Мордек выпрямился. Он хмыкнул и потер поясницу.

— Все же такая работа не по мне, — проворчал кузнец. — И каждый год моя спина напоминает об этом все громче и громче.

Его сын продолжал неустанно махать косой. Этим он напоминал водяной поток, который без устали крутит жернова мельницы, перемалывая зерно в муку. В свои неполные четырнадцать лет, он был столь же далек от боли в костях, как от седых волос и клюки.

Как всякий селянин, юноша частенько с тревогой посматривал на небеса. Низкая облачность и густые туманы были обыденным явлением даже в разгар лета. А сейчас и подавно вызывали беспокойство. Дождь во время уборки урожая мог бы стать настоящим бедствием. Но хуже всего был град. Если он пойдет, то, скорее всего, многие старики, женщины и маленькие дети рисковали не встретить следующую весну. Надеяться, по словам Мордека, на Крома не приходилось и все, понимая ответственность, вышли на покос.

Нагнуться. Махнуть косой. Увидеть падающие колосья. Выпрямиться. Шагнуть вперед. И снова по кругу. Так проходила сегодняшняя жизнь Конана. От первых лучей солнца до глубоких сумерек. Все трудоспособные мужчины и подростки Датхила работали точно также. Исключение составлял только пастух Нектан, который не оставлял свою отару даже ради урожая.

С наступлением темноты, мужчины разошлись по домам. Голодные, как волки, они наскоро заглотили еду и пиво. После чего, замертво повалились на свои ложа. Чтобы утром, перекусив кашей или лепешками и наполнив мешочки теме же лепешками и сыром про запас, вернуться на изнурительную работу.

В конце концов, на полях остались одиноко торчать лишь редкие колосья. Не считая их, урожай был собран. И тогда, уставшие, заросшие и покрытые грязью, жители Датхила решили устроить день отдыха. В первую очередь, и мужчины и женщины хорошенько отоспались. Потом, поднявшись, занялись только самыми необходимыми делами. Все остальное могло подождать. Множество семей нагревало воду для купания, ведь даже простое умывание уходило на задний план во время страды.

Наступил день праздника. По вековым традициям, народ Киммерии отмечал этот день независимо от того, хорош или плох выдался урожай. Если хорош, то люди праздновали, поскольку это было событие само по себе. Если наоборот, то они тоже пировали, чтобы бросить вызов в лицо судьбе. Тушились цыплята. Хозяйки жарили уток и гусей, бережливо собирая жир. На вертелах шипели свиные туши. Из погребов доставались бочки и кувшины с пивом.

Как любой киммериец, Конан пристрастился к пиву, едва ли не с тех пор, когда бросил сосать грудь матери. Оно было куда приятнее и наверняка полезнее, чем простая вода. Правда, юноша знал ему меру. От сильных возлияний, по утру болела голова, и он помнил об этом. Тем не менее, сегодня пиво лилось в его желудок рекой. Конан наделся, что оно придаст ему храбрости в предстоящем разговоре с Тарлой. Оставались некоторые слова, которые он хотел ей сказать.

Но разговор не состоялся, поскольку после полудня в Датхиле объявился граф Стеркус. Дворянин восседал верхом на коне. И что необычно, к спине лошади были приторочены несколько пузатых бочонков. Высмотрев в толпе селян кузнеца, он поманил его пальцем.

— Подойди ко мне, добрый человек, и послужи для меня переводчиком, — сказал граф на своем родном языке, стараясь казаться предельно вежливым.

— Хорошо, — кивнул Мордек, подходя к аквилонцу, — Что переводить?

— Скажи односельчанам, что до меня дошли слухи о вашем празднике. Передай им также, что никакой пир не будет таковым являться без хорошего вина, — Стеркус указал на круп лошади. — Я считаю, этого достаточно, чтобы поставить последний штрих.

Скорее всего, граф никогда бы не купил себе популярность или хотя бы терпимость даже золотом. Но с вином была другая история. Киммерийцы с удовольствием пили этот напиток, когда удавалось достать. Его изредка привозили аквилонские торговцы на землю варваров, где никакие виноградники просто не могли произрастать. И тут вдруг внушительная партия крепкого, сладкого напитка к празднику урожая! Воистину, хитрый дворянин знал, какой монетой подкупить народ.

