глянцевитые, и кусать.

В хоботе две ноздри-трубы, влажные на выходе. Через эти ноздри-трубы

слон и подул на Геку, да не просто подул: провел горячей струей воздуха вокруг

головы, отчего волосы поднимались и опадали так, как металлическая пыль, над

которой описали магнитом круг.

Дома Геке часто хотелось, чтобы его гладили по волосам. Он подходил к

Александре Александровне, готовно наклонял голову.

Она сердилась.

- Котенок выискался. Играй иди. Некогда нежничать.

Если Александр Александрович отдыхал, Гека направлялся к нему. Но и

отец не гладил его по волосам, хоть они и были мягкие, как нейлоновая

Аннушкина шапка. Оправдывался отец тем, будто ладони шершавы, как кокс, -

волосы повыдирают.

Няня Милка подзывала Геку к себе, навивая русые пряди на пальцы, жалела:

- Зачем только они тебя выродили...

Мать ворчала на няню:

- У, потатчица. Ремня ему - не ласки, размазне.

Изредка по ночам прилаживалась бочком на Гекину раскладушку Аннушка.

Крутила подбородком его волосы. То плакала: обратно кто-то обманул, то

смеялась: опять кто-нибудь пообещал жениться. У Геки затворялось дыхание: он

ненавидел запах белого вина, но не прогонял сестру.

Воздушные струи, которыми слон ерошил вихры мальчика, были знойны, но

приятны. Мальчик замер. Гека не просил гладить волосы - он сам догадался. И

ни грубостей, ни жалости, от которой ревмя ревешь. И ласковый не от горя или

счастья. От доброты.

Гека зажал в кулаке выступ обломанной буханки. На корточках подобрался к

настилу. Пританцовывая, слон взял хлеб. Если бы Гека не понравился слону, тот

мог бы подальше распустить хобот и поймал бы за руку. Умный. Не пугает

детей. Алевтина Александровна говорила, у слонов мозги весят четыре с

лишним килограмма. Есть башке чем варить. Интересно, батоны ему по вкусу?

Скормлю один - и хватит. Что на буханку клянчить у Аннушки, что на буханку с

батоном.

Надумал, скармливая слону батон, поставить у своих ног кожимитовую

сумку. Если слон и в самом деле умный, добрый и он, Гека, ему понравился, то

не стащит сумку и не опорожнит.

Едва успел поставить сумку, ее как ветром подняло. Она покачалась в

воздухе - петли ручек в завитке хобота - и села на настил.

Уголками-выступами на конце хобота, что ловки и быстры, точно пальцы

жонглера, слон раскрыл сумку, рьяно топтался и гремел ушами. Казалось, что он

торжествует сам перед собой: ну и молодец - добыл сумку, набитую ароматным

хлебом.

Когда Геку обижали те, кого он не уважал, он редко плакал, но когда

оскорбляли те, кто нравился, то ревел навзрыд.

Ткнулся лицом в колени. В голос не заревел: выгонят из зверинца, однако

сдержаться не смог.

Вдруг что-то гладкое придавило Гекины ступни, а что-то мягкое

притронулось к затылку и нежно пощекатывало шею.

Мальчик вытер глаза, догадываясь, что произошло.

Около него стояла кожимитовая сумка, в ней лежали целы-целехоньки две

белых буханки и гофрированный батон.

Слон не взмахивал ушами, не пританцовывал. Он недвижно стоял и

жмурился. Глаза карие, в красных паутинках кровеносных сосудов на белках.

Жмурился застенчиво, будто говорил:

«Зря ты, мальчик, расстроился. Сам небось всласть озорничаешь! Разве мне

нельзя побаловаться, хоть я и слон?»

«Не сердись, слон. Я виноват. Но я тебя очень люблю».

Слон начал кланяться, а взгляд стал веселый-веселый. И Гека подумал: «Раз

он понял, что я сказал про себя, то теперь так и буду передавать ему свои мысли.

Слон, я еще хочу угостить тебя, только я подойду поближе, и ты меня не ударь».

Гека разломил пополам батон, шагнул к настилу. И в этот момент раздался

крик:

- Назад, пацан! Убьет! Назад!

