Нужно было сделать это месяцы назад, тогда ему не пришлось бы беспокоиться о ней день и ночь. Страшно представить все то, что могло навредить человеку. Раньше он даже не задумывался над этим, потому что ему было откровенно плевать.

Для него люди – вещи для разового использования, которые легко заменяются. Они в тот или иной момент умирали, и это неизбежно. Можно просто сидеть и наблюдать за тем, как неисчисляемое количество поколений сметаются с лица земли только для того, чтобы на их место пришли другие.

Ефраим ничего не мог с этим сделать, поэтому никогда не беспокоился особо. Единственный раз, когда он вступился и помог, тогда случилась поразительная несправедливость.

Во время Гражданской войны в Америке он путешествовал в качестве корабельного кока в Бостон вплоть до1863 года. После войны задержался в Бостоне и впервые взялся за охрану общественного порядка.

Когда не мог оставаться дольше, то вернулся домой и стал работать в Скотланд-Ярде до того небольшого инцидента в ноябре 1888 года.

Тогда он прокололся по-крупному. Ефраиму следовало арестовать преступника, а не опустошать, но что же ему полагалось делать, черт побери, тот был весь покрыт кровью? Это оказалось ошибкой, огромной ошибкой: идти на работу, предварительно не поев.

Его отправили в Уайтчепел присматривать за девушками. Подразумевалось, что он перекусит перед сменой, но благодаря этому пресловутому засранцу, все работницы не решались идти в темноту с мужчиной.

Поэтому, когда маленький говнюк, которого он искал, буквально натолкнулся на него, что ему оставалось? Ефраим осушил его и скинул тело в общую могилу. Собственная несдержанность стала слишком большим разочарованием, и он бросил притворяться человеком.

И с того дня отсиживался в пристанищах вампиров, пытаясь найти смысл жизни. Искал что-то или кого-то. Если бы он только знал, что человек, которого так ждал, родится в следующем веке, то многое сделал бы по-другому.

Ефраим проходил одну войну за другой, колесил по свету в поисках того, чего не хватало в его жизни. После второй мировой войны он оказался на обратном пути в Штаты, где и пребывал с тех пор, снимая комнаты в пансионах по всей стране.

Тогда это была не совсем жизнь, как он теперь понимал. Многие вещи теперь воспринимались по-другому, и причина ему известна.

Медисон.

Она могла бы быть с ним и дальше вместе с детьми. Они могли бы наслаждаться жизнью и путешествовать по миру. Они могли бы изменить мир к лучшему вместе с Защитниками. Он мог бы быть счастлив. Они могли бы быть счастливы. Он был глупцом, что ждал так долго.

Сейчас не только его счастье имело значение, но на кону стояла жизнь Медисон. Она находилась в огромной опасности и не только из-за родов. Керолайн была мстительной стервой, не только коллекционером.

Вампирша не смирилась с отказом много лет назад, а его очевидная привязанность к Медисон подкинула дров в огонь. Она не остановится, пока Медисон и его сын не окажутся в ее власти.

Ефраим не мог этого позволить. Медисон была самым лучшим в этом мире. Она заслужила долгую счастливую жизнь. И не будет расплачиваться за его ошибки или одна страдать за их любовь. Ему нужно все исправить.

Медисон может возненавидеть его за содеянное, и он не станет ее винить. Существует большая вероятность того, что она никогда больше с ним не заговорит снова. Это чертовски больно, но, по крайней мере, она будет в безопасности.

Жива и здорова. Единственное, что имеет значение. Она сможет жить дальше и найдет другого мужчину, станет счастливой и исполнит все свои заветные желания. Ему будет больно каждую секунду, но он смирится ради ее счастья.

Он слишком любил ее, чтобы этого не сделать. Однажды она поймет. Поймет, что он сделал это не только для нее, но и для их ребенка.

Она будет нужна их сыну, а он не мог себе даже представить лучшую мать, чем Медисон. Выбора нет, решил он; поднес свое запястье ко рту и вонзил клыки.

Мягкие губы коснулись губ Медисон. Она открыла глаза и улыбнулась. Ефраим стоял перед ней на коленях, полуголый и исцеленный. Неплохой способ пробуждения, подумала она. Он откинул голову и посмотрел в ее глаза. Он выглядел серьезным, слишком серьезным.

