— Это очень странно.

— Странно? Да это просто клевета!

Пуаро задумчиво посмотрел на него.

— Да, — сказал он, — тогда придется заняться этим всерьез.

— Что вы имеете в виду? На что это вы намекаете?

— Не надо так волноваться. Возможно, произошла ошибка.

— Наверняка. А вы хотите хитростью поймать меня. Заставить признаться, будто я имел дела с этой модной великосветской ростовщицей? Ну, уж нет, куда мне! Там совсем другая клиентура — дамы из высшего общества, наделавшие долги за карточными столами.

Пуаро встал.

— Я должен извиниться за то, что расстроил вас ложной информацией, — сказал он, направляясь к выходу. — Кстати, ради любопытства, почему это вы назвали доктора Брайанта доктором Хаббардом?

— Будь я проклят, если знаю, почему!.. Хотя, подождите-ка… Мне кажется, это ассоциация с флейтой. Знаете, есть такие детские стишки: «Собачка старой матушки Хаббард…» Когда она вернулась в комнату, собачка играла на флейте. Иногда диву даешься, как все странно преломляется.

— Ах, да, флейта… Понимаете, вот такие вещи очень интересуют меня с психологической точки зрения.

Мистер Райдер засмеялся, услышав о психологии. Он всегда считал психологию самым глупейшим занятием.

Пуаро показался ему подозрительным.

Графиня Хорбери, крепко сжав губы, сидела перед туалетным столиком в своей шикарной спальне в доме номер 315 по Гросвенор-сквер. На щеках ее сквозь солидный слой румян выступили совсем не подобающие ее лицу красные пятна.

В четвертый раз она перечитывала это письмо.

«Графине Хорбери. Относительно покойной мадам Жизель.

Уважаемая миссис Хорбери!

В моих руках находятся некоторые документы, принадлежавшие ранее покойной леди. Если вас или мистера Раймонда Барраклуфа они заинтересуют, я буду счастлив заехать к вам и обсудить связанные с этим вопросы. Или, может быть, вам будет угодно, чтобы я обратился с этим делом непосредственно к вашему мужу?

С уважением Джон Робинсон».

Как глупо снова и снова перечитывать одно и то же! Как будто слова могут изменить свой смысл!

Она схватила конверт, вернее, два конверта, на одном из которых стояло «лично», а на другом — «совершенно секретно».

— Лично и совершенно секретно! Ах, негодяй! Какой негодяй!

«А эта лживая француженка еще клялась, что продумала все меры предосторожности, чтобы оградить клиентов от возможных неприятностей в случае своей внезапной кончины!

Черт бы ее побрал! Ну что за проклятая жизнь!

О, господи, мои нервы начинают сдавать! Это несправедливо! Как это все несправедливо!»

Дрожащей рукой она потянулась к бутылочке с золотой пробкой.

— Это меня успокоит, поможет собраться с силами…

Она поднесла бутылочку к носу, понюхала. Ну, вот!

Теперь она может думать! Так что же предпринять? Конечно, встретиться с этим человеком. Хотя где же достать деньги? Может быть, занять у этого ловкого спекулянта с Карлос-стрит?

Да об этом можно подумать и потом, еще есть время. Сейчас нужно увидеться с этим негодяем, выяснить, что он знает.

Она подошла к письменному столу и написала размашистым неровным почерком:

«Графиня Хорбери свидетельствует свое уважение мистеру Джону Робинсону и сможет встретиться с ним завтра в одиннадцать часов утра в своем доме».

— В таком виде я подойду? — спросил Норман, краснея под пристальным взглядом Пуаро.

— Называйте вещи своими именами, — сказал Пуаро. — Какую роль и в какой комедии вы играете?

Норман покраснел еще больше.

— Вы ведь говорили, что можно немного изменить свою внешность, — чуть слышно пробормотал он.

Пуаро вздохнул, взял молодого человека за руку и подвел к зеркалу.

— Да, действительно, я советовал вам подумать о своей внешности, — сказал он. — Но разве я предлагал вам наряжаться Дедом Морозом для забавы детей. Допустим, борода ваша не белая, а черная, как у разбойника с большой дороги. Но ведь это же дешевка, друг мой. И как она приклеена? Тошно смотреть. А брови? Уж нет ли у вас мании к фальшивым волосам? И от вас несет за версту клеем! Если вы думаете обмануть кого-то, приклеив к зубу кусочек пластыря, то вы ошибаетесь. Нет, друг мой, здесь этот номер у вас не пройдет. Решительно не пройдет.

