Он вытащил из ее рта скользкие пальцы, дотянулся до ее соска и пощипывал его до тех пор, пока он не стал болезненно твердым. Саванна выгнулась, чувствуя, как внизу живота и под ее пальцами нарастает давление и разливается жар, как она сжимается вокруг его эрекции, что продолжала, подрагивая, скользко двигаться внутри нее.

– Ашер, я уже скоро, – задыхаясь, вымолвила она. – Я почти…

Он вышел из нее почти полностью. Замер у входа и, прижав ее к своей груди, прошептал:

– Я влюбляюсь в тебя, Саванна.

А потом втолкнулся в нее сильно и быстро, и так глубоко, как только смог. Она вскрикнула. Тело ее взорвалось, а от сладости его слов перехватило дыхание. Ее внутренние мышцы стиснули спазмом его мощную, твердую длину, крепко обхватывая его, затягивая его глубже, когда они вместе испытали оргазм – кульминация была настолько сильной, настолько полной, что была похожа на смерть и возрождение в объятьях друг друга.

Дрожа всем телом в углу автобуса, Саванна заново переживала каждый совершенный момент, и ее глаза увлажнились, когда она вновь, точно наяву, услышала его слова. Я влюбляюсь в тебя, Саванна.

Ибо по опыту предыдущих своих романов, из которых несколько были довольно серьезными, она знала, что стадия «я люблю тебя» всегда причиняла ей дискомфорт. Эти слова всегда казались вынужденными или надуманными, словно их обязательно следовало произнести в определенный момент в отношениях. И они никогда не казались ей настоящими или сокровенными. До сегодняшнего утра. Она услышала это в его голосе, ощутила в его прикосновениях, увидела в его глазах, когда он ласкал взглядом ее лицо… и поняла: это правда. Ашер Ли на самом деле в нее влюблялся.

И она впервые в жизни испугалась этих слов, потому что они впервые были сказаны не просто так, не для галочки, и на них невозможно было ответить в духе «ага, спасибо, я тоже тебя люблю». Но пусть Саванна, в отличие от Ашера, на нашла в себе смелости сделать такое признание, она испытывала те же самые чувства. Она тоже в него влюблялась. До сих пор любовь случалась в ее жизни всего один раз и потому была совершенно неизвестной для нее территорией.

Ее сердце забилось, сильно ударяясь о ребра.

Саванне не нравилась неизвестность.

И все же, пока она со слезами в глазах смотрела в окно, ей открылось, что она не ощутила неловкости из-за признания Ашера. Она поняла, что в ее жизни нет практически ничего важнее его. Она хотела, чтобы он любил ее. Она желала его – его тело, его разум и сердце. Но она не знала, как получить все это и удержать, как совместить его с другими своими желаниями.

Она заставила себя вернуться к размышлениям над следующей частью статьи, который ей предстояло написать и отправить Макнабу. Отключилась от окружающего ее пения и болтовни и прислушалась к словам, звучащим у нее в голове. Я влюбляюсь в тебя. Ее журналистская жилка требовала поставить их заголовком, а ниже со вкусом расписать, как они пришли к этим словам. Это было ровно то, что хотелось Макнабу. Самый сок любовной истории. Душещипательный момент, на котором в глазах у читателей появятся вуайеристские слезы от умиления к искалеченному ветерану, который нежданно-негаданно нашел любовь в объятьях репортерши.

Она нахмурилась, глядя на свое отражение в стекле, за которым проносились зеленые холмы.

Дело было не в анонимности; прайвеси Ашера можно было легко защитить, изменив их имена. Нет, дело было в совершенной новой проблеме, с которой Саванна еще не сталкивалась. Их любовная связь могла лечь в основу прекрасной истории, но ведь она была… только их связью.

Ашер произнес эти слова ей. Ей одной. Прошептал их ей на ухо, пока они лежали, интимно слившись телами, и нежно, с благоговением обнимали друг друга. То были сокровенные, всесильные слова, и пусть из них получился бы хороший сюжет, они принадлежали только ей и Ашеру, и тому, что они пережили во время самого пронзительного рассвета в ее жизни. Они были предназначены только для ее ушей, а не для сотен тысяч слушателей.

И тем не менее. Даже если они с Ашером придумают, как соединить их миры, разве сможет она удовлетвориться жизнью в Дэнверсе, зная, что оттолкнула шанс начать свою карьеру заново? Хватит ли тепла любви Ашера, чтобы компенсировать ее несбывшиеся мечты?

