Правда, все выстирано в морской воде - на корабле ощущалась нехватка пресной, и поскольку мыло не мылилось, то одежда не отстирывалась и становилась грубой и соленой на ощупь, но создавала превосходное разноцветное представление, жизнерадостное зрелище.

В самой кают-компании его присутствие вызывало менее сковывающий эффект, чем обычно: у нескольких офицеров не только имелось лекарство от простуды, но и истории, касающиеся необычайно длительного приступа болезни, полученной при каких-либо конкретных и четко определенных обстоятельствах, таких как: ненадетый жилет, надетый шерстяной плащ с капюшоном на вахту в одну ночь, и не надетый в следующую, разговор с женщиной со шляпой в руках, во время льющегося на голову дождя, сидение на сквозняке, несвоевременное потение - эти темы придали трапезе более неформальный вид.

Джек говорил мало: больше и не смог бы, почти потеряв голос, но выглядел и, разумеется, вел себя дружелюбно, и его все время заклинали "покормите простуду, сэр, и заставьте голодать лихорадку", и гость съел много свежего тунца, что украшал собой полстола, столь радостно приветствуемая замена соленой свинине.

Одновременно он слушал разговоры на своем конце стола: носороги, как их лучше размещать, возможный вес, рацион для разновидностей с одним рогом и двумя, забавную историю о носороге с Суматры, принадлежавшем ЕВК "Ариэль", его пристрастие к грогу и несчастный конец, втихомолку обсуждаемые свойства порошка из его рога, сожаление в связи с отсутствием доктора Мэтьюрина (здоровья ему), Барка и возможность возобновить запасы живого скота (по крайней мере, овец и птицы), вероятность, что паша любезно пришлет стадо бычков в обмен на носорога и груз, несомненно, не менее ценных подарков.

На дальнем конце, однако, Моуэт и Роуэн, заменивший бестолкового Сомерса, казалось, похоже, поспорили, громко и даже зло.

Джек достаточно понаблюдал за Роуэном, круглолицым молодым человеком с горящими глазами и решительной наружностью, чтобы понять, что, хотя классического образования у него и мало - сын корабела из западного графства, но офицер это компетентный и являет огромную разницу по сравнению с Сомерсом, однако вне профессии знает мало, и сейчас, во время кратковременного затишья в разговоре, с удивлением услышал, как Роуэн сказал:

- Я не знаю, что такое "дактиль" [24], но знаю, что

Возьмете ли вы

кусочек халвы

- поэзия, чтобы вы не говорили. Это рифмуется? А если то, что рифмуется не поэзия, то что же тогда?

Джек вполне согласился, и внутренне остался уверен, что Моуэт тоже не знает, что такое дактиль, хотя и крепко любил лейтенанта.

- Сказать вам, что такое поэзия, - вскричал Моуэт, - поэзия - это...

В кают-компанию ворвался вахтенный мичман.

- Прошу прощения, сэр, - произнес он, остановившись около локтя Джека, - вахта мистера Уайтинга, и с салинга виднеется "Дриада", сэр, два румба справа на скуле. По крайней мере, мы думаем, что это "Дриада", - прибавил посыльный, почти разрушив весь эффект.

Было бы странно ошибиться по поводу "Дриады" с ее вымпелом военного корабля и отличительной оснасткой, но также странно, поскольку с таким ветром "Дриада" могла достичь своего теперешнего местоположения, только поставив все возможные паруса.

- Какие паруса на ней стоят?

- Трюмсели, сэр.

Это имело решающее значение. Ни один военный корабль не станет лететь со стороны суши с таким опасным напряжением всех сил, если только это не "Дриада".

- Очень хорошо, мистер Сеймур, - сказал Джек. - Мои приветствия мистеру Уайтингу, и он может прибавить парусов, чтобы сблизиться с "Дриадой", если это она. Я выйду на палубу после обеда, - а Пуллингсу тихонько сказал, - было бы жаль потерять хоть малую толику этой славной каши с патокой.

Это оказалась "Дриада", приближавшаяся так быстро, насколько позволяли ее нелепые формы: с прекрасным ветром в галфвинд под всеми парусами, что могла нести, шлюп делал около девяти узлов, дрожа от усилий и еще на границе видимости выбросив сигнал о наличии сообщения.

Сам же «Ворчестер» помчался на противоположном галсе со скоростью чистых десяти узлов, как только свернул остатки прачечной. Они сближались по пустому сверкающему морю так быстро, что не прошло и получаса с того момента, как обитатели кают-компании вышли переваривать обед на палубу, когда корабли подошли на расстояние оклика.

Впервые со времени прихода в Средиземное море (за исключением учений), когда на "Ворчестере" распустили бом-брамсели и верхние стаксели. Первый раз, когда этот экипаж ставил названные паруса не при легких порывах ветра, и хотя крутой крен в подветренную сторону, быстро проносящаяся вдоль борта вода и широко отбрасываемый носовой бурун радовали Джека, он выглядел крайне задумчивым, глядя как исполняются некоторые приказы.

Многие мичманы, да и некоторые из фор-марсовых не знали своих обязанностей, а постановка брам-стакселя на бизани чуть не закончилась падением одного недоросля со страшной высоты, если даже не гибелью, но старшина марсовых поймал его за волосы.

А когда корабль складывал свои крылья, многочисленные крылья, чтобы лечь в дрейф и Баббингтон мог подняться на борт, Джек увидел некоторые странности: как два ведущих голоса хора "Аллилуйя" добросовестно и с огромным усердием тянули канат не в том направлении, пока рассерженный помощник боцмана на врезал им - они лучше разбирались в Генделе, чем в тонкостях морского дела.

Проблема была в том, что на борту не хватало настоящих моряков - эти сухопутные парни, расставленные в подходящих местах, уже могли справляться с повседневной работой достаточно хорошо, или, по крайней мере, не позорясь, но будут потерянно озираться в случае чего-то неординарного: например, если корабль ночью неуправляемо приведется против ветра или ляжет на борт в шквал, или в близком бою с решительным врагом, когда рангоут, блоки и даже мачты падают на головы.

Команду из опытных или хотя бы обычных моряков за несколько месяцев не подготовишь, и единственный способ приспособиться к битвам и штормам это пройти через то и другое. Джек задавался вопросом, как поведут себя некоторые при первом же знакомстве с тем либо другим, потому что не считал чрезвычайными ситуациями те несколько шквалов, что имели место, или парочку выстрелов, а тем более не считал их штормом или сражением.

Эти мысли были отчасти вызваны отличной морской выучкой, выказанной экипажем "Дриады", но мгновенно развеялись при виде её капитана, поднимающегося на борт "Ворчестера" и выглядящего так, будто нельзя терять ни минуты. И, судя по сияющему лицу, когда Баббингтон перебирался через борт, он принес хорошие новости.

- Французы в Медине, сэр, - сообщил молодой коммандер, когда они оказались в капитанской каюте.

- В самом деле, ей-богу? - воскликнул Джек, остановившись.

- Да, сэр. Семидесятичетырехпушечник и тридцатишестипушечный фрегат.

Баббингтон свалился на них внезапно, зигзагом протиснувшись через Голетту - длинный канал, ведущий в порт Медины. Там французы и лежали, пришвартованные под защитой большей из двух батарей, охранявших вход в канал, и если бы он не привелся сразу к ветру, то "Дриаду" пронесло бы мимо них в канал, и пути к бегству оказались бы отрезаны.

- Французы открыли огонь? - спросил Джек.

- Нет, сэр. Мне кажется, мы их застигли врасплох, как и я сам, и я не дал им много времени, чтобы опомниться. Я лавировал против ветра так быстро, как только мог: "Дриада" отлично справилась, хотя у нас был только один риф на марселях - мы обогнули мыс в десяти ярдах, чтобы сэкономить, а затем рванули несмотря ни на что, чтобы присоединиться к вам, чтобы мы могли вернуться вместе и уничтожить их.

Баббингтон, казалось, не питал никаких сомнений в уничтожении французских кораблей: ничего о правильности своего поведения. Вероятно, свои депеши он доставит консулу в Медине сразу после уничтожения французов.