Строю такое предложение явно понравилось, и его откомментировали сдержанным смешком.

– Не, нельзя в печень, – понемногу начал приводить дыхание в порядок Михайлов, согнувшись в три погибели. – Но майор орал, чтобы как можно быстрее. Я дословно и передал.

– Передаст вы, батенька, – сплюнул в изрытый десятками ног песок. – Вертайся в зад, гонец наш сизокрылый, и передай, раз так у тебя отлично получается, что старший сержант Урусов сейчас будет. Минут через дцать. Или раньше.

И, обернувшись к строю, неожиданно заорал:

– Защитный костюм одеть! Газы! – и вдогонку, не предусмотренное никакими уставами: – Бегом, бандерлоги, фосген ждать не будет!

Взвод, предусмотрительно отшагнув друг от друга на пару шагов, отработанно зашуршал резиной ОЗК, чуть слышно матеря Урусова, Пчелинцева и прочих изобретателей средневековых пыток.

– Все слышу! Кто речь фильтровать не будет – на трешку сейчас побежит. Ускоряемся!

Зам. командира взвода одобрительно наблюдал за бойцами. А ведь молодцы, что и говорить. Второй месяц службы у половины, а особо уже не выделяются. И относительно укладываются в нормативы. Но побегать все равно придется. Потом. Ибо свята память о капитане Вергелесе, не к ночи помянутому. И о богами забытом Оршанце. Который пограничная учебка.

– Я к комбату. Соловьев за меня. Москвич, понял?

– Хртф! – хрюкнул сквозь мембраны противогаза один из бойцов с правого фланга. Одетые по «4б» солдаты были похожи, как близнецы, отличаясь друг от друга разве что ростом. Ну и некоторыми мелочами типа разнобоя шпеньков на ОЗК, различия беретов и всего остального, так заметного опытному взгляду старого сверхсрочника.

– Взвод, отбой! – скомандовал Урусов. – Саш, как отдышатся – еще разок прогони.

Командир второго отделения содрал противогаз, с видимым наслаждением вдохнул свежего воздуха, не воняющего резиной. Вытер рукавом пот с лица.

– Тык точно, старшой. Усе будет в норме.

Урусов кивнул и порысил в батальон. Дружеские отношения с комбатом, затащившим тебя в бригаду, замечательно. Но, если Пчелинцев требует срочно, не стоит слишком затягивать.

*

– Здравия! – толкнул дверь комбатовского кабинета Урусов.

– И тебе не хворать, морда махновская, – оторвался от кучи бумаг майор Пчелинцев и встал во весь рост, в очередной раз чуть не смахнув плечом книжную полку, чем опять вызвал у Андрея приступ комплекса неполноценности. Ну не мог сержант представить себе, как такие люди из мамки вылезать умудряются. Человек-гора, блин.

Урусов пожал протянутую ладонь.

– Как оно? – снова уронил себя на жалобно скрипнувший стул комбат.

– Лучше всех. Слоны «химию» отрабатывают. Соловей за старшего.

– Справляется?

– Куда он на фиг денется с подводной лодки, особливо если форточку закрыть. Справляется. Даже не верится, что из Москвы.

– Ну, чего у тебя не отнять, так это чутья на людей.

– Отставить словоблудие, товарищ майор. – Урусов присел на продавленное кресло, стоящее в углу. – Зачем вызывал так срочно? И вообще, мировая наука давно мобилки выдумала.

– Мобилки выдумала ему наука мировая. И британские ученые. А ты звонить давно пробовал? – ответил майор, откинувшись на спинку. – Думаешь, начальство глупее тебя?

– Вообще-то думаю, – согласился с командиром Андрей. Но за телефоном в карман куртки полез.

– Готишно-то как… – сказал Урусов через пару минут борьбы с иностранной техникой. – У всех?

– Ага. Часа три уже. С самого утра, получается. Если не раньше. Куда дозвониться – проще докричаться. Дальняя связь еще пашет, а сотовая – в режиме мозаики. А до кучи – Интернет сдох по всей части, и по «дуроскопу» только местное показывают. А на жидов кто-то что-то уронил большое и громкое.

– А…

– Вот тебе и ага. Округ тоже молчит. Так что на сегодня свободен. Хватай «шестьдесят шестого» с водилой и рви в Новосиб. Влада дома?

– Ну да. И Димка что-то приболел. Решили дома оставить, ну их в пень, те ясли.

