В мир просвещенный к диким людям,

Иль к жителям далеких звезд?

Мне все равно, лишь было б радо

Мое возлюбленное стадо

Из мира в мир за мной летать;

Ему чтоб только не устать.

CXIX

Уложим же воображение и мысли в котомку и - с богом! Паспорты, подорожные не нужны нам, мы люди свободные. Лошадей почтовых также не надо, есть свои, и какие! куда на них не уедешь? только держись! вечно несут, и вечно в гору. Там - храм славы. "Слава не может быть основана на одной истине!" - сказал Квинт Курций в один пасмурный день.

Ум, мужество, воображение и вообще все умственные богатства хороши только тогда, когда они в действии. Без движения все - мертвый капитал, и потому

Порхай, лети, мой милый конь,

Тебе не нужны хлыст и шпоры;

Неси чрез воды, чрез огонь,

Чрез дебри, пропасти и горы.

Взвивайся, мчись, не уставай;

Чем дальше, тем живей, свободней!

Ты можешь залететь и в рай,

Ты можешь быть и в преисподней;

Там темно...

СХХ

Подайте свечей! Впрочем, путь наш везде ясен. Его освещает не то обыкновенное солнце, к которому мы пригляделись и которое иногда с охотою променяли бы на луну майскую; не то солнце, которое упало вместе с небом на землю и разбилось вдребезги; не то, которое погибло во всемирном пожаре; не то, которое снесено с места ветром; не то, которое взошло на небо после смерти четырех первых и которое освещает новые предрассудки и пятый возраст мира²; но - надежда, солнце душевное!.. надежда!.. Боже, какое богатство лучей!.. сколько затмений!.. блистательное, обманчивое светило!.. светит, светит, и все ничего не видно... Темно!.. подайте свечу!

CXXI

Вот... лицо Земли перед нами... счастливой дороги!.. заяц навстречу не попадется, ось не переломится, колесо не разлетится вдребезги, и мы себе шеи не сломим... Эй! Чубукчи-паша! трубку! Итак... мы уже на диване. Взоры наши отправляются вдоль по широкой карте. Вот я вожу по ней указательным пальцем. Он могуществен, как перст времени. Хотите ли, подобно ему, я сотру с лица Земли грады, горы, границы царств!.. хотите ли, зажгу Ледовитый океан, обращу Белое море в Черное? Но вы и без доказательств верите могуществу моему и могуществу времени, хотя в разных случаях. Создавать - слава; разрушать - грех; впрочем, разрушение дает место созданию. Все стоит на развалинах.

CXXII

Где же тот чудный, обещанный обед? - спросит меня любопытный, как жалкое существо, желающее быть всеведающим. Завтра удовлетворю я твое любопытство, голод и жажду; теперь вечер, утро вечера мудренее. Представь себе! однажды ввечеру, растроганный до глубины сердца, "послушайте", сказал я одному земному существу, схватив его за руку и вскочив с места, "послушайте!" повторил я и потом произнес медленно: пора почивать! и опять опустился на диван. Почему, думаете вы, это так случилось? потому что огненные слова осветили рассудок и опровергли необдуманный восторг. Проснувшись на другой день, я подумал и сказал решительно: вечер глуп!

CXXIII

Что же далее? Далее то, что я до сей CXXIII главы сохранил свободу сердца и переменил посвящениеСтранника. Вам! какое тысячемыслие! какой лаконизм! Так индейский владыко Изуара³ сказал своей супруге: "Гум!" - "Ом"⁴, - отвечала она, и Изуара создал мир в том самом виде, как он кажется индейцам; ибо мы смотрим на него совсем с другой точки.

Слово Гум! заключает в себе всю полноту прожекта, или предположения о создании, и вопрос о согласии. Слово Ом! заключает похвалу, поправки, дополнения (особенно в существовании женского пола) и, наконец, согласие, подтверждение и т. п.

Так изъясняют значение сих слов толкователи санскритских индейских слов: премудрый патер Паолино ди Санто Бартоломео⁵ и Ланглес⁶, восставая на филологов Виллиама Джонса⁷, Вилькинса⁸ и проч., которые говорят, что таинственное слово Ом! есть изображение божества и составлено из трех деванагарийских букв⁹: А И У, кои сливаясь, производят О или с прибавлением М - Ом! т. е. творителя, хранителя, рушителя.

Это понятно. Санскритский язык есть то ничего, из которого созданы все прочие земные языки; или то море, из которого истекают реки глагола.

CXXIV

"Пусть расслабленные, утопленники неги и роскоши назовут путешествие глупостию; пусть удивляет их смелость тех, которые, бросая пуховое ложе, преодолевают все тягости, все затруднения долгого пути. Горный воздух исполнен благовония и сладостной животворности, которых никогда не испытывала пресыщенная леность!"

Так, или подобно сему, говорил мой милый, вечно задумчивый... нет!.. вечно дымящийся, пылающий, извергающий на все предметы черную лаву вулкан Байрон-Бейрон-Бирон¹⁰.

Со вздохом глубоким отправляюсь я вдоль по пространной карте вечно спорных участков земного шара искать этого горного воздуха и прекрасной природы. Природа только там хороша, где освящает ее довольствие человека, где он и сам равен красоте роскошной природы.

О, это истинная правда! скажет тот, кто не участвует в откупе природы и которого владения ограничены поверхностью его одежды.

CXXV

Смирно!.. в колонны стройсь!.. марш, марш!.. раздавалось на юге России. Быстро, как время, войска приближались к границе.

Вот и перед моими глазами: пространная долина, зеленые камыши, болота, озера, река Прут. Мест. Фальчи на возвышенности противоположного берега. По извилистой дороге тянутся полки, обозы... Понтонный мост! до свидания, Россия!

И слезы вдруг, как у ребенка,

Ключом горячим потекли;

Прощай, родимая сторонка,

И все, что мило на земли!

Прощайте, красные девицы!

Иду!.. последний переход!

Вот... Царства русского границы;

Но их - душа не перейдет!..

Не болен я, а сердцу худо!

Пусть я военный человек,

Но во владениях Махмуда¹¹

Бессонен будет мой ночлег!

Здесь ангельская чувствительность ее (но кто она?), может быть, заставит невольно вскрикнуть: