— Я — Нарайо, — откликнулся мужчина, сидевший на кровати возле потайной двери, в дальнем конце зала. Грант готов был поспорить, что сам граф Стеркус живет в комнате именно за этой дверцей. Однако ему не дали времени на предположения, поскольку Нарайо спросил:

— Что тебе надо?

— Господин, у меня письмо для Вас от моего командира капитана Тревиранаса, из деревни Датхил, — доложил гандер.

— В самом деле? — Нарайо заулыбался, обнажив белоснежные зубы. — Тогда давай его сюда. Я с удовольствием почитаю и тут же напишу ответ.

— Вот оно, господин капитан, — Грант вручил офицеру скатанный пергамент, стараясь скрыть растущее недовольство.

Он надеялся побыстрее доставить сообщение и отправиться в обратный путь. Теперь же приходиться ждать, пока капитан Нарайо соизволит не только прочесть, но и придумать ответ.

Однако гандер внезапно перестал возражать против задержки, когда красивая киммерийская девушка показалась в дверях, держа в руках поднос с кувшином вина и двумя кубками. Ей было по виду не больше шестнадцати лет, да и не несла она ничего смертельно опасного, направляясь в комнату в конце зала. Охранники пустили ее без разговоров и не пытались сопровождать.

Грант все глазел и глазел. В казарме присутствовало достаточно народу, но никого кроме него не смутило ее появление.

— Кто это такая? — спросил он хриплым голосом.

— Она — новая забава графа Стеркуса, — пояснил Нарайо, отрываясь от письма.

Капитан заметил, что взгляд вестового так и остался прикованный к дверному проему, за которым скрылась девушка.

— Не надейся, что скоро снова увидишь ее, любезный, — рассмеялся он. — Девчонка пробудет там долго.

Грант чувствовал себя неловко, его уши горели.

Нарайо опять засмеялся, и гандер предположил, что его глупый вид слишком бросается в глаза. В этот момент, Грант был готов оказаться где угодно, даже перед толпой ревущих киммерийских воинов, только не в этой комнате. Как получилось, что какая-то девчонка сумела его так оконфузить?

— Она еще так молода, — промямлил гандер, смущенно рассматривая носки своих сапог.

— Наш уважаемый командующий не согласился бы с тобой. И его мнение — единственное, которое имеет значение, — сказал Нарайо бархатным голосом. — А теперь я проявлю к тебе благосклонность — не стану спрашивать твое имя.

Сначала, Грант не понял, в чем тут польза для него. Он недостаточно долго жил на этом свете, чтобы приобрести необходимый опыт. Но потом до него все же дошел смысл, сказанных капитанов слов. Гандер осознал свою ошибку и вновь залился краской.

— Благодарю Вас, мой господин, — тихо вымолвил он.

— К твоим услугам.

Закончив писать, офицер растопил сургуч в жаровне, обвязал послание лентой и запечатал письмо. Печать его кольца была выполнена в виде огнедышащего дракона.

— Вот и все. Теперь, думаю, ты сделал выводы и передашь другим слишком рьяным поборникам морали, чтобы придерживали языки во избежание неприятностей, — изрек Нарайо.

На сей раз, Грант сразу понял намек. Он вместе с товарищами поспешно покинул помещение. На удивление, никто не посмеивался над ним, пока они не покинули форт.

Только после того, как лагерь остался позади, Бенно, прищурившись, спросил:

— Ты, правда, хотел спасти девку или собирался приберечь для себя?

— Митра! — воскликнул Грант в порыве негодования, истинного или притворного. — Она слишком молода для таких утех. В ее возрасте нужно искать первую любовь, а не то, что предлагает Стеркус.

Его речь дала повод шуткам для кузена и двух боссонцев. Они продолжали дразнить его на протяжении целого дня, пока не добрались до Датхила. После того, как Грант отдал ответ Нарайо своему капитану, он зарекся, что больше не станет, кому бы то ни было говорить подобные вещи, пока будет жив.

Мужчины собрались в небольшом закутке, в конце основной и единственной улицы Датхила. Они переговаривались вполголоса. Слишком тихо, чтобы Конан мог разобрать большую часть из того, что было сказано. Он слышал только обрывки разговора: «Ее имя — Угейн… от Росиниша, на восток… грязный развратник, если когда-либо…».

