- Адмирал Митчелл? Ты меня удивляешь, я просто поражен. Это редкое, возможно, слишком редкое явление, чтобы адмирала подвергли порке перед лицом всего флота. Я не могу вспомнить за все свое время на море, хотя видит Бог, я наблюдал ужасно много наказаний.

- В то время он еще не был адмиралом. Конечно, нет, Стивен, ну что ты за человек. Это случилось очень давно, в дни Родни, полагаю, когда Митчелл еще был молодым фор-марсовым. Завербовали его принудительно. Я не знаю подробностей, но слышал, что у него осталась на берегу возлюбленная, и поэтому он снова и снова дезертировал. А последний раз отверг капитанское наказание и обратился в трибунал. Как раз в самый неподходящий момент. В те времена имелась куча неприятностей с дезертирами, и трибунал решил устроить показательный суд над беднягой Митчеллом - пять сотен плетей. Но, тем не менее, тот выжил. Пережил и желтую лихорадку, когда его корабль отправили в испанской Мейн, от которой менее чем за месяц умерло полкоманды и капитан. Новый же капитан проникся к нему симпатией, и, испытывая дикую нехватку младших офицеров, назначил его мичманом. Чтобы не утомлять тебя, скажу, что Митчелл аккуратно вел журнал, сдал экзамен на лейтенанта и его сразу же назначили на "Бланш", и исполнял обязанности второго лейтенанта, когда они захватили "Пике", а капитан "Бланша" погиб.

Так он получил продвижение, и, не прокомандовав своим шлюпом и полугода, на рассвете налетел на французский корвет, взял его на абордаж и отвел в Плимут, и его произвели в капитаны первого ранга на двенадцать лет раньше меня. Удача не покинула его, и еще не пожелтев от старости, Митчелл не так давно поднял свой флаг. Все это время ему сопутствовала удача. Он отличный моряк, конечно, и это были времена, когда не требовалось походить на джентльмена, как сейчас говорят, но удача тоже необходима. Я заметил, - продолжил Джек, наливая остатки кофе Стивену, - что в целом удача, похоже, играет честно. Поначалу фортуна дала Митчеллу чертовски подлый удар, а затем повернулась к нему лицом, но, видишь ли, я оказался удивительно удачлив в молодости, захватив "Какафуэго" и "Фанчуллу" и женившись на Софи, не говоря уже о трофеях, и иногда задаюсь вопросом: Митчелл начал с порки перед лицом всего флота, а я, возможно, так закончу.

"Сан-Иосиф" отплыл, унося гостеприимного Митчелла обратно к прибрежной эскадре, долгий период хорошей погоды, сопутствовавшей «Ворчестеру», подошел к концу, сменившись пронзительным, несущимся над белыми вздымающимися волнами, девятидневным мистралем, сдувшим флот на половину пути к Менорке и причинившим почти такой же ущерб, как небольшое сражение. И, хотя это кропотливое продвижение против ветра до 43' с.ш. и не положило конец сообщению между кораблями, Джек все равно вел довольно изолированное существование.

Эта эскадра общительностью не отличалась. Адмирал Торнтон обедов не устраивал, а флаг-капитан предпочитал, чтобы все капитаны оставались на своих кораблях, пока в них не возникало необходимости, и также не поощрял визиты с корабля на корабль других офицеров, опасаясь ослабления дисциплины, поскольку расценивал это как вероятную прелюдию, если даже не прямые призывы к мятежу, и хотя, когда позволила погода, контр-адмирал Харт дал по случаю званый обед, то не пригласил капитана Обри.

Присоединившись к эскадре, Джек нанес контр-адмиралу визит вежливости, и его любезно приняли, он даже услышал изъявление радости по случаю своего пребывания в составе эскадры, но, хотя Харт был умелым лицемером, эти слова не ввели в заблуждение ни Джека, ни кого-либо еще. Большинство капитанов знали о неприязни, существовавшей между ними еще со времен связи Джека с миссис Харт, задолго до его женитьбы, а те, кто не знал, скоро узнали.