– Детка, что не так? – спросила Медисон, сев на диване.

– Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? – нежно проговорил он.

– Да, – она провела пальцами по его щеке. – Я тоже тебя люблю, – наконец, вымолвила она те самые слова. Медисон ожидала, что Ефраим заключит ее в объятия и будет заниматься любовью до утра, но он лишь сухо кивнул.

– Ты ведь знаешь, что я никогда специально не причиню тебе вреда и не подвергну тебя опасности?

Он чувствовал вину за ее похищение, она должна была бы знать.

– Ефраим, все хорошо. Мы в порядке. – Она взяла его руку и прижала к своему животу. – Мы все в порядке.

Он нежно погладил ее еще пока плоский живот и произнес:

– Медисон, мне придется кое-что сделать с тобой. Мне нужно, чтобы ты поняла, я давно собирался это сделать. Я обязан был это совершить задолго до того, как случилось похищение. Если бы не тянул время, ты не пострадала бы. Понимаешь, о чем я говорю?

Она не понимала.

– Нет, ты о чем, Ефраим?

– Можешь возненавидеть меня после, хочу, чтобы ты знала, это нормально, главное, чтобы ты и наш сын были в порядке. Просто пойми это, пожалуйста, – он захлебывался словами.

– Сын?

Ее глаза наполнились слезами, она подарила ему свою самую нежную улыбку и наклонилась для поцелуя, но он отвернулся.

– Медисон, пожалуйста, не усложняй мое положение еще больше. Я и так попаду в ад после того, что сделаю.

До нее начало понемногу доходить в чем дело.

– Ты уходишь от меня? Думаешь, если останешься, Керолайн будет меня преследовать, поэтому хочешь уйти?

– Нет, детка, я никогда тебя не покину. Помимо всего прочего, если я от тебя уйду, то освобожу ей дорогу. Керолайн придет за тобой, у меня нет ни малейшего сомнения. Сейчас она одержима более, чем когда-либо.

Она накрыла его руку своей.

– Ну что ж, мы что-нибудь придумаем. Мы придумаем это вместе.

Ефраим встретил ее взгляд. Его потрясающие ярко-синие глаза потемнели до огненно-красного, к которому она привыкла во время их занятий любовью.

– Я уже придумал. Несколько месяцев назад. – Поцеловал ее в нос. – Помни, я люблю тебя, Медисон. Люблю тебя настолько, что готов рискнуть потерять тебя.

– Ефраим…

– Шшш, самое главное, чтобы ты и ребенок были в безопасности.

Медисон не заметила, как он левой рукой взял ее левую руку, и даже когда он предплечьем надавил на ее грудь.

Она забеспокоилась только, когда он прижал ее к спинке дивана, не давая двигаться.

– Ефраим, что ты делаешь? – потребовала она.

Выражение его лица было наполнено болью.

– Мне так жаль, детка. Я никогда не собирался делать это таким способом, но теперь у меня нет выбора. Прости.

Происходило что-то очень неправильное. Медисон попыталась шевельнуться, но он не уступил ей ни сантиметра.

Пока не поднял правую руку, которую до того момента держал сбоку, и она поняла, что должно случиться что-то очень плохое. Кровь после укуса потоками лилась вниз по руке.

– Прости, – повторил он снова и поднес руку к ее рту.

– Нет, Ефраим, пожалуйста, нет! – закричала она, но он твердо держал руку. – Детка, пожалуйста, твоя кровь убивает людей! Пожалуйста, остановись! Ефраим, нет!

– С тобой все будет хорошо, клянусь, – тихо шептал он. Медисон начала от него отбиваться, пинаться и толкаться, но он был непоколебим, словно скала, и не поддавался под ее напором.

Она открыла рот, чтобы закричать в последний раз, и Ефраим, воспользовавшись моментом, прижал свое запястье к ее губам. Она попыталась закрыть рот, но его запястье оставалось на месте.

Сладко-соленая жидкость полилась ей в рот. Медисон закрыла глаза, стараясь не глотать. Ее нос был открыт, поэтому она могла свободно дышать.