Оливия
До этого момента в моей жизни, я бы описала секс как... хороший. Мой опыт с Джеком был сладкой первой любовью в том гормонально-управляемом, быстром и сверх-когда-он-начинает-становиться-хорошим способом, который семнадцатилетняя девушка считает романтичным, потому что она не знает ничего лучше. Она не знает, что есть нечто больше.
Секс с Николасом - это больше-больше.
Это весело. Как в музыкальном видео Джона Мэйера «Your Body Is a Wonderland» - поддразнивающе трогательно, с катанием по простыням и смехом в постели. Мы целуемся и ласкаемся - не только для разминки перед трахом, но и потому, что это приятно.
Секс с Николасом - это захватывающе. Волнующий в своем роде взрыв сердца. Я не знала, что удерживать запястья над головой может быть так удивительно - пока он не сделал это. Не знала, что скольжение потной кожи, увлажнившейся от многочасового напряжения, может быть таким эротичным. Не знала, что кое где даже могут заболеть мышцы - или что при этом можно по-прежнему чувствовать себя потрясающе.
Я не знала, что способна на множественные оргазмы - но слава богу, способна. Я не скованна и не ханжа. Знаю, как доставить себе удовольствие - немного трения и нажатия после напряженного дня - лучший и самый быстрый способ заснуть. Но после грандиозного финала я никогда не пыталась вернуться на бис.
Николас пытается - и ему это удается даже лучше.
В дни, следующие за нашей первой ночью вместе, мы попадаем в молчаливую рутину будней. Я провожу день в кафе, а ночь в его гостиничном номере. Иногда он заезжает за мной, иногда просто посылает машину - стараясь как можно дольше скрывать от публики свои частые визиты к «У Амелии».
Когда я приезжаю, он выпроваживает охранников – доходит даже до такого, что они размещаются в собственном номере этажом ниже. Логан ворчал громче всех, но согласился.
Клиент всегда прав, и, по-видимому, то же относится и к королевским особам.
Мы больше не ходим обедать - мы заказываем в номер или готовим что-нибудь легкое, например бутерброды или пасту. Все это удивительно... нормально. Иногда по ночам мы смотрим телевизор - пытались залпом посмотреть второй сезон «Американской истории ужасов», но не продвинулись дальше второй серии.
Из-за... секса.
Потрясающего, умопомрачительного, мне-буквально-пришлось-сменить-трусики-на-работе-вспоминая-об-этом, секса. Марти заметил это и позавидовал. А потом стал меня дразнить.
В постели, после секса, мы много разговариваем - Николас рассказывает мне истории о своей бабушке, брате и Саймоне. И хотя я чувствую к нему сильную растущую нежность, которая может быстро превратиться во что-то более глубокое, я стараюсь держать все это случайным и легким. Ненавязчивым.
Николасу в его ежедневных обязанностях и так достается много навязчивости.
Ближе всего мы подошли к «разговору» - «Мы встречаемся только друг с другом, и куда это нас приведет?» - когда по телевизору мелькнула история о нем и великолепной блондинке, с которой он был сфотографирован в Вэсско. Это назвали «Свадебный дозор».
Николас сказал мне, что она была его старинной школьной подругой - просто другом - и чтобы я никогда не верила ни одному журналисту, который будет рассказывать или писать о нем.
Хочу сказать, эй - они даже не могли правильно описать его нижнее белье. Но, очевидно, знают, про его член.
Через две недели после той первой сумасшедшей ночи моя растущая нежность к Николасу заставляет сделать то, чего я не делала годами: взять выходной в субботу в кафе.
Марти и Элли прикрывают меня.
И я поступаю так, потому что хочу сделать что-то хорошее для Николаса. Не только чтобы отплатить ему за все сказочные оргазмы - но и просто потому что.
Что можно подарить принцу? Человеку с целой страной у его ног и миром у него в руках?
То, что может только девушка из Нью-Йорка.
- У меня есть план.
Мы в библиотеке нашего номера. Николас сидит за столом, его волосы, все еще влажные после недавнего душа, падают на лоб, а Джеймс и Томми стоят у окна.
- Раздевайся, - говорю я, бросая к ногам набитый рюкзак.
Он встает, одаривая меня любопытной, сверкающей ямочками улыбкой, которая заставляет мой живот покалывать.
- Мне нравится этот план.
Он стягивает рубашку через голову - и при виде этой великолепной груди и рельефного пресса мне приходится закрыть рот, чтобы остановить поток слюны.
- Мне отправить парней в их номер? - спрашивает он.
Я бросаю ему из рюкзака футболку с «Бисти Бойз» и рваные джинсы.
- Они могут остаться - я доберусь до них через секунду.
Николас надевает костюм - его маскировку на весь день. Я держу толстую золотую цепочку с висящим крестом, и он наклоняет голову, чтобы я могла повесить ее ему на шею. Затем я выливаю на ладонь гель и поднимаюсь на цыпочки, чтобы втереть ему в волосы - взъерошив их сверху и скользнув по бокам. Идеально.
- Как ты относишься к тому, чтобы проколоть себе ухо? - спрашиваю я, поддразнивая.
Он шепчет:
- Иглы пугают меня.
Затем подмигивает. Глаза Николаса уже сверкают от возбуждения - следующая часть сведет его с ума.
- Ты умеешь водить мотоцикл?
Вчера вечером он упомянул, что был пилотом во время службы в армии, так что я сделала вполне обоснованное предположение.
