Когда Оливия обмякает на кровати, я практически набрасываюсь на нее. Она, кажется, не возражает. На самом деле, после всего лишь нескольких минут поцелуев, она толкает меня назад, переворачивая нас, чтобы поцелуями проложить себе путь вниз по моей груди.

Она быстро расстегивает мои брюки, бросая их на пол. И смотрит на меня с таинственной улыбкой на губах - достаточно долго, чтобы я спросил:

- Что?

Оливия слегка пожимает плечами.

- Интернет оказался неправ. Там говорилось, что ты носишь нижнее белье от Calvin Klein.

Совершенная ложь — я вообще не ношу нижнее белье.

- Не верь всему, что читаешь.

Когда она обхватывает рукой мой изнывающий член, я чувствую себя так чертовски хорошо, что не могу вымолвить ни слова - мои глаза закрываются, а голова зарывается в подушку позади меня. Оливия умело гладит меня - раз, другой, но это все, что я позволяю. Это все, что я могу вынести. Если она продолжит в том же духе, я, нахрен, опозорюсь.

Рывком поднимаюсь, обнимаю ее, перекатываю обратно под себя и захватываю ее рот, как умирающий, которому в последний раз принесли поесть. Вслепую нащупываю рукой ящик ночного столика, куда Дэвид положил презервативы. Но когда Оливия выгибается, почти касаясь своим скользким входом кончика моего члена, я полностью отстраняюсь. Быстро.

- Секунду, милая.

Я зубами разрываю обертку с презервативом, и руки Оливии переплетаются с моими, пытаясь как можно быстрее его натянуть. И вот он я, над ней, смотрю в эти потрясающие темно-синие глаза, которые поймали меня с первого момента. Делаю глубокий вдох, молча моля о контроле, а затем вдавливаю в нее головку члена. Аккуратно и только кончик. Оливия открывает рот от удовольствия. И мое сердце колотится так быстро и сильно, что я думаю, могу умереть. Какой чертовски идеальный способ уйти из жизни.

Она прижимает ладонь к моей щеке, тянется за поцелуем, притягивая меня к себе. Медленно, я проскальзываю в нее - прекрасные мышцы так плотно и влажно облегают меня – растягивая для нужного мне пространства. Когда наши бедра встречаются, и мои отяжелевшие яйца упираются в зад Оливии, я замираю. Тяжело сглатывая комок, наждачкой двигающийся по горлу. Ее глаза закрыты, ресницы трепещут, как крошечные нити черного шелка.

- С тобой все в порядке?

Я задыхаюсь. Пожалуйста, прошу, скажи да. Прошу, позволь мне двигаться. Позволь входить, вжимать и трахать. И тогда она делает самую простую, самую чудесную вещь. Она открывает глаза - и мне кажется, что она вырывает мое сердце - забирая его себе.

- Да.

Определенно мое любимое слово.

Я чувствую, как она сжимается вокруг меня - ее бедра дергаются вверх, пробуя это ощущение.

- О Боже, - стонет она. - Двигайся, Николас. Я хочу чувствовать тебя. Всего тебя. Сейчас.

А эти слова теперь мои вторые любимые.

Удерживая свой вес на руках, я отстраняюсь и с гортанным стоном медленно толкаюсь в нее. Потому что это просто чертовски фантастично. Неописуемо.

Руки Оливии обвиваются вокруг моей шеи, мои ладони скользят под ее лопатки, придерживая ее голову, пока я двигаюсь на ней ровными, уверенными движениями. Наши прерывистые вздохи смешиваются, мы целуемся и пробуем друг друга на вкус, удовольствие поднимается, сжимаясь с каждым движением.

Пока не достигнем пика.

Мои бедра двигаются без раздумий, вбиваясь теперь сильнее, спеша поймать оргазм, который обрушивается на нас обоих. И тогда мое сознание становится белым, пустым – в подвешенном состоянии в этот прекрасный момент глубокого, плотского удовольствия. Оливия там же со мной. Она кусает меня за плечо, но я этого не чувствую. Все, что я чувствую, это то, где мы соединены, где я мощно пульсирую внутри нее, отдавая все, что у меня есть, снова и снова.

Оливия лежит на сгибе моей руки, красивая и совершенная, пристально глядя на меня, ее рука скользит вниз по моей груди, проводя кончиками пальцев по моему животу, а затем обратно, чтобы начать все сначала.

- Ты прекрасна, когда кончаешь. - Я провожу костяшками пальцев по розовому яблочку на ее гладкой щеке. - И после.

Она хлопает ресницами, глядя на меня.

- Я стараюсь.

Когда моя рука отступает, она ловит мое запястье, глядя на браслеты, которые постоянно на нем.

- Ты тоже надевал их прошлой ночью. Они имеют какое-то особое значение?

Стягиваю круг из тикового дерева и передаю его ей, чтобы она посмотрела поближе. Ее палец проводит по гравировке.

- Этот принадлежал моему отцу, - говорю я ей. - Одним летом, будучи подростком, он строил дома в Африке. Одна из деревенских женщин дала его ему – благословение, как она это назвала - для защиты. Он носил его почти все время. - У меня сжимается горло. - После похорон мне его отдал наш дворецкий Фергюс. Он сказал, что нашел его на комоде отца — не знаю, почему он не взял его с собой, когда они уезжали в Нью-Йорк. Я ношу его не из-за суеверия... мне просто нравится иметь при себе что-то, что было близко к ему.

Оливия крепче прижимается ко мне и снова надевает браслет на мою руку.

