— Сеньорита!

Доминика издала легкий смешок.

— Он клянется, что приедет за мной в Испанию. Если бы только он осмелился!

— Сеньорита, даже англичанин не может быть таким дураком.

— Увы, это так! — вздохнула Доминика. — Но если бы он приехал… о, я заражаюсь его безумием!

Она взглянула в крошечное зеркало, висевшее у нее на поясе, нахмурилась и стала поправлять прическу. Одно-два движения — и выбившиеся локоны послушно улеглись под сеткой. Она опустила зеркальце, покраснела под взглядом Марии, которая все еще с удивлением смотрела на нее, и отправилась навестить отца.

В его каюте Доминика встретила Джошуа Диммока, громогласно расхваливавшего достоинства своих щепок от виселицы. Он втайне надеялся, что с их помощью дон Мануэль протянет по крайней мере до той минуты, когда его высадят на сушу.

Дон Мануэль устало взглянул на дочь.

— Неужели здесь нет никого, кто избавил бы меня от этого идиота? — спросил он.

Джошуа попытался прибегнуть к уговорам:

— Взгляните, сеньор, они у меня зашиты в мешочек. Я купил их у одного святого человека, сведущего в этих делах. Если бы вы надели их на шею, я мог бы поручиться, что вам станет легче.

— Бартоломео, открой пошире дверь, — приказал дон Мануэль. — А теперь, малый, уходи отсюда!

— Достопочтенный сеньор…

Бартоломео с поклонами отступил от открытой двери. В ушах Доминики раздался голос, который, как ей казалось, вобрал в себя весь солнечный свет и соленый ветер этих чудесных дней, проведенных на море:

— В чем дело?

На пороге стоял сэр Николас.

Дон Мануэль приподнялся на локте.

— Сеньор, как вы вовремя! Избавьте меня от своего слуги с его мерзкими щепками от виселицы!

Бовалле быстро вошел, взглянул на Джошуа, с обиженным видом стоявшего возле койки, и, схватив его за шиворот, вышвырнул из каюты. Затем он ногой захлопнул дверь и взглянул на дона Мануэля:

— Могу я что-нибудь еще сделать для вас, сеньор? Вам стоит только сказать.

Дон Мануэль откинулся на подушки и усмехнулся:

— Вы скоры на расправу, сеньор.

— Но, с вашего позволения, перейдем к делу. Я зашел узнать, как вы себя сегодня чувствуете. Вас еще мучает лихорадка?

— Немного.

Дон Мануэль предостерегающе нахмурился, и Бовалле повернул голову, чтобы узнать, что послужило тому причиной. Доминика с чопорным видом застыла у стола.

Просто невозможно никуда зайти, чтобы не столкнуться с этим ужасным человеком! Единственное безопасное место — собственная каюта. Она величественно проследовала к дверям. Бартоломео кинулся открывать, но его отстранила небрежная рука. Сэр Николас широко распахнул дверь, и Доминика поспешно вышла.

— Ты можешь идти, Бартоломео, — сказал дон Мануэль. Он лежал, наблюдая за Бовалле, затем издал сдавленный вздох. Этот красивый человек с пружинящим шагом и живыми манерами казался больному сеньору воплощением жизни и здоровья.

Бовалле подошел к койке, придвинул скамеечку и сел на нее.

— Сеньор, вы хотите поговорить со мной?

— Да, хочу. — Дон Мануэль комкал покрывавшую его простыню. — Сеньор, с того самого дня, как мы взошли на это судно, вы ни разу не заговорили о том, как мы его покинем.

Брови Бовалле удивленно поднялись.

— Сеньор, я полагал, что высказался совершенно ясно. Я высажу вас на северном побережье Испании.

Дон Мануэль попытался что-нибудь прочесть на его лице. Синие глаза смотрели открыто, рот под элегантными усиками был твердым и насмешливым. Если у Бовалле имелись секреты, то он хорошо скрывал их, так как вид у него был искренний.

— Следует ли мне понимать вас так, сеньор, что вы говорите это серьезно? — спросил дон Мануэль.

— Клянусь вам, я никогда не был более серьезен. Но почему столько волнений вокруг такого простого дела?

— Значит, зайти в испанский порт такое простое дело, сеньор?

— По правде говоря, сеньор, ваши соотечественники пока еще не изобрели способ захватить Ника Бовалле. Да пошлет им Господь больше хитрости!

— Сеньор, — печально произнес дон Мануэль, — вы враг, и опасный враг, моей страны, но, поверьте, мне будет жаль, если вас схватят.