– Вообще чудесно. Грузи апельсины бочками, и возвращайтесь. К Аньке моей тоже заскочи, предупреди. Пусть собирается, пока ты туда-сюда. А на обратке заберешь. С меня пузырь. Кунг большой, все поместятся. Потом – в городок. Ко мне, на служебную. Я на стрельбы после обеда. Все понял?

– Как иначе, Шмель. Только одного не пойму – так серьезно все? – отбросив остатки субординации, спросил Урусов.

– Седьмой, я две войны прошел. – Майор неожиданно поменялся в лице, став похожим на статую. – От и до. Мне не веришь, поверь жопной чуйке. Пусть бабы лучше под боком пересидят. Надежнее будет.

Таджикистан, Фанские горы, подъем на пер. Чимтарга

Олег Юринов

Новички в горах – сплошная головная боль. Ничего не знают, ничего не умеют, но все время ищут приключений на собственную задницу. И находят. Регулярно и постоянно. Бедный же руководитель вынужден из этой задницы их вытаскивать, а потом еще и последствия нейтрализовывать. Хуже только «значки». Эти уже отсидели смену в лагере, сходили на одну простейшую вершину. И теперь всерьез думают, что стали крутыми альпинистами. Нет, не крутыми. Крутейшими! А знаний у них… с одной вершины, то есть как у новичков! У нас даже поговорка есть: «Самый страшный зверь в горах – «значок»: все знает, ничего не умеет».

«Перворазники» немного лучше – гонору меньше. Они, конечно, разные. Самые приличные – те, которых сам к походу готовил. Это просто приятный вариант. Самых одиозных выгнал, остальных подучил, потренировал, по лесам и скалам погонял на полигонах родного края. Знаниями напичкал, навыки минимальные вдолбил. А главное – изучил немного, знаешь, что от кого ожидать.

Увы, с платными группами такое не проходит. Кого дали – того и веди.

Из с неба упавших самые лучшие – школьники. К дисциплине они привычные. Школа муштрует не хуже армии, слушаться старших обучены, знания впитывают как губка, а излишнюю живость и подвижность прекрасно нейтрализуют килограммы рюкзака и восемь ходовых часов в день. Если еще достались не маменькины сынки, а трудные подростки, которые умеют вкалывать не хуже взрослых, так вообще песня. Единственное – надо постараться привести обратно столько же детей, сколько увел. Не меньше и, главное, не больше! Впрочем, походы по девять месяцев не длятся.

Со студентами сложнее. Они почти поголовно редкостные раздолбаи. Из тисков школы вырвались, армейских избежали и, почувствовав свободу, закусили удила и летят по жизни, не разбирая дороги. Мозги отключены на отдых, дисбаланс жидкостей в организме огромный. И моча в голову постоянно бьет, и кровь в заднице непрерывно играет. В общем, руки и ноги бегут впереди головы, а та бестолково болтается на плечах и используется исключительно для приема пищи. И чтобы шапку носить вместо каски.

Но хуже всего – народ под сорок и старше. Они уже взрослые люди. У них жизненный опыт. Большой и серьезный. Они в жизни все видели. Из окна своего офиса, на экране телевизора и мониторе компьютера. Они умеют ходить. В лакированных туфлях по асфальту, от подъезда до машины или автобусной остановки. Они знают, что и когда делать. Если под рукой сотовый, и любую проблему можно быстренько решить набором подходящего двухзначного номера (01, 02, 03 – нужное подчеркнуть). И они категорически не желают подчиняться мальчишке, на десяток-полтора лет младше их самих, будь он хоть сто раз мастер спорта и инструктор.

Вот только булыжнику, выбравшему конкретную черепушку своей целью, абсолютно все равно, какой у этой черепушки жизненный опыт, а важно исключительно ее местонахождение и не снял ли не в меру умный владелец каску именно в этот момент времени. Можно не сомневаться, снял. Потому как ремешок мешает, а этот сопляк-руководитель несет полную чушь, никакие камни сверху падать не могут – ни разу не видел!

А тут мне Руфина Григорьевна подкинула совсем страшный вариант. Четыре мужика именно этого возраста, да еще объединенные в слаженную команду с явно выраженным лидером. И единственная надежда – девочка восемнадцати лет. Хоть и явная дочь полка, но по крайней мере должна поддержать меня в технических вопросах.