– Вэн! – Скарлет бросила в нее маленьким пакетиком фольги и попала им прямо по лбу. – Ты чересчур серьезная для моего девичника!

Саванна подобрала с коленей презерватив и покачала головой, глядя на сестру, которая успела нацепить усыпанную розовыми стекляшками пластмассовую тиару с белой вуалеткой и надписью «Будущая невеста». Подхватив ближайшую из ходивших по кругу серебряных фляжек, Скарлет вручила ее через сиденья Саванне, взяла другую себе и с широкой улыбкой вскричала:

– За меня!

Скарлет вздохнула. В кои-то веки Скарлет оказалась права. Ее одолели слишком тяжелые мысли. И она, решив отложить решение проблем на потом, ослепительно улыбнулась сестре и крикнула:

– За тебя! – А потом, запрокинув голову, осушила фляжку с водкой и лимонадом до дна.

***

– Ну что, Ашер, – произнес полковник Маккафри, военный врач, заходя в кабинет и усаживаясь напротив него за стол. – Приступим? Сегодня мы снимем слепок, через неделю тебе нужно будет приехать для примерки, а еще через две – за готовым протезом. И вот когда ты за ним приедешь, я советую тебе на некоторое время остаться и поучиться, как им пользоваться. Я знаю, ты надеялся обойтись двумя визитами, но так оно просто не делается.

– Я понимаю, сэр.

– Значит, ты готов пойти до конца?

Перед его глазами возникло лицо Саванны, и он ни секунды не колебался с ответом. Пришло время начать жить внутри мира, а не за его пределами.

– Да, сэр. Готов.

Полковник подвинул к нему пачку бланков.

– Вот, кое-какие бумаги. Ты знаешь, как это делается. Верни, как только заполнишь.

– Да, сэр. – Он прижал бумаги ладонью, затем, подняв голову, встретился с врачом взглядом. – А мое лицо, сэр?

Маккафри открыл лежащую на столе папку. Взглянул, сдвинув брови, на ее содержимое, затем закрыл ее и передал Ашеру.

– Погоди минутку, сынок, не открывай. Я не люблю компьютерные прогнозы, поскольку медицина, в особенности по части реконструктивных операций, далека от точных наук. И мне не хочется, чтобы ты испытал излишнее воодушевление или разочарование, потому что в реальности никаких гарантий нет. Это всего лишь предположение, основанное на том, какие процедуры попытаются сделать врачи. Однако мы полагаем, что вот так ты будешь выглядеть после всех операций.

Ашер смотрел на папку, которая хранила ответ на вопрос, получится у него или нет снова начать жить полноценной жизнью. Он сделал глубокий вдох и, внезапно почувствовав за веками жжение, открыл ее. И то, что оказалось внутри, заставило его ахнуть, и он часто заморгал, чтобы не расплакаться перед полковником.

Нет, человек, который смотрел на него, был далеко не идеален. Его кожа сохранила неровную текстуру и цвет. Его нос был слегка деформирован. Но у него было два симметричных уха, его щека и челюсть выглядели практически нормальными, а веко правого глаза не обвисало. Конечно, если задержать на нем взгляд, можно было заметить, что с ним что-то не то, но если не приглядываться, он вполне мог слиться с толпой. Он не был красавцем, но в целом имел возможность вести нормальную жизнь.

– Сэр, я… я не знаю… я хочу сказать… – Ашер снова взглянул на изображение и заморгал.

– Все нормально, сынок. Я понимаю. – Помолчав, врач мягко заговорил: – Стопроцентной гарантии нет. Это реконструкция, основанная на том, что мы имеем, с учетом того, что нам удавалось в прошлом. Может получиться чуть лучше или чуть хуже. Единственный способ узнать – это попробовать.

– Сколько операций? – спросил Ашер.

– Минимум четыре. Максимум семь.

Ашер поморщился.

– А сколько лет?

– А вот тут я тебя обрадую. Если все пойдет хорошо – около полугода. Мы начнем с твоего уха. В наше время можно сделать новое ухо из хряща, но я бы хотел начать с протеза. Сперва нам придется снять поврежденную кожу, затем мы сделаем операцию и имплантируем магнит, чтобы ухо оставалось на месте, после чего возьмем ткань с твоего лба и восстановим правое веко. И наконец с помощью силиконовых имплантов исправим твою щеку и челюсть. Я знаю, что помимо всего прочего тебя беспокоит нога. Можем заодно подумать, что сделать и с нею тоже.