Светская жизнь Джека могла быть еще более скудной, чем у остальных капитанов, если бы он не имел близких друзей в эскадре, таких как Хинидж Дандас с "Экселента" или лорд Гаррон с "Бойна", которые могли позволить себе пренебречь недоброжелательностью Харта, и, конечно же, если бы на борту не было Стивена.

Но в любом случае его дни оставались довольно насыщены: повседневное управление кораблем можно было с полной уверенностью оставить на Пуллингса, но Джек и в самом деле надеялся улучшить управляемость "Ворчестера", а также артиллерийскую подготовку. С болью он отметил, что "Помпеи" могут спустить брам-стеньги за одну минуту пятьдесят пять секунд и спустить все шлюпки за десять минут сорок секунд, хотя тот никак не являлся первоклассным кораблём, в то время как "Бойн", который обычно брал риф на марселях после команды "все по местам", в хорошую погоду делал это за одну минуту и пять секунд. Джек указал на эти факты своим офицерам и немногим умелым матросам - старшинам бака, марсов и юта, и с этого времени жизнь менее проворных членов экипажа превратилась в сплошные страдания.

Страдания, если можно так выразиться, в виде чрезвычайно загруженного дня: многие из них, с исцарапанными от тросов руками, уставшими, болящими спинами, начинали ненавидеть капитана Обри и мерзкие часы у него в руке. "Мерзкий ублюдок, жирный содомит, чтоб ему свалиться замертво", - говорили некоторые, хотя и очень осторожно, пока ставили или убирали утлегарь или в шестой раз убирали брам-стеньги. Но после учений долгожданный барабан пробил отбой, напряжение ослабевало, и ненависть угасала, так что ко времени, когда стреляла вечерняя пушка на борту флагмана, возвращалось нечто вроде доброжелательности, а когда теплыми, тихими, лунными ночами Джек приходил на бак - посмотреть танцы на форкастле или послушать, как сыгрывается оркестр, матросы приветствовали его очень доброжелательно.

На борту обнаружилось удивительное количество музыкальных талантов. Совершенно независимо от скрипача и флейтиста морских пехотинцев, обычно играющих, чтобы ободрить матросов на шпиле днем, и хорнпайп вечером, по крайней мере человек сорок умели играть на каком-либо инструменте, а еще больше могли петь, зачастую - очень хорошо. Опустившийся изготовитель волынок из Камберленда, а теперь уборщик в вахте правого борта, помог восполнить недостаток инструментов, но, хотя и он, и его приятели из северных графств издавали энергичный визг, оркестр не принес кораблю достойную репутацию, пока одно из судов снабжения не привезло заказ Джека из музыкального магазина в Валетте, и настоящее наслаждение "Ворчестера" открылось в хоре.

Корабль мистера Мартина, "Бервик", до сих пор не вернулся из Палермо, где, как стало известно, его капитан оказался крайне привязан - пришвартован носом и кормой - к молодой сицилийской леди с яркими каштановыми волосами, поэтому капеллан остался на "Ворчестере", проводя службы каждое воскресенье, когда оснащали церковь, и заметил, что псалмы поются во весь голос. Наиболее голосистым он предложил предпринять попытку оратории. Никогда ранее на "Ворчестере" не бывало подобного, но Мартин подумал, что с прилежанием, репетициями и, возможно, некоторыми стихами мистера Моуэта можно чего-то достичь.

Более того, едва весть об этом распространилась по нижней палубе, как первому лейтенанту доложили, что на корабле есть пятеро из Ланкашира, наизусть знающие "Мессию" Генделя - неоднократно исполняли в родном захолустье. Это были тощие, маленькие, страдающие от недоедания бедняги - всего с парой посиневших зубов на всех, несмотря на молодость. Их схватили вместе с прочими, за то, что сговаривались выступить за повышение заработной платы, и приговорили к высылке, но поскольку они казались несколько менее виновны, чем те, кто действительно выступил, то вместо этого им позволили вступить в военно-морской флот. На самом деле, они выиграли от своего выбора, так как "Ворчестер" являлся довольно гуманным кораблем, хотя вначале едва ли осознавали свое счастье.