— А вот и я! — воскликнула она. На ней была черная норковая шубка, которую Малькольм подарил жене в свое последнее Рождество. Мех сбился и потускнел, когда Хэлли прошла мимо, Мария почувствовала запах нафталина.

— Ты замечательно выглядишь! — сказала Нэлл, вставая, чтобы поцеловать ее.

— Спасибо, дорогуша. Вчера я ее достала, чтобы надеть в театр, — Хэлли произнесла «теа-а-атр», — а сегодня подумала, зачем прятать ее обратно?

Все, даже Софи, улыбнулись и обменялись озорными взглядами; ни для кого не было тайной, что вчера Хэлли побывала на свидании.

— Может, расскажешь нам о нем? — попросила Мария.

— Это мистер Портер, — ответила Хэлли, выпрямив спину. Она поправила волосы, свернутые в тугой узел на затылке. — Вы знаете мистера Портера — он раньше работал в банке.

— Ты называешь его «мистер»? — поинтересовалась Софи.

— Я называю его Джулиан, — отрезала Хэлли. — Но мы с ним только друзья. Его жена скончалась три года назад, и он все еще в трауре. В глубоком трауре. Думаю, во мне он нашел сочувственного слушателя. Мы часами говорим о Малькольме и Элизабет. Мы оба — старые развалины.

— Техника соблазнения из дамских романов, — прошептала Софи на ухо Марии, из чего та сделала вывод, что приступ ревности — или что там это было — прошел.

— Я его помню, по банку, — сказала Нелл. — Очень эффектный мужчина — правильно? Всегда в красивом костюме, а из кармана торчит шелковый платочек.

— Да, это он, — согласилась Хэлли; торжествующая улыбка выдавала ее с головой.

— Ну что, Гордон, как там твой магазин? — спросил Питер, всегда начинавший нервничать, когда доходило до семейных сплетен. Он предпочитал говорить о бейсболе, политике, событиях в мире — вещах более глобальных и менее личных. Мария с трудом подавила желание протянуть руку и взлохматить его аккуратно приглаженные волосы.

— Сам знаешь, стоит только набить полки краской оттенка «зеленый сафари», от которого все с ума сходили в прошлом сезоне, «Дом и сад» или еще какой-нибудь чертов журнал объявляет, что ставни и наличники должны быть серовато-синими. Знаешь, сколько заказов на серо-синюю краску я получил на этой неделе? Причем пропорция должна быть точной, и синяя краска совершенно определенного тона — ну и конечно, она у нас кончилась.

— А покупатели ведь не будут дожидаться, пока ты закажешь еще, — заметила Софи.

— Само собой не будут, — сказал Гордон. — Они отправляются прямиком в магазин Маньяно, в Вестерли. В прошлую субботу я видел, как трое моих покупателей заходили туда. Я говорю о старых клиентах, у которых в моем магазине открыты счета. Да, постоянство в наше время — редкая штука.

— Твой отец умер бы от расстройства, узнай он, что Кларки отовариваются у Маньяно, — заметила Софи.

— Поэтому я и стараюсь не подпускать родителей к магазину, — ответил Гордон.

— А ты, выходит, дежурил у дверей конкурентов? — спросил Питер, зачерпывая с блюдца горсть орехов. Мария улыбнулась. Промышленный шпионаж: Гордон прячется на переднем сиденье их семейного автомобиля, натянув шапку чуть ли не до глаз, и следит за тем, как его клиенты входят в магазин Маньяно с пустыми руками, а выходят с коричневыми бумажными пакетиками, наполненными шурупами и болтами.

— Да, приходится держать руку на пульсе, — произнес Гордон; голос его прозвучал серьезно, поэтому никто не нашелся, что ответить.

— Мария, приготовишь заправку для салата? — спросила Софи, поворачиваясь к длинному кухонному столу.

— Ту, с секретными травками? — поинтересовался Саймон.

— Конечно, — отозвалась Мария. У Саймона были те же каштановые волосы и длинные ноги, что и у его отца. Наверняка через пару лет он догонит Гордона по росту. Опережая Марию, мальчик бросился собирать на кухонном столе зеленую стеклянную миску, мутовку, уксус, настоянный на эстрагоне, и свежее оливковое масло в бутылочке, по форме напоминающей обелиск.

— Какой ты у нас помощник, — сказала Софи, отойдя назад и глядя на сына. По сдержанному тону сестры Мария поняла, что ответа она не ждет.

