Вспоминаю прошедший день, Макса, т*** сразу с двумя альфами в раздевалке бассейна, шлюха… Его нелепые попытки оправдаться, моё дикое желание напиться до потери сознания, ещё знать бы, как это делается, три рюмки коньяка и всё, больше организм не принимает. Пить я не умею и не люблю, да и любить, похоже, так и не научился. Макс, с которым мы встречались два года и кому я хотел сделать предложение в новогоднюю ночь, предпочёл мне двух ушлёпков, обидно. Почему-то вспомнился мальчик-альфа, сбежавший от меня на утро после первой совместной ночи в Лондоне четыре года назад. Странно, именно его я предпочёл бы забыть и не вспоминать, но он каждый раз напоминает о себе ароматом шоколада и ванили, эдакий «падший ангел», созданный для греховной любви, появившийся ниоткуда и исчезнувший неожиданно, но так и незабытый мною, Лекс…

Конечно, приятно валяться в родной постели, предаваясь приятным и не очень воспоминаниям, но моя деятельная натура жаворонка требовала немедленного подъёма. Вот всегда так, во сколько бы я не лёг спать, утром обязательно соскочу ни свет ни заря. Но, всё-таки, шишки на затылке сами не соскакивают. Что там дальше было, вспоминай!

Так, выпил в баре коньяка три рюмки, для меня это как «слону дробина», едва захмелел, выкинул вещи Макса из номера, распылил, обнаруженный в его вещах, уничтожитель запахов, чтобы духу его в номере не осталось. И, выпив ещё коньячку, в четвёртом часу утра решил вернуться домой на такси, оставаться там, где всё напоминало о Максе, я больше не мог.

Не знаю, любил он меня когда-нибудь или его привлекало только то, что я профессорский сынок, но папа и брат его едва терпели. А я любил? В начале наших отношений я был без ума от него, но в последнее время он всё больше меня раздражал и моё желание сделать ему предложение было вызвано не любовью, а банальным «пора замуж». Может поэтому мне сейчас не так уж больно от его предательства, скорее во мне беснуется уязвлённое самолюбие альфы. Но, как говорит мой дедуля: «всё, что не происходит, то к лучшему». Вот и буду надеяться на «лучшее».

Потратив на дорогу примерно около двух часов, в шесть я был дома. Последнее из того, что помню, это как я наклоняюсь, чтобы разуться, дальше всё – темнота. Как я очутился в своей комнате и откуда у меня на голове гематома, выясню потом, а пока в душ и завтракать.

В ванной, покопавшись в аптечке, принял обезболивающее. После контрастного душа, обмотав бёдра каким-то нелепым полотенчиком, едва прикрывающим моё достоинство, придерживая одной рукой свою набедренную повязку, отправился на кухню.

Завариваю зелёный чай, направляюсь к своему любимому месту на кухне - барной стойке и, замираю с чашкой в руке. В нише, что когда-то была одной из кладовок, а теперь по воле фантазии моего брата Дира, часть кухни, на фоне вечернего Парижа, переливающегося мерцающими огоньками, удобно устроившись на полукруглом диване, ведут неспешную беседу трое французов.

Нет, это не белая горячка и не моё больное воображение.

Мой младший братишка на юбилей нашего папы-омеги решил сделать ему подарок, оборудовать кухню во французском стиле. И вот, прошлым летом, отправив папулю в санаторий, мы всей семьёй осуществили задуманное. Шедевром фантазии Дира стал обеденный уголок, устроенный им в этой самой нише. Огромноё фото ночного города, подсвеченное мерцающими огоньками, создавало иллюзию реальности, а полукруглый диван с мягкими сидениями и спинкой, выполненной в виде резной балконной решётки - эффект вознесённого на высоту птичьего полёта балкона. Папа был безумно рад, наверное, именно тогда у него и появилась идея отметить серебряную свадьбу в Париже. Стоп!

- Чёрт! как я мог об этом забыть, - хватаюсь свободной рукой за голову, не замечая упавшего на пол полотенца, - отпуск по обмену, французы на нашей кухне, вот же …..

И тут, возвращаясь к реальности, вникаю в суть беседы этой троицы.

- Знаешь, Лен, - обращается синеволосый омежка с ярко-жёлтыми прядками в волосах, как у синички, к своему соседу. - Вот смотрю я на эту картину и вспоминаю старый анекдот.

- Какой? – подал его друг-омега.

- Про слона. Стоит слон, смотрит на голого альфу и спрашивает: - Слушай, и как ты этим ешь?

Под дружный смех своих соотечественников, синичка делает маленький глоток кофе из фарфоровой чашки, что аккуратно придерживает изящными пальчиками. А я, пожирая взглядом эти пальчики, вспоминаю любимую фразу своего друга Семёна: «Ничто так не тешит альфье самолюбие, как омега с миниатюрными ладонями». Стоило только представить его ручки, ласкающие меня, как моё достоинство буквально прилипло к животу, встав по стойке смирно.

- Алекс, - обращается к синичке русоволосый альфа, судя по поразительному сходству, его брат, – альфа должен быть как сказка.

- Это ещё почему? – интересуется синичка.

- Потому что у сказки всегда хороший конец.

Странная у них беседа, нужно проверить папины кактусы на наличие погрызов. Папа у меня законопослушный омега и запрещённые виды колючек не культивирует, но вдруг эти вштыренные нашли неизвестный наркоконтролю вид. А беседа гостей из далёкой Франции набирает новые обороты.

- Средний, - фыркает альфа.

- Большой, - это уже, если не ошибаюсь, Лен.

- Не, ребята, вполне «ни фига себе», ещё и в белом исполнении, - мечтательно закатывает глаза синичка-Алекс.

Это они о чём сейчас? Смотрю на них в недоумении.