Гека оторопел, потому и остался стоять в ямке с водой и грязью, куда

наступил.

Наискосок от себя увидел напряженный хобот. Из хобота вырывался

сердитый хрип. Гека догадался, что слон прогоняет того, кто приказывал.

- Назад, пацан!

Пусть приказывает. Гека под защитой слона. Вон у него какие огромные

клыки, даже отпилили острия, чтобы не проткнул кого-нибудь.

Дядька-крикун остановился близ слоновой каторжной ноги. Взмахивал

кулаками, веля Геке уходить.

Слону трудно было поворачиваться, он загибал хобот, протестующе фыркал.

В деревне Попиловке Гека видел заготовителя кож. Дядька, хотевший

прогнать Геку с площадки слона, походил на заготовителя кож - пузом,

натянувшим жилет, морковного цвета ковбойкой и пеньковой шляпой.

Голос крикуна привлек внимание двух служителей. До этого они подавали

команды машинисту автокрана, устанавливавшего на деревянное возвышение

клетки с львами и львицами.

Улыбчивые, в тельняшках служители направились враскачку к Геке.

А в это время слон полуобвил мальчика и закинул на себя. Гека испытал

такой же радостный страх, как однажды в парке, когда его, пристегнутого к

креслу, возносило на стреле в небо, а затем опускало к земле вверх тормашками.

Когда слон переправлял к себе Геку, на спину из сумки выпали половинки

батона. Хобот аккуратно подобрал их и подал Геке, но Гека отказался: батон ведь

был разломлен для слона. Сырой, твердый настил лоснился далеко внизу.

Сверзишься - расшибешься насмерть. Гека крепко сжал пальцами уши слона.

Гека слышал, как служители успокаивали крикуна: бесполезно волноваться,

раз слон не захотел отпустить мальчика.

«Заготовитель кож» рассердился на служителей. Не они в случае чего будут

отвечать. И побежал, разъезжаясь ногами по глине, туда, откуда Гека входил в

зверинец; вскоре он привел старшего служителя. Тот взглянул на слона, потом -

на Геку, покачал кудрявой головой и попросил «заготовителя кож» удалиться.

Едва крикун ушел, старший служитель приказал Гоге - так он назвал слона -

снять с себя мальчика. Гога эластично гнул хобот и кланялся служителю.

Наверно, умолял не трогать их с Гекой.

По требованию служителя слон опустился на колени, позволил снять

мальчика.

Служитель подал Геке сумку и велел уходить.

Гека спрятался за клеткой попугая, которого давеча передразнивал,

дождался, когда служитель ушел дорисовывать леопарда, и побежал к слону.

Гога затанцевал колоннами передних ног, как только опять увидел мальчика.

4

Обычно Геку тянуло к сестре в гастроном: то напьется вишневого соку, то

медяков получит на мороженку.

Сейчас он шел в гастроном без охоты. Огорчит Аннушку. И придется

рассказать при покупателях, куда девал хлеб.

В Аннушкин отдел длинная очередь. Подвезли пиво. Гека пристроился за

женщиной в шелковом платье, холмистой от толщины.

На мраморный прилавок падали жестяные пробки, которые сестра ловко

сковыривала с бутылок.

Сначала Гека увидел Аннушку, затем старшего служителя, приткнувшегося

бедром к прилавку. Или служитель наблюдал, чтоб никто не лез без очереди, или

подсыпался к Аннушке. Она хоть и скуластая и с боксерским подбородком, в

котором будто дырочка высверлена, но с ней, когда бы ни прибежал, обязательно

разговаривает кто-нибудь из дяденек. Не просто разговаривает - на свидание

напрашивается.

Старший служитель спросил, куда съездить на этюды, где была бы мощная

природа, но Аннушка не успела ему ответить: отвлекала Гекина плаксивая

просьба.

- Ань, дай рупь шесть.

- Зачем еще?

- Нужно.

- Скажи зачем.

- После.

Старший служитель взворошил чубик мальчика.

- Брат?

- Брат. Скажешь после, после и деньги получишь.

- Ань, ну дай рупь шесть.

- Один рубль шесть копеек - это по-старому десять рублей шестьдесят

копеек. Пей, - она поставила перед братом стакан вишневого сока. - И беги