Мария нарочито повернулась спиной ко всем остальным, чтобы Саймон считал, будто секрет заправки она доверяет только ему. Положила в миску нужные ингредиенты: горчицу в порошке и горчичные зерна, несколько веточек тимьяна, росшего у Софи в ящике под окном, ложку жирных сливок, потом взбила все это вместе с маслом и уксусом. Остальные члены семьи беседовали у нее за спиной, и Мария на мгновение почувствовала себя школьницей, приехавшей домой на каникулы. София приоткрыла духовку и вилкой на длинной ручке проверила, готов ли цыпленок; поток горячего воздуха ударил по коленям Марии.

— Готово, — сообщила Софи. — Саймон, отойди, горячо.

Стегаными рукавицами-прихватками — одна в форме лобстера, другая в форме акулы — она вытащила из духовки оранжевую эмалированную утятницу и поставила ее на пробковую подставку. Наклонившись, чтобы вдохнуть запах цыпленка, Мария почувствовала, как Софи ухватила ее за шею.

— Я кусачая акула! — воскликнула она, смыкая челюсти рукавицы-акулы на шее сестры, потом поцеловала Марию в щеку.

— Я накрою на стол, мамочка, — сказала Фло.

— В столовой, Фло, хорошо? — ответила Софи.

— Папе надо есть поменьше соли, от соли у него лицо становится красным, — таинственным шепотом сообщил Марии Саймон.

— Думаю, всем нам надо есть поменьше соли, — сказала Мария, обожавшая маринованные огурчики, соленые орешки и крендельки. Но вряд ли стоило сообщать племянникам о своей любви к вредной еде.

Именно ее так не хватало в Перу. Они с Альдо питались картошкой, печеными яблоками, баклажанами и кусками странного мяса, жаренного в жире.

К столу подошла Нелл, держа на руках Энди.

— Давайте я помогу, — предложила она. Поскольку это был семейный ужин, все, кроме Питера, приехавшего прямо с работы, и Хэлли, всегда носившей платья, были в джинсах и свитерах.

— Отдохни лучше, — предложила Софи, усаживая ее за кухонный стул. — Когда Фло и Саймон были в этом возрасте, я использовала любой предлог, чтобы посидеть. А еще лучше — полежать.

— Спасибо, — поблагодарила Нелл. — Каждый раз, когда я его поднимаю, он весит на фунт больше — совершенно точно.

Гордон подошел к столу, обнял Софи за плечи и зачерпнул из утятницы ложку соуса.

— Мама, сколько у нас будет вилок? — донесся голос Фло из столовой.

— Подожди минутку, — отозвалась Софи. — Пойду помогу ей, — сказала она Гордону. Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его в подбородок. Мария не могла не заметить блеск в глазах сестры и короткий взгляд, который она бросила, чтобы убедиться, что Мария видела этот поцелуй.

— Надо же, шестилетняя девочка спрашивает, сколько вилок потребуется для ужина, — заметила Мария. — В ее возрасте я считала, что класть нож лезвием к ложке неправильно — лезвие должно смотреть наружу, для защиты.

Гордон хихикнул, снова зачерпывая ложкой соус. Мария оглядела кухню. Питер и Хэлли обсуждали пьесу Брехта, которую та посмотрела, Нелл пыталась привлечь внимание Энди к пуговицам на своей рубашке. Мария наклонилась к Гордону и тихо, чтобы не услышали остальные, произнесла:

— Я очень сочувствую вам. Из-за ребенка.

— Какого ребенка? — спросил он.

— Вашего. Которого Софи потеряла, — сказала Мария.

Гордон опустил ложку и, холодно глядя Марии прямо в глаза, сказал:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Вечер, начинавшийся столь приятно, превратился для Марии в настоящий кошмар. Привычные действия — ужин, беседа, передвижения по комнатам в доме Софи — разворачивались словно в замедленной съемке. Мария слышала, как Питер и Хэлли обсуждают квалификацию Бена Твайнинга, нового судьи, смотрела, как Саймон попытался наколоть на вилку маринованную луковку и она отскочила на другой конец стола. Софи и Нелл накладывали еду, наливали вино, ходили на кухню за хлебом и маслом. Мария ела, изредка роняя слова. Она была словно в кошмарном сне: знакомые вещи казались ей пугающими, и давило предчувствие страшного финала.