной?

— Простите, не могу. Я уже дала согласие на вечер.

— Ах, очень, очень жаль. А скоро ли вы снова приедете в Париж?

— Не знаю. Может быть, никогда.

— Я вот тоже не знаю, когда снова буду в Лондоне. Печально, не правда ли?

Он встал.

— Надеюсь снова встретиться с вами, очень надеюсь, — сказал он, задержав руку Джейн в своей.

В конце дня, когда Джейн уже заканчивала свою работу в салоне Антуана, Норман Гейл принимал пациентку.

— Еще минутку терпения… Скажите, если будет больно.

Опытной рукой он работал с бормашиной.

— Ну, вот и все… Мисс Роуз!

Ассистентка мгновенно появилась рядом с ним и стала размешивать на стеклянной пластинке белый порошок.

Норман Гейл закончил пломбировать зуб.

— Ну, давайте подумаем, когда вам удобнее прийти, чтобы закончить с остальными зубами. Лучше всего во вторник на следующей неделе. Вас устраивает этот день?

Пациентка, прополоскав несколько раз рот, пустилась в длинное объяснение. Очень жаль, но она должна уехать, поэтому во вторник прийти не сможет. Да, она, конечно, сообщит, когда вернется домой.

И она поспешно вышла из кабинета.

— Ну, вот, — сказал Гейл, — на сегодня, кажется, все.

— Звонила леди Хиггинсон, — сообщила мисс Роуз, — она не сможет прийти на прием на следующей неделе. Нет, она не назвала удобного для нее времени. Еще звонил полковник Блант. Он тоже не сможет быть во вторник.

Норман Гейл кивнул. Лицо у него стало мрачным. Каждый день одно и то же. Пациенты звонят и отказываются от приема. Причины самые разнообразные: отъезд по делам, вылет за границу, простуда.

Но дело было, конечно, не в этих отговорках. Истинную причину отказа Норман только что безошибочно прочел в глазах своей последней пациентки, едва притронулся к бормашине.

«О, господи, — было написано в ее испуганном взгляде, — он ведь действительно был в том самолете, где так зверски убили женщину. Странно. То и дело слышишь, как люди сходят с ума и идут на самые безрассудные преступления. И кто знает, не одержим ли этот зубной врач манией убийства. На вид они все — вполне нормальные люди. Я слышала, так все говорят… И все же мне кажется, что в его глазах всегда был какой-то странный блеск…»