— В свое время я довольно много играл в любительских спектаклях, — сказал Норман Гейл, не теряя мужества.

— Просто не могу этому поверить! Во всяком случае, я думаю, грим вам накладывал кто-нибудь другой, а не вы сами. А сейчас даже в темноте ваша внешность вызовет подозрение. А уж на Гросвенор-сквер, да еще утром…

Пуаро закончил свою мысль, красноречиво пожав плечами.

— Нет, мой друг, — сказал он. — Вы ведь шантажист, а не комедиант, я хочу, чтобы ее милость испугалась вас, а не умерла от смеха. Я вижу, мои слова вам не нравятся. Сожалею, но это такой момент, когда хороша только правда. Вот, возьмите… — Он дал ему в руки какие-то пузырьки. — Идите в ванную и кончайте с этой комедией.

Совершенно подавленный, Норман Гейл повиновался. Когда он через четверть часа вернулся из ванной, лицо у него было кирпичного цвета. Пуаро посмотрел на него и одобрительно кивнул головой.

— Прекрасно. Фарс окончен. Теперь начинается серьезное дело. Я могу разрешить вам иметь небольшие усы. Только уж позвольте мне самому их вам приклеить. А теперь нужно по-другому зачесать волосы, вот таким образом. Достаточно. И, наконец, давайте проверим, хорошо ли вы знаете свою роль.

Он внимательно выслушал Нормана и снова качнул головой.

— Хорошо! Ну, что же? Счастливого вам пути!

— Я искренне стремлюсь к этому, хотя вернее всего нарвусь там на разъяренного мужа и пару полицейских.

Пуаро постарался успокоить его.

— Не волнуйтесь. Все будет так, как мы задумали.

— Вам-то хорошо говорить! — проворчал Норман.

В подавленном настроении отправился он выполнять свою миссию, чувствуя к ней полное отвращение.

На Гросвенор-сквер его провели в небольшую комнату на втором этаже. Ждать ему пришлось недолго, вскоре вошла леди Хорбери.

Норман решил взять себя в руки. Он не должен ни в коем случае показать себя новичком в этом деле.

— Мистер Робинсон? — спросила Сесилия.

— К вашим услугам, — ответил Норман и поклонился.

«Черт бы меня побрал. Разговариваю словно продавец в магазине, — с отвращением подумал он. — А все этот проклятый страх».

— Я получила ваше письмо, — сказала Сесилия.

Норман уже справился со своим волнением.

«А ведь этот старый плут полагал, будто я не справлюсь», — подумал он и мысленно усмехнулся.

— Правильно, — сказал Норман резко. — Ну, и как же, леди Хорбери?

— Я не понимаю, что именно вы имеете в виду.

— О, так ли это? И нужно ли нам входить в подробности? Все знают, как приятно провести, ну, скажем, уик-энд у моря. Вот только мужья редко с этим соглашаются Я думаю, вы, леди Хорбери, прекрасно знаете, из чего составляются улики. А эта самая Жизель была необыкновенной женщиной! У нее всегда был товар под рукой. Разговоры о том, что происходило в отеле и тому подобные вещи, были для нее первоклассной находкой. Ну, а теперь давайте решим, кому эти сведения нужны больше, вам или лорду Хорбери? Вот в чем вопрос.

Ее трясла мелкая дрожь.

— Я продаю их, — сказал Норман. — Хотите ли выкупить?

Голос у него звучал настойчиво, он все больше входил в роль мистера Робинсона, целиком отдаваясь этой игре.

— Каким образом все это попало вам в руки?

— Оставьте, леди Хорбери, это ведь не имеет к делу никакого отношения. Они у меня, и это главное.

— Я вам не верю. Покажите!

— О, нет. — Норман покачал головой, хитро и злобно взглянув на нее. — Я с собой ничего не взял. Не такой уж я новичок. Если мы договоримся, тогда другое дело. Я вам выложу все еще до того, как вы вручите мне деньги. Все будет честно и в полном порядке.

— А… сколько?