- А этот? - теребит она платиновые звенья на том же запястье.

- Этот Генри, - легкая улыбка появляется на моих губах. - Наша мама сделала его для него, когда ему было восемь лет, она была уверена, что идентификационные браслеты возвращаются в моду. - Я посмеиваюсь при воспоминании об этом, и Оливия тихо смеется. - Он ненавидел его, но ради нее делал вид, что ему нравится. - А затем я моргаю из-за жжения в глазах. - После того как их не стало, Генри так его и не снял. Он добавил звенья, когда вырос из него. Он не мог взять его с собой на военную службу, поэтому попросил меня позаботиться о нем, пока не вернется домой.

Оливия успокаивающе целует меня в плечо, и несколько минут мы лежим в расслабленном молчании.

Но потом она переворачивается на живот, ее длинные волнистые волосы рассыпаются по моему торсу.

- Эй, знаешь, какая я еще после того, как кончу?

- Какая?

- Испытывающая жажду.

Я тру глаза и подавляю зевок.

- Да, я тоже. Неплохо было бы сходить за бутылкой воды. Там есть мини-холодильник. - Я указываю на дальний конец комнаты. - Как насчет того, чтобы принести нам немного?

Она прячется под одеялом - ее руки и ноги обвиваются вокруг меня, будто она коала, а я ее дерево.

- Но здесь так холодно. Какой у тебя установлен температурный режим — «Арктика»?

- Мне нравится, когда холодно. Я предпочитаю сам поднимать температуру. - Протискиваю руку между нами, щиплю ее заострившийся розовый сосок. - Есть и другие преимущества.

- За водой следует сходить тебе - это по-джентльменски.

Я перекатываюсь на нее сверху, раздвигая ее ноги своими бедрами, удобно устраиваясь между ними, мой член уже снова начинает твердеть.

- Но здесь нет джентльменов. - Мои зубы царапают ее прекрасную шею, придавая понятию «вампиризм» совершенно новое понимание. - И я хочу посмотреть, как ты бежишь по полу. - Я переношу свой вес и беру одну ее полную грудь. - Посмотреть, как все эти великолепные части тела покачиваются по пути.

Оливия усмехается.

- Извращенец.

Она даже и не представляет.

- У меня есть идея, - говорит она. - Давай поиграем в игру — соревнование. Тот, кто расскажет самую неловкую историю, останется в теплой постели. Проигравший должен будет отморозить свои «части» и принести воды.

Я качаю головой.

- О, сладкая, будь уверена, что проиграешь - ни у кого нет более неловких историй, чем у меня.

Позволяю Оливии откатить нас в сторону, отталкиваясь от меня. Она сгибает руку и кладет голову на ладонь.

- Это мы еще посмотрим.

- Дамы вперед, давай послушаем.

Легкое сомнение омрачает ее черты.

- Надеюсь, это тебя не обеспокоит... это связано с... оральным сексом.

- Ммм, одна из моих любимых тем - расскажи побольше.

А она уже покраснела.

- Ну ладно, в первый раз, когда я делала... минет... я не знала, что это такое. И поскольку все называли это «вдуть», я думала, что должна... - она надувает щеки, будто пытается надуть несговорчивый воздушный шарик. Я с воем падаю обратно на подушку.

- Господи, как же тебе повезло, что ты не устроила бедняге аневризму!

Ее щеки становятся пунцовыми, и в наказание она щиплет меня за бок.

- Твоя очередь.

Я смотрю в потолок, решаясь. Столько историй, как же выбрать.

- Однажды я обгадился в сумку.

Потрясенный смех тут же вырывается из легких Оливии.

- Что?

Я киваю.

- В школе-интернате я состоял в команде гребцов.

- Конечно же.

- И у нас была встреча в другой школе, довольно далеко. На обратном пути произошла авария — пробка на дороге — а то, что они подавали на обед, пошло в яростную атаку с моим организмом. Так что... либо бы я навалил в штаны, либо в спортивную сумку. Я выбрал второй вариант.

Она закрывает глаза и рот, в ужасе смеясь.

- О Боже мой! Это ужасно... и все же весело.

Я тоже смеюсь.

- Так оно и было. Особенно после того, как это попало в газеты. Чертов кошмар.

И вдруг Оливия перестает смеяться. Даже не улыбается.

- Это попало в газеты?

Я пожимаю плечами.

- Конечно. Чем более неловкая история, тем больше заплатят журналисты. Мои одноклассники всегда искали дополнительные деньги.

- Но... но они были твоими товарищами по команде. Твоими друзьями.

Я играю с ее волосами, дергая за локон и наблюдая, как он упрямо возвращается в прежнюю форму.

- Как я и сказал Саймону в тот первый вечер в твоей кофейне: все продается, и у каждого - у каждого - своя цена.

Ее глаза изучают мое лицо, она выглядит такой грустной. Мне это совсем не нравится. Я снова перекатываюсь на нее, толкаясь между ее ног.

- Тебе грустно из-за меня? - спрашиваю я.

- Да.

- Тебе меня жалко?

Ее пальцы нежно пробегают по моим волосам.

- Думаю, да.

- Хорошо. - Я ухмыляюсь. - Это значит, что воду принесешь ты. И... когда ты вернешься... я хочу проверить твои навыки минета. Убедиться, что ты все правильно поняла, а если нет, я с радостью тебя проинструктирую.

Это срабатывает. Она поджимает губы, чтобы скрыть улыбку, а ее глаза вспыхивают.