— Я ничего не знаю, — сказал Марко.
— Ну что ж, придется тебе просидеть в уютном погребе неопределенно долгое время, прежде чем тебя найдут, — совершенно невозмутимо продолжал бородатый. — Ты помнишь тех крестьян, что приходили к твоему отцу за два дня до вашего отъезда?
— Я ничего не знаю, — повторил Марко.
— Когда узнают, что в доме никто не живет и сюда не придут убедиться в этом факте, ты, наверное, так ослабеешь, что не сможешь позвать на помощь. Вы поехали из Вены в Будапешт и оставались там около трех месяцев? — продолжал допрашивать инквизитор.
— Я ничего не знаю, — отвечал Марко.
— Но тебя очень жалко отправлять в погреб, — заметила прекрасная особа, — ты мне нравишься. Не ходи туда.
— Я ничего не знаю, — опять сказал Марко, но его глаза, столь похожие на глаза Лористана, так на нее посмотрели, что она смутилась.
— Не думаю, что с тобой когда-нибудь плохо обращались, когда-нибудь били, тебе будет тяжело сидеть в темном душном погребе. Не ходи туда!
Марко снова промолчал, но посмотрел на нее так гордо, словно юноша из благородной семьи.
Он знал, что бородатый действительно исполнит свою угрозу, что кричать оттуда, из погреба, будет бесполезно. Если они уедут, то неизвестно, сколько пройдет дней, прежде чем соседние жители убедятся, что дом пуст. А в промежутке ни отец, ни Лазарь, ни Рэт не будут иметь ни малейшей возможности выяснить, где он находится. И он будет сидеть в одиночестве в темном, мрачном подвале. Марко понятия не имел, что ему делать, но он знал, что молчать необходимо.
— Там темно, ни зги не видно. Ты можешь горло надорвать крича, никто тебя не услышит. Так приходили к твоему отцу в полночь, в Вене, какие-то люди?
— Я ничего не знаю.
— Он ничего не скажет, — подала голос прекрасная особа, — и мне жаль этого мальчика.
— Но он сможет кое-что рассказать, посидев несколько часов в темном подвале, — ответил человек с бородой, — пойдем со мной.
Он положил мощную руку Марко на плечо и толкнул его впереди себя. Марко не сопротивлялся. Он помнил, что говорил отец об игре, которая внезапно перестает быть игрой. Да, теперь игра была окончена, но он гордился тем, что совсем не чувствует страха.
Его повели по холлу в конец дома и вниз по каменным ступенькам в подвал. Затем он прошел по узкому, слабо освещенному коридору к слегка приотворенной двери. Его спутник открыл ее пошире, и Марко увидел винный погреб, где стояла такая кромешная мгла, что только едва виднелись полки, расположенные у самого входа. Да, это была мрачная, темная нора, все, как говорил мужчина. Его враг втолкнул его в погреб, и он оказался посреди непроглядной, как черный бархат, тьмы. Его тюремщик запер за собой дверь.
— Крестьяне, которые приходили к твоему отцу в Москве, говорили по-самавийски? Это были высокие, сильные люди. Ты их помнишь? — спросил он из-за двери.
— Я ничего не знаю, — был прежний ответ.
— Ты молодой идиот, — ответил голос. — Отец сильно встревожится, когда ты не вернешься домой. Я, если смогу, еще навещу тебя через пару часов, но я получил тревожные новости, так что, возможно, нам придется спешно уехать и у меня может не хватить времени, чтобы навестить тебя еще разок.
Марко молча прислонился к стене. Несколько секунд стояла тишина, затем он услышал звук удаляющихся шагов.
Когда он затих, воцарилась абсолютная тишина, и Марко тяжело вздохнул. Как бы ни невероятно это могло показаться, но он испытал почти облегчение. В водовороте чувств и мыслей, которые нахлынули на него там, наверху, когда он вдруг оказался лицом к лицу с необычной, неожиданной ситуацией, было трудно разобраться. Он с трудом верил в то, что видел и слышал. Всего за несколько минут его новая знакомая из приятной, милой женщины, исполненной к нему чувства благодарности, вдруг превратилась в хитрое, лукавое существо, чья любовь к Самавии не что иное, как заговор, направленный против его отца.
