Дарующий Жизнь ковырнул лапой камень в стене пещеры, тот с грохотом упал и раздавил Отца. И тут же Отец вылез из под камня, но это уже не Отец, а он, старший брат.

Старший оскалился, волосы у него на шее встали дыбом. Да!

Стоит ему шевельнуть камень… Дарующий спит неспокойно — проснется сразу, и бросится на того, кто впереди — на Отца! И тогда настанет час старшего — он будет Отцом, и все матери достанутся ему.

Все произошло быстро, как во сне. Отец, должно быть, уже стоял у добычи. Старший скребнул ногтями по влажной стене, посыпались камешки… Сопение зверя, тяжелые шаги, страшный крик Отца, глухой удар… Младшие бросились наутек, и старший готов был бежать за ними, но в последний момент метнулся вперед и, нащупав липкую шершавую кость, с добычей помчался к выходу.

Через мгновение он уже продирался сквозь колючий кустарник, жмурясь от ослепительного солнечного света. Потом он бежал вдоль берега, не в силах сдержать торжествующий рев, и размахивал лошадиной ногой, как будто отгонял шакала от медвежьих объедков.

Он уже видел впереди, на вершине обрывистого склона, нависшего над рекой, головы притаившихся матерей — они, конечно, заметили, что старший возвращается с добычей, и слюнки у них так и капали… Но кроме голода, в их глазах был еще и страх. Старший перестал орать и чуть замедлил бег. Ему было неприятно это выражение на лицах женщин. Он подумал:

— Вот из пещеры Дарующего Жизнь выскочил мертвый Отец, догнал его тремя огромными прыжками, схватил за руку и тащит, тащит обратно в пещеру… А вырваться невозможно, не хватает сил…

О, горе! Конечно, теперь дух мертвого Отца — самый сильный дух, какой только может быть в мире, — будет тянуть старшего и всю Семью туда, где его, Отца только что предательски оставили.

Старший похолодел, челюсть его отвисла как у мертвеца. Но ему все же пришлось взять себя в руки — матери смотрели на него сверху, и два младших брата, два лютых врага, были еще живы.

Желтая глина высохла после дождя, и ноги не скользили. Тропа постепенно поднималась по уступам крутого склона. Там наверху находилась терраса с пещерами, в самой большой из которых обитала Семья. Жилище людей было трудно найти — пещеры окружал густой кустарник, росший и на склонах речного откоса, и вдоль тропы до самого логова Дарующего Жизнь.

Старший бежал, не глядя под ноги — он прекрасно помнил каждый куст и камень вокруг. Впереди мелькали спины бегущих младших братьев, они мчались все быстрее, подгоняемые ужасом перед зверем и пещерой духов. Внезапно один из них упал и, глухо вскрикнув, покатился вниз. Его товарищ успел заметить маленькую песчаную змейку, стремительно скользнувшую под камень; его лицо исказилось от ужаса…

Отец гонится за братьями. Они мчатся изо всех сил, но Отец все ближе, ближе, вот он догоняет бегущего позади младшего брата и проглатывает его… Погоня продолжается.

Младший лежал на спине у самой воды и стонал; его товарищ спустился следом и присел на корточки рядом с ним. Старший догнал братьев и с победным криком бросился наверх к пещере. Теперь никто не помешает ему получить первый кусок!

Младший пытался спасти умирающего брата, зубами и ногтями выдирая клочья мяса из того места на его ноге, где виднелись оставленные змеей смертельные отметины, две крохотные круглые ранки. Но несчастному уже ничто не могло помочь. Мышцы его на мгновение напряглись, лицо посинело, глаза закатились, он дернулся и замер. Брат вздрогнул при виде розовых выпученных белков его глаз и в ужасе отшатнулся от мертвого. Размазывая по лицу кровь, он бросился к пещере. Кто-то из них — он или старший — сейчас должен был стать Отцом.