Когда один из мужчин заметил Конана, то все разом умолкли.

— Что все это значит? — спросил юноша, приблизясь.

Никто не спешил отвечать. Все отводили глаза. Наконец, фермер по имени Накатор сказал:

— Думаю, парень, тебе лучше услышать обо всем от отца.

Конан рассердился. Не в последнюю очередь потому, что невысокий, худосочный Накатор был гораздо ниже его.

— Что я должен услышать? — он спрашивал уже требовательно.

— Накатор прав, — подал голос Баларг, стараясь говорить как можно мягче. — Здесь решаются мужские дела.

Остальные киммерийцы закивали, поддерживая ткача.

Их реакция еще больше разозлила Конана. Ему захотелось подраться со всеми сразу. Показать им, что он уже стал взрослым. К счастью, воспоминание об уроке, преподнесенном его отцом перед уходом на войну, сдержало его порыв бросить вызов им сразу. Ни один из этих крестьян не мог сравниться с Мордеком. Но и самому Конану было далеко до кузнеца.

Пока он колебался, тяжелая рука опустилась на его плечо сзади.

— Что происходит? — спросил Мордек, почувствовав напряжение, возникшее между его сыном и остальными.

— Мы с удовольствием тебе расскажем, — сказал Накатор, приглашая кузнеца присоединиться. — Вот только мы не уверены, захочешь ли ты, чтобы твой сын об этом услышал.

— Останься здесь, — приказал Мордек Конану.

Юноша хоть и весь кипел внутри, не посмел перечить.

Деревенские мужчины вместе с его отцом, возвышающимся почти на целую голову над многими односельчанами, отошли в сторону. Снова они говорили тихо и неразборчиво. И опять до Конана долетали только обрывки фраз. Малая часть того, что он хотел бы узнать. Напрягая слух, молодой киммериец следил за отцом. Суровое лицо Мордека скоро совсем потемнело от гнева.

— Эти сведения достоверны? — спросил он грозно.

— Да, это так, — сказал Накатор, и остальные подтвердили кивками.

— Грязное дело. Без сомнения, грязное. И мой сын должен об этом знать. Пусть у него будут некоторые понятия о нравах, царящих у захватчиков, — Мордек бросил пронзительный взгляд на Конана. — А ты помнишь слова аквилонского капитана, относительно наших девушек? Он советовал нам прятать своих женщин, когда его начальник Стеркус задумает посетить Датхил.

— Да, отец. Я помню, — сказал Конан.

— Хорошо. Хотелось бы, чтобы он не приврал, — Мордек плюнул в отвращении. — Посмотрим, каков на самом деле этот Стеркус и справедливы ли слухи о нем.

— Сообщения правдивы, — прервал его Баларг.

— Если сообщения действительно правдивы, — продолжил кузнец, делая ударение на первом слове, — то из них следует, что Стеркус забрал киммерийскую девочку из достойной семьи для удовлетворения своей похоти. Он угрожал ей, что натравит своих аквилонских псов на деревню, если она не уступит его желаниям.

— Накопившийся гнев выплеснулся из груди Конана наружу.

— Разве вы не понимаете? Мы должны убить его! Мы обязаны убить всех захватчиков!

Он сделал один шаг вперед, потом второй. И некоторые из селян невольно отшатнулись, увидев в синих глазах юноши, таких же, как и у отца, неумолимую жажду крови.

— Придет такой день, — пророкотал Мордек уверенным голосом. — Наступит обязательно. Но не здесь и не сейчас.

Баларг покачивал головой, словно в знак согласия, однако сказал следующие:

— Если бы вы не были столь же горячи, как ваш подстрекатель и не понеслись бы сломя голову на аквилонцев, стоило тем преступить границу то тогда, не было б столько мертвецов в этой деревне. Они и сейчас бы наслаждались солнечным светом.

— Кром! Мы должны были попытаться выбить врага за пределы нашей земли, — прорычал Мордек. — И мы были близки к победе! Ели б не их проклятые рыцари, то все бы изменилось в нашу пользу! Кто скажет, что сражение не обошлось нам дорогой ценой? А кто скажет, что у нас сейчас есть силы для новой битвы после таких потерь?