Что замышляют эта женщина и ее сообщник и что могли бы они сделать, если бы получили сведения, которые старались силой выведать у него?
И Марко гордо выпрямился. Не об этом, однако, надо сейчас думать в первую очередь.
Одна из интереснейших вещей, о которых они беседовали с отцом, была сила мысли, и Марко с любопытством слушал восточные предания, которые рассказывал отец, о волшебной, магической ее мощи, которая может творить чудеса. Лорис-тан, путешествуя по миру, посетил и далекие восточные страны и видел, и узнал многое, что могло показаться невероятным. Лористан подолгу беседовал с людьми, которые верили, что если они чего-нибудь сильно пожелают, то ясная, высокая, целеустремленная мысль может способствовать осуществлению желания.
Лористан сам верил и с детства внушал Марко, что он, сильный мальчик, с густыми черными волосами, облегавшими голову плотно, как шапочка, в поношенной, заплатанной одежде, тоже обладает этой чудесной, магической силой. У него тоже есть своя волшебная палочка — его собственная высокая целеустремленная мысль. И такие волшебники, когда их постигнет неудача или несчастье, всегда говорят себе: «О чем надо подумать в первую очередь?» И вот почему Марко сразу же задал себе этот вопрос, стоя в непроглядном, черном бархате мрака.
Несколько минут он молчал, чтобы реально оценить создавшееся положение.
— Я не боюсь, — вслух сказал он, — и не стану бояться. Так или иначе, но я отсюда выберусь. — Вот в этой мысли он и постарался утвердиться: ему не страшно, и каким-нибудь образом он обязательно выберется из погреба.
Он повторил это несколько раз и немного успокоился.
— Когда у меня глаза привыкнут к темноте, я внимательно осмотрюсь, не мерцает ли где-нибудь свет, — вот что он сказал себе потом.
Марко терпеливо ждал некоторое время, но нигде не увидел ни малейшего проблеска. Он пошарил руками по стене, к которой прислонился. Здесь как будто полок не было. Возможно, подвал использовался не только для хранения вин, и если это так, значит, где-то должна быть вентиляция. Воздух
был не спертый, но ведь дверь некоторое время стояла приотворенной.
— Нет, я не боюсь, — повторил он, — и не стану бояться. Так или иначе, но я отсюда уйду.
Об отце, который сейчас ждет его возвращения, он себе думать не позволял. Марко знал, что мысли об отце только взволнуют его и подорвут его мужество. Осторожно, ощупью, он стал продвигаться вдоль стены. Она была довольно длинная. Значит, подвал сам по себе не так уж мал. Он осторожно обошел его весь, держась за стену, и затем пересек от одной стены к противоположной, вытянув перед собой руки и опасливо, шаг за шагом, преодолевая расстояние. А затем Марко сел на каменный пол и снова задумался, а думал он о том, что должен же найтись выход отсюда, и он должен, так или иначе, его отыскать, и это будет довольно скоро, и он снова окажется на улице.
Пока он раздумывал, случилось нечто, заставившее его вздрогнуть. Ему показалось, что его нечто коснулось. Он вскочил, хотя касание было настолько легким и мягким, что даже не было похоже на прикосновение, и он решил, что ему показалось. Стоя, он снова прислонился спиной к стене.
Может быть, то, что он теперь несколько изменил положение, а может быть, глаза у него, наконец, совсем привыкли к темноте, но, повернув голову, чтобы прислушаться получше, он сделал открытие. Над дверью черный бархат тьмы был не так черен, как в прочих местах. Казалось, что там есть какая-то щель, но, так как дверь выходила в темный коридор, это была, конечно, не полоска света, а просто менее темное место, чем остальные. Однако это уже лучше, чем ничего, и Марко снова сделал глубокий вдох.
— Это лишь начало. Я скоро найду возможность выбраться отсюда. Я найду.
Он вспомнил рассказ о человеке, который застрял в подземном тоннеле и пережил такие ужасы, прежде чем был освобожден, что ему казалось, будто он провел в тоннеле двое суток, а на самом деле он пробыл там всего несколько часов.