- Конечно.
- Идеально.
Я достаю из рюкзака шлем с полностью тонированным щитком и поднимаю его.
- Байк Марти внизу. Он просил передать тебе: разобьешь, купишь новый... Дукати.
В комнату, за дверью которой он стоял, входит Логан, поднимая руку, как регулировщик дорожного движения.
- Подождите, сейчас...
Николас берет шлем.
- Все будет хорошо, Логан.
- И... - осторожно говорю я, поворачиваясь к трем большим, сильным, вероятно, имеющим лицензию на убийство парням. - Я хочу, чтобы мы с Николасом отправились на эту прогулку вдвоем. Вы, ребята, оставайтесь здесь.
Томми произносит, «Иисус, Мария и Иосиф».
Джеймс крестится.
Логан выбирает другой путь.
- Ни в коем случае. Это невозможно.
Но выражение лица Николаса говорит, что чертовски возможно.
- Нет, - снова настаивает Логан, его голос напряжен с легким намеком на отчаяние.
- Генри все время ускользал от охраны, - говорит Николас.
- Вы не принц Генри, - возражает Логан.
- У меня есть маршрут! - я подпрыгиваю от возбуждения, как Боско, когда ему нужно пописать. - Я все для вас записала, на всякий случай - где именно мы будем, каждую минуту.
Я достаю из рюкзака запечатанный конверт и протягиваю его Логану. Но когда он начинает его вскрывать, я кладу свою руку на его.
- Ты не можешь открыть его, пока мы не уйдем - это испортит сюрприз. Но я обещаю, что все будет хорошо. Клянусь своей жизнью. - Я перевожу взгляд с Логана на Николаса. - Доверьтесь мне.
И я очень хочу, чтобы он это сделал. Хочу сделать это для него, дать ему то, чего у него не было. То, что он всегда будет помнить: свободу. Николас смотрит на шлем, потом на Логана.
- Что может случиться в худшем случае?
- Э-э... вас могут убить, а нас троих повесят за измену.
- Не говори глупостей, - усмехается Николас. - Мы уже много лет никого не вешали. - Он шлепает Логана по спине. - Это будет расстрельная команда.
Томми смеется. Логан - нет, Джеймс изображает Швейцарию.
- Сэр, пожалуйста... если бы вы только послушали...
Николас использует то, что я называю «голосом».
- Я не ребенок, Логан. Я способен один день прожить без тебя. Вы трое оставайтесь здесь, и это приказ. Если я хоть мельком увижу вас или узнаю, что вы за нами следили - а я узнаю, - то отправлю домой охранять гребаных гончих. Я ясно выражаюсь?
Парни недовольно кивают. И всего через несколько минут он надевает шлем, чтобы его никто не узнал, пока мы идем через вестибюль к выходу из отеля.
- Добро пожаловать на Кони-Айленд! - Я широко раскидываю руки, пока Николас блокирует мотоцикл. - Известный своими эпическими американскими горками, просто довольно чистыми пляжами, и хот-догами, которые могут обеспечить вам спонтанный сердечный приступ, но вкусными достаточно, чтобы рискнуть.
Он посмеивается. И держит меня за руку, пока мы идем к «Циклону». Никто к нам не приглядывается, но Николас все равно смотрит вниз или на меня.
- Так... каково это – выйти на улицу... без них?
Он щурится от солнца.
- Странно. Будто я что-то забыл. Как в том сне, когда приходишь в класс без штанов. Но это... тоже волнующе.
Он целует мне тыльную сторону ладони, как в то первое утро, снова вызывая покалывание.
После катания на американских горках и поедания хот-догов мы возвращаемся к байку, чтобы взять покрывало, которое я туда уложила, и направляемся к амфитеатру.
- «Kodaline» выступают, - говорю я ему.
У Николаса есть куча их песен в плейлисте телефона. Он останавливается, и его лицо становится почти непроницаемым, но глаза горят ярко-зеленым светом. Затем одним движением он притягивает меня к себе и целует, лишая меня дыхания. Он прижимается своим лбом к моему.
- Это абсолютно лучшее, что кто-либо когда-либо делал для меня. Спасибо, Оливия.
Я улыбаюсь - и знаю, что сияю. Потому что именно так я себя и чувствую. Прямо сейчас - в его объятиях. Освещенная изнутри, как светящаяся падающая звезда, которая никогда не погаснет.
В помещении, когда мы стоим в очереди за напитками, из динамиков льется «Everything I Do» Брайана Адамса.
- Я люблю эту песню, - говорю я ему. - Это была моя песня на выпускном, но я на него не пошла.
- Почему? - спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
- У меня не было ни времени, ни платья.
- Разве твой парень... Джек... не хотел представить тебя всем?
- Он не настолько увлекался танцами.
Николас издает звук отвращения.
- Определенно чертов эгоист.
Потом я замечаю, что он держит голову опущенной, пытаясь скрыть лицо. Я поднимаю его подбородок.
- Эта штука с прятками работает только в том случае, если ты не ведешь себя так, будто пытаешься что-то скрыть. - Он слегка смущенно улыбается, и на щеках появляются ямочки. М-м-м. - Большинство людей тут никогда бы не подумали, что ты здесь объявишься, а тем немногим, кому взбредет это в голову, вероятно, слишком пофиг, чтобы делать из этого большое событие. Жители Нью-Йорка прохладно относятся к знаменитостям.