И теперь он мог угощать Тарлу красной кровью винограда. Подшучивать над ней, когда походка девушки сделалась шаткой, и язык стал заплетаться. Кружить ее в зажигательном аквилонском танце под звуки дудок и бубнов. Кто мог сейчас воспрепятствовать ему? Никто! Даже тот же Конан, вновь отодвинутый на задний план.

хайдерч — прорицатель решил зазимовать в Датхиле. Время от времени он приносил существенную пользу жителям деревни. Однажды жена Баларга потеряла серебряное кольцо, и старик тогда велел ей зарезать одну из куриц. И точно, в желудке птицы обнаружилось пропавшее кольцо. Вероятно, оно соскользнуло с пальца, когда женщина сыпала зерно для цыплят. В благодарность, жена Баларга кормила провидца в течение недели, хотя сама никогда не являлась примером великодушия. Наверное, она действительно дорожила вещицей.

Рхайдерч также попытался отыскать четырех овец, отбившихся от отары Нектана во время метели, которая быстро замела все следы на тропинках. Он посоветовал пастуху пойти к красной скале и поискать под высокой елью. Нектан знал тот красноватый валун у опушки леса. Правда нашлась всего одна овца, но пастух и тому был рад, рассудив, что одна все же лучше, чем вообще ничего.

Конечно, силы ясновидящего были не безграничны, по крайней мере, не такие, как он сам того бы желал. Хотя, за исключением досадного промаха с овцами, он, как правило, не ошибался. И все же, больше приходилось перебиваться случайной работой, чтобы иметь пищу и кров. И, что удивительно, он справлялся с ней лучше, чем большинство остальных людей.

Как-то по утру в начале весны, Конан натолкнулся на старика, ремонтирующего стену соседнего дома. Рхайдерч не в первый раз занимался подобной работой, и все делал с умом, используя надлежащее количество прутьев и глины.

— Добрый день, — кивнул он юноши и пояснил: — После этого, я постелю на крышу больше соломы, и тогда стена не будет расползаться от дождя.

— Наверняка, это укрепит дом, — согласился сын кузнеца и, чуть поколебавшись, спросил: — Как тебе удается видеть невидимое?

Странно, но Рхайдерч отнесся к вопросу серьезно.

— Я и сам не знаю, парень, — вздохнул он. — Могу лишь сказать, что просто вижу. Иногда столь ясно, как, например, сейчас тебя, будто все происходит перед моими глазами. Бывает, что смутно. Но и этого порой бывает достаточно простому человеку, который хочет узнать свое будущие. А иногда случается так, что ни я, ни он не могут расшифровать видение.

— А бывает, когда ты оказываешься не прав?

— Не прав? — старик задумался. — Видишь ли, в некоторые моменты, я не могу с достоверностью сказать, что именно сбудется из того, что мне открылось. Но это видимо не то, о чем ты хотел узнать, не так ли?

Сын кузнеца помотал головой, и Рхайдерч, еще немного подумав, добавил:

— Мне не кажется, что мои предсказания ложны. Обычно, все равно что-нибудь сбывается из увиденного мной.

— Так я и думал, — сказал Конан. — А тогда ответь на вопрос: Что ты видел, относительно нашего народа и аквилонцев?

— До сих пор практически ничего, чего бы тебе хотелось услышать.

— Ну, так все же, смог бы попытаться? — спросил юноша нетерпеливо.

— Могу ли я вызвать видения специально, особенно под давлением? — нахмурился прорицатель. — Никогда не пробовал и не знаю, стоит ли…

— Но это крайне важно для всех нас, — возразил Конан.

— Действительно важно, — признал Рхайдерч. — Ладно, парень. Я попробую. Пусть никто не говорит, что я избегал помощи киммерийцам.

Он стоял неподвижно на обочине — худощавый старик с длинными, покрытыми грязью, руками. Его губы шевелились. Сначала беззвучно, затем послышалось подобие песнопения. У Конана по спине побежали мурашки. Сын кузнеца понял, что провидец пытается проникнуть за завесу неведомого. Потом взгляд Рхайдерча переместился на юношу, но тот был не уверен, что старик видит его. Очевидно, в какие бы туманные дали не заглядывал Рхайдерч, там явно не было деревеньки, где жила семья Конана.