— Не удивительно, что наркоманы идут на все, чтобы раздобыть его.

Она покачала головой.

— Для подобных галлюцинаций требуется достаточно много гашиша, а частое употребление его в больших дозах разрушительно действует на умственные способности. Слабые люди часто попадают в зависимость от него, поэтому обычно берется гашиша совсем немного, всего лишь для стимуляции нормального желания. Редкая женщина среди моих знакомых благосклонно взглянет на любовника, не оказавшего ей любезность, приняв немного гашиша перед встречей. Но, возможно, вы, мистер Лемминг, один из тех холодных, бесчувственных англичан, кого не интересуют подобные вещи?

— Напротив, принцесса, — поторопился я заверить ее, удивленный и заинтригованный таким поворотом беседы.

— Вы любите красивых женщин? — тихо спросила она.

— Конечно. Какой нормальный мужчина их не любит?

— Поскольку вы друг О’Кива, я могу устроить вам визит в наш «Дом Ангелов». Там вы найдете то, что вам по вкусу.

Секунду я опасался, что могу оскорбить ее согласием, допуская, что, помимо нее, меня могут притягивать дешевые девицы из борделя. Однако, поразмыслив немного, решил принять приглашение.

— Вы очень любезны, — копируя ее отстраненную манеру, сказал я и добавил: — А где это? Здесь или в Каире?

— Ни тут, ни там. Это в Исмаилии, дальше по Суэцкому каналу. Мы используем это место как сборный пункт для красоток, присылаемых с Запада для наших клиентов на Востоке и с Востока — для городов Средиземноморья. Почти все они неопытны, но некоторые поразительно красивы. Поэтому мы и называем это место «Домом Ангелов».

— Это звучит, как «рай Аллаха на земле».

— Именно, — кивнула она. — Там на несколько дней собирают красавиц всех национальностей прежде, чем отправить их в разные стороны. Но, естественно, на тот срок, пока они находятся в Исмаилии, они в распоряжении наших друзей.

— Чудесное приглашение, — улыбнулся я, но она, похоже, испытывала искреннее наслаждение от этой странной беседы, и я тихо добавил: — Но едва ли хоть одна из них столь очаровательна, как были вы на балу. Никогда в своей жизни не видел более живого воплощения Клеопатры.

— Клеопатра была плохой женщиной, — отозвалась она, странно взглянув на меня.

— А вы? — спросил я, посмотрев ей прямо в глаза.

— Иногда, — если это может развлечь.

— А это очень сложно?

— Очень. Многие пытались, но мало кому это удавалось, мистер Лемминг.

— Неужели ваше сердце, принцесса, черствее сердца Клеопатры?

— Не исключено, но на то есть причины — ведь в наши дни нет ни Цезарей, ни Антониев.

— Если верить истории, у нее были и другие возлюбленные, не столь могущественные, но, вероятно, куда более красивые и занимательные.

Она опять улыбнулась.

— Вы, думаю, можете быть занимательным, мистер Лемминг. В ваших темных глазах что-то есть, но вы ведь не можете назвать себя красавцем, не так ли?

— Если под красотой подразумевать правильные черты лица, — улыбнулся я, — тогда, наверное, нет; но мне говорили о моей привлекательности, и я сам иногда чувствую это.

Мгновение она пристально разглядывала меня.

— У вас лицо сильного человека, это, безусловно, привлекает. Мне нравится ваш рот и крепкий подбородок. Но краска на лице не позволяет оценить черты в полной мере.

— Могу ли я прийти повидать вас завтра, когда счищу ее? — спросил я.

— Завтра? — откликнулась она. — Но ведь вы уже будете в Каире. Поезд отходит в три часа, а я никогда не принимаю гостей раньше вечера.

Эти слова вернули меня к реальности.

— Да, конечно, — произнес я. — Но вам, вероятно, говорили уже тысячи раз, что рядом с вами можно позабыть обо всем.

Она рассмеялась глубоким мелодичным смехом.

— Надеюсь, однако, что вы не успели забыть все. Я покачал головой.

— Я прекрасно помню, зачем я здесь. Но надеюсь, что вы позволите мне вновь увидеть вас, быть может, в Каире.

— Там или где-нибудь еще, — лениво произнесла она. Она сделала движение, чтобы встать, и я ничуть не жалел, что наша беседа закончилась.