— Тысяча благодарностей, сеньор. Но вам, разумеется, не придется это увидеть. Я был рожден в счастливый час.

— Сеньор, с меня достаточно предзнаменований и пророчеств вашего слуги. Возьму на себя смелость сказать, что, если вы высадите нас в Испании, вы подвергнете свою жизнь опасности. А во имя чего? Это безумие! Я не нахожу этому другого названия.

Под черными усами блеснули ослепительно белые зубы.

— Назовите это образом действий Бовалле.

Дон Мануэль молча лежал, глядя на человека, пленником и гостем которого являлся. Через минуту испанец заговорил снова:

— Вы странный человек, сеньор. Годами я слышал дикие истории о вас и верил, пожалуй, лишь одной четверти. Вы вынуждаете меня прислушаться к самым диким из них. — Он замолчал, но Бовалле только улыбнулся в ответ. — Если вы в самом деле говорите искренне, то я вам бесконечно признателен. Однако вас может постичь неудача в таком отчаянном предприятии.

Сэр Николас поиграл ароматическим шариком, висевшим на цепочке.

— Не беспокойтесь, сеньор. Меня не постигнет неудача.

— Я молюсь за это. Нет нужды говорить вам, что дни мои сочтены. Сеньор, мне бы хотелось окончить их в Испании.

Бовалле поднял руку.

— Клянусь вам в этом, сеньор. Вы окончите их там, — мягко сказал он.

Дон Мануэль беспокойно пошевелился.

— Мне нужно привести свои дела в порядок. Я оставляю свою дочь одну на этом свете. Правда, у меня есть сестра. Но Доминика общалась с лютеранами, и я опасаюсь… — Вздохнув, он замолчал.

Бовалле поднялся:

— Сеньор, выслушайте меня!

Дон Мануэль взглянул на него и увидел, что сейчас он вполне серьезен.

— Говорите, сеньор.

— Когда я выбрал цель, сеньор, то иду к ней напрямик. Возможно, вы об этом слышали. Сейчас я поставил себе новую цель и поклялся получить прекрасный приз. Я посвящу вас в свои планы, сеньор. Придет день, дон Мануэль, когда я возьму вашу дочь в жены.

Веки дона Мануэля дрогнули.

— Сеньор, вы хотите сказать, что любите мою дочь? — сурово спросил он.

— Да, сеньор, безумно — вы бы, несомненно, выразились именно так.

Дон Мануэль взглянул на него еще строже.

— А она? Нет, не может быть!

— Что до этого, сеньор, не знаю. Я неважно понимаю девушек. Но когда-нибудь она полюбит меня.

— Сеньор, выражайтесь яснее. Вы говорите загадками.

— Никаких загадок, сеньор, — только чистая правда. Я мог бы увезти Доминику в Англию и таким образом принудить ее…

— Вы бы не сделали этого! — резко воскликнул дон Мануэль.

— Нет, я не стану принуждать девушку против ее воли, будьте уверены. Но вы не можете не признать, что сделать это — в моей власти.

Дон Мануэль, следивший, как раскачивается ароматический шарик в тонких пальцах, поднял глаза и встретил властный взгляд.

— Мы в ваших руках, я это прекрасно знаю, — спокойно произнес он.

Бовалле кивнул.

— Но такой простой путь — не для меня. Кроме того, мне не подходит роль похитителя и предателя. Я отвезу вас в Испанию и оставлю там. Но — помяните мое слово, сеньор! — клянусь, что я это сделаю во что бы то ни стало, даже если солнце погаснет, луна низвергнется и земля перевернется! Я вернусь в Испанию, разыщу вашу дочь и увезу ее в своем седле!

Его голос, дрожавший от страсти, казалось, заполнил всю каюту. С минуту Бовалле глядел на дона Мануэля блестящими глазами, потом огонь угас так же внезапно, как загорелся, и он тихо рассмеялся:

— Теперь судите сами, сеньор, действительно ли я люблю ее так, как бы вам того хотелось!

Последовало молчание. Дон Мануэль повернул голову на подушке и беспокойно провел рукой по простыне.

— Сеньор, — сказал он наконец, — если бы вы не были врагом и еретиком, я бы отдал свою дочь именно такому, как вы. — Он слабо улыбнулся при виде удивления на лице Бовалле. — Увы, сеньор, поскольку вы обладаете обоими вышеназванными недостатками, это невозможно! Невозможно!