Глава 16

Когда высадились из самолета и прошли в здание маленького аэропорта, нас встретил там грузный, высокий мужчина в теплой походной одежде. Или это из-за нее он казался грузным. Лицо с глубокими, суровыми складками, как всегда с большого мороза. Колючие серые глаза прищурены. Поздоровался и, глядя на меня, спросил: — Ростовцева Мария? Разговор есть.

Я взглянула на своих спутников. Женя встрепенулся, Елизар поднял брови. Мужик уточнил:

— Пару шагов отойдем.

Мы отошли к регистрационной стойке. В зале, кроме нас, уже почти никого не осталось. Он вытащил сложенный вчетверо чистый листок бумаги и простой карандаш, положил на стойку и повернулся ко мне.

— Я работаю на прииске. Один человек попросил меня вернуть долг. Оказать вам услугу.

— Да, дедушка сказал мне.

— Я не знаю вашего деда, очевидно, это взаимозачет. Но я хочу кое-что вам показать. Смотрите, — начал он уверенно чертить на бумаге, — вот наша шахта, это Кувет вверх по течению. Здесь находятся эти каменистые сопки — малые отроги хребта. Километров десять всего до жилья. Мелочь вроде, можно пешком пробежаться… Но сейчас зима… Преобладающие ветра вот отсюда, — он нарисовал большую стрелку, — с океана. С вершин, конечно, выдувает снег, но пологое южное подножье…

— Не найти ничего в снегу? — расстроилась я.

— Почему не найти? Наверху очень даже найти. Вершины сопок разрушены солнцем, ветром, дождем, морозами. Оттуда и катится все вниз. Но внизу они уже разбиты… вы знаете, что такое литофизы? Ага, так вот — наверху это такие бомбы увесистые и разбить их все жизни и сил не хватит, чтобы осмотреть на предмет наличия…

— Извините, я так поняла, что есть большие сложности с доставкой меня туда. Я не настаиваю. Если есть малейший риск для людей и транспорта, то я не настаиваю. Жила без этого и дальше проживу. Я все понимаю, — говорила я, пряча глаза, и ощущая страшное разочарование. Жалко выглядела, наверное, если мужик вздохнул и уже ласковее продолжил:

— Подножье сопок занесено снегом, глубоким снегом в несколько метров. Садиться на склон нельзя. Я рад, что вы понимаете — рисковать глупо. Но! У меня есть большая коллекция, полная коллекция всего, что там есть интересного. Все разложено по ящикам от ЗИПа, систематизировано, пронумеровано, описано. Всего шестнадцать мест багажа. С учетом пассажиров, берут только тринадцать, и вам предстоит решить, что из этого списка вы оставите здесь.

— Вы предлагаете свою коллекцию мне? — пораженно выдохнула я, — не нужно таких жертв.

— Подождите, — миролюбиво остановил меня мужчина, — несколько лет я еще пробуду здесь, и собрать новую — не проблема. И понимаю, что походить, посмотреть своими глазами, найти, поохать — это интересно и замечательно. Но вы не специалист и без совета и помощи подберете десяток самых ярких друз и только. А здесь у меня…

— У меня совести не хватит отобрать…

Он, не слушая меня, продолжал:

— … интересная подборка, ювелирная подборка. Дело в том, что для меня очень важно вернуть этот долг, крайне важно. Поверьте, я отделаюсь малой кровью. Это неожиданная удача для меня и вы меня очень выручили.

Так, значит, — продолжил он, — ящик с горными хрусталями. Есть крупные друзы, интерьерные, это модно сейчас. И мелкие, чистейшей води и разного размера… Но они обычны, ничего особенного. Там только две драгоценности — розовый и черный экземпляры. Я переложил в сумку. Вот она — посмотрите потом в самолете. Так что этот ящик предлагаю оставить здесь. Да и опять собирать их мне будет не интересно. Согласны?

— Ахх…ага… — я терялась от его напора.

— Далее — простые, непрозрачные, узорчатые агаты. Они, конечно, красивые, пестренькие, разноцветные, но здесь не ювелирка. Так, на посмотреть… Почти все с трещинками, вкраплениями пустой породы. И много черных, узор красивый разнится и все. Этих жаль, конечно, но… Оставляем?

— Да.

— И, собственно — небольшие литофизы с самоцветными жеодами. Или без них. Что там внутри — не знает никто. Это лотерея. Вы знаете, есть такие громады… а эти с кулак-два, парочка с голову размером. Часто случается, что такая бомбочка внутри оказывается совсем пустой, и вторая, и третья, а четвертая потом вознаграждает все ожидания. Так что, оставляем?