Едва она вышла из комнаты, я взглянул на низенький письменный столик в нише под высоким окном, скрытым тяжелыми занавесями. Разбросанные на нем бумаги давно привлекали мое внимание. Но если Уна застанет меня роющимся в них, у нее наверняка возникнут подозрения, тогда она может задержать меня до прихода Закри-бея, и никакой маскарад меня не спасет. Однако, рассчитывая хотя бы на пару минут, я на цыпочках прокрался по богатому ковру.

Я не осмелился взять их в руки, а постарался быстро пробежать глазами. Там было пять маленьких стопок писем — три, написанные по-французски, и две — по-арабски.

Я смог прочитать только верхний лист каждой из них; но, к моему разочарованию, все они носили светский характер. Однако из-под одной стопки высовывалась верхняя половинка промокашки, озаглавленная «связь с Гамалем». Это был длинный список имен с датами около каждого. Даты начинались с середины ноября и располагались с интервалом в два — три дня. Сегодня было раннее утро десятого декабря и, пробежав взглядом колонку цифр, я заметил, что напротив даты «ночь 11 декабря» стояло имя «Юсуф Факри». Кто эти люди и чем они занимались, было загадкой, но на всякий случай я запомнил число и имя. Еще раз взглянув на письма, я шагнул назад, ожидая возвращения Уны в любой момент.

Но прошло не менее десяти минут, прежде чем она вновь появилась, когда я уже давно сидел возле дивана и спокойно курил. Она принесла большой плоский пакет, размером два на два с половиной фута, перевязанный тем же самым толстым шнуром, которого я коснулся, роясь на дне сундука О’Кива.

— Вы знаете, куда это доставить? — спросила она.

— Доставить? — переспросил я. — Но мне ведь надо расшифровать иероглифы.

— Нет-нет! — нетерпеливо ответила она. — Вы воспользуетесь для перевода фотографиями. Они уже готовы и утром их доставят вам в отель. А саму табличку нужно передать агенту Закри в Каире.

Настроение у меня слегка упало. Если они сфотографировали табличку, ничто не помешает им расшифровать надпись, но, вернув табличку, мы хотя бы сможем сделать то же самое.

— Прошу прощения, принцесса, — сказал я, — но Закри-бей оставил меня в неведении. Зачем брать табличку в Каир и кому-то отдавать?

— В Каире живет Фергани, ясновидец. Наш агент отнесет к нему этот камень и, быть может, нам удастся узнать что-либо важное.

Это не очень удивило меня, — я помнил о безграничной вере египтян в способности мистиков; мне не хотелось расспрашивать ее далее, обнаружив тем самым полную неосведомленность в их дальнейших планах, но она сама добавила:

— О’Кив не может рисковать, таская табличку в своем багаже, хотя едет тем же поездом. Вы знаете в Каире мост Каср-эль-Нил?

— Да.

— Отлично. Неподалеку от него находится Восточно-средиземноморский банк. Когда вы окажетесь там, он уже будет закрыт, но вы позвоните в дверь, спросите мсье Карно и передадите ему табличку.

— Я сделаю все, как вы говорите, — согласился я и, осененный внезапной мыслью, добавил: — Кстати, мне решительно хочется как-нибудь испытать на себе воздействие гашиша и вызываемых им грез. Не знаете ли, где это можно сделать в Каире?

Она улыбнулась.

— Вы наш человек, и ничто не мешает вам провести вечер у Гамаля.

Мое сердце подпрыгнуло при упоминании этого имени. Имя Гамаля стояло во главе списка на ее столе, следовательно, указанные в нем даты могли относиться к отправлению партий гашиша.

— Вы пойдете от площади оперы по улице Мухаммеда Али, — продолжала она, — и на втором переулке повернете направо, в переулок. На левой стороне находится ковровый магазин, который укажет любой. Но не забудьте попросить у Закри карточку для Гамаля.

— Благодарю вас, принцесса, — сказал я. — Я непременно воспользуюсь вашим советом. Но бесконечно более мне хотелось бы вновь увидеться с вами.

— До свиданья, мистер Лемминг.

Едва я ступил за порог тихой, слабо освещенной комнаты Уны, как до меня донеслись приглушенные крики. Я пересек две гостиные, открыл дверь на лестницу и с первого взгляда понял, что происходит. Входная дверь была распахнута, и в дверном проеме отчаянно боролись две фигуры: Гарри в наряде клоуна и Лемминг, на котором не было ничего, кроме нижней одежды и левого рукава его легкого пальто. Само пальто, очевидно, пострадало сильнее.