Войдя в пещеру, старший бросил добычу и зарычал, ухмыляясь. Матери смотрели на него с покорностью. Они понимали, что Отец не вернется, и терпеливо ожидали, пока их новый хозяин начнет делить мясо. Возможно, среди этих женщин была и родная мать старшего, впрочем, за давностью лет никто из них таких подробностей не помнил. Дети — их было не меньше десятка, от малышей, едва начавших ходить, до семи-восьмилетних подростков — молчаливо жались к спинам матерей, и только самые маленькие тихонько скулили от голода.

Но взгляд старшего был прикован к одному-единственному человеку в пещере. Это был новый член Семьи. Его вид был чем-то настолько неприятен старшему, что тот на мгновение даже забыл о добыче и своем долгожданном первом куске. Он подошел к матери, бережно прижимавшей к себе крохотный попискивающий комочек. Она разрешилась от бремени совсем недавно, но уже, видимо, совершенно забыла все пережитые неприятности. Она успела перегрызть пуповину и теперь осторожно вылизывала ребенка. Малыш не случайно привлек внимание старшего. Он был необыкновенно велик для новорожденного, с непропорционально большой головой и, что самое удивительное, глаза у него были не темно-карие, как у всех людей, а серые, с чуть заметной голубизной. Не заморыш и не урод, которого следовало бы сразу же бросить Дарующему Жизнь, но, несомненно, очень странный и нескладный ребенок.

Едва старший взглянул на новорожденного, страх охватил его с новой силой…

Из пещеры Дарующего вырываются потоки воды, и из пены выныривает раздавленная голова Отца. Отец открывает глаза — глаза серого цвета!

Может, кто и сомневался в этом, но только не старший. Необычный ребенок, родившийся в день смерти Отца, конечно же, принял в себя дух погибшего. Теперь, пока жив этот мальчишка, старшему не будет покоя.

Глядя на старшего, нельзя было не заметить на его лице выражения сильнейшего неудовольствия и беспокойства. Но никто из матерей не знал, чем так рассержен брат, а младшая мать только крепче прижала к себе новорожденного.

Вернувшись к добыче, старший присел и взял кость левой рукой. Правой он подобрал с земли грубо обработанный кусок кремня с заостренным краем, ухватил его короткими неловкими пальцами за круглый конец и принялся отдирать от кости самый аппетитный кусок бурого мяса. Семья, затаив дыхание, следила за его движениями: первым начиная трапезу, старший утверждал свое право стать Отцом. И в этот роковой миг в пещеру, задыхаясь, вбежал младший. Он знал: если брат станет Отцом, то его самого ждет смерть, изгнание, или, в лучшем случае, он будет так искалечен, что до конца жизни не взглянет на женщину. Впрочем, злобный нрав брата не позволял надеяться на такую милость. На мгновение он замер за спиной старшего, приоткрыв окровавленные губы, потом метнулся вперед и молниеносным движением вырвал добычу из рук соперника. Тот вскочил и бросился на брата. С рычанием и визгом они покатились по каменному полу. Каждый пытался достать зубами до горла противника; они изодрали друг другу ногтями спины и изгрызли плечи так, что кровь струями хлестала из ран. Дети вопили от страха, прижимаясь к матерям; женщины, словно окаменев, смотрели на дерущихся и не смели пошевелиться.

Младший, оказавшись наверху, сумел несколько раз с силой ударить брата головой о камень. У того помутилось в глазах, и он готов был прекратить борьбу и поплыть по длинной темной реке в неведомый мир, как вдруг его рука наткнулась на острый край оброненного им каменного рубила. Собрав последние силы, он обрушил смертоносное орудие на голову младшего брата. Кость хрустнула, острие глубоко вошло в затылок, и тут же глаза старшего залило горячей кровью, хлынувшей из носа и рта побежденного врага.

Уже теряя сознание, Отец вздрогнул и сжался в комок, когда в наступившей тишине протяжно и жутко завыл сероглазый ребенок.

Отец не любил Сероглазого. В первый год еще можно было надеяться, что сын умрет, как это часто случалось с другими детьми в Семье. Но Сероглазый рос здоровым мальчиком и даже выделялся среди братьев и сестер ростом и крепким сложением.