— Оставляем, — согласилась я, не сводя с него глаз.

— Я не сомневался в вашем здравомыслии. Багаж уже погружен, есть разрешение на вывоз. Вот сумка, посмотрите потом. Здесь замечательные экземпляры. И личный подарок вам за услугу, которую вы невольно оказали мне. Не смотрите сейчас, не разворачивайте. Только дома. Рассказывать тоже никому не нужно. Или по минимуму, договорились? Это вам на большое, просто огромное счастье, Маша. Такие вещи просто так не находят и абы кому не дарят, поверьте мне. Я решил это сейчас.

Я кивала, как болванчик, зачарованно глядя ему в глаза. Я сейчас почти любила его. Офигенный мужик. Некрасивый, суровый, в пожилом возрасте — лет сорок, наверное, но такой…

В моем окружении всегда было много серьезных, уверенных в себе, властных зачастую мужчин. У нас очень часто обедали, гостили, ночевали военные — и из заводской приемки, и с флота — ракетчики, моряки. Инженеры, представители Министерства обороны, непосредственное начальство от военной промышленности из Москвы. Я насмотрелась и наслушалась многих, много раз бывала с дедом на кораблях и подводных лодках. Но этот… Что-то в нем было такое особенно настоящее, сильное, мужское с большой буквы. И этот долг чести, его отношение к нему… Эти мужские игры, дела мужские — серьезные, без фальши и всего лишнего, наносного. Его деловитая сосредоточенность на выполнении поставленной задачи, скрупулезное ее выполнение самым наилучшим образом…

— Как вас зовут? — спросила я его.

Он слегка поклонился, скупо улыбнулся и представился: — Иван. Мой подарок… лучше вам не знать фамилии. Боитесь? Оставьте здесь.

— Ни за что, — я засунула тяжелый сверточек во внутренний карман теплой куртки, — так я буду часто вспоминать о вас. Я очень хотела бы еще послушать, узнать больше обо всем этом. Вы же геолог? Вы, наверное, очень интересный человек, для меня интересный. Я просто уверена, что вы знаете кучу увлекательных историй о самоцветах, и приключений, связанных с ними, у вас в жизни было полно. Жаль расставаться вот так и жаль, что встреча наспех.

Иван, улыбаясь, смотрел на меня: — А знаете что? Держите — моя визитка. Я доверяю вам. Обязательно свяжитесь со мной в середине лета и тогда, я не хочу загадывать …

Я рассмеялась: — В середине лета мне рожать. Я уже не смогу никуда ехать.

Он тоже засмеялся, быстро взглянув в сторону Жени.

— Не судьба… Жаль. Удачи вам тогда, Мария Ростовцева, и счастливой дороги. Сохраните визитку. Может, через год — два. Если не перегорите этим.

— Спасибо, — я шагнула и обняла его. Он не отстранился, погладил меня по спине. И ушел потом, за стеклянной дверью сел в вездеход, машина рявкнула, выпустив клубы черного дыма. Я стояла у двери, глядя, как он уезжает. Ох, ты ж! Вот это да. Этот — настоящий.

Сидя в очередном самолете, я представляла Ивана в молодости. Он был похож на актера Балуева. Типаж тот же. Вот ему понравилась девушка… он принял для себя решение, поставил ее о нем в известность и увез, и сделал своей женой. А она и не вякнула, потому что не дура. Видно же, что таких единицы и за ним точно, как за каменной стеной. И честь для него не пустой звук. И все проблемы он четко и уверенно решает, не обременяя ими дорогих ему людей. И есть ли для него понятие серого цвета, или только черное и белое? Способен ли он на компромисс, прощение? Предательство не прощает точно и сам не предаст никогда. Почему Саша оказался не таким? Или, наоборот — таким, когда долг перед родичами сильнее всего, даже каких-то чувств ко мне. Были же эти чувства, женился же он на мне из-за чего-то? А я не оправдала его ожиданий… А вот она…

— Маша, что ты приуныла? Радоваться нужно.

— Влюбилась, наверное, — и пожалела, что сказала это, оправдывая для себя сожаление о расставании с Иваном. Не нужно таким делиться ни с кем. Такие моменты, воспоминания о таких встречах нужно оставлять только себе.

Вся дорога заняла до полутора суток. Последние километры, пролегающие в диком, густом лесу, мы преодолевали на таком же грузовом вездеходе, как тот, который увез Ивана. Только у этого была сооружена в кузове будка вместо брезентового тента. Из деревянной будки торчала труба печки. Елизар растопил ее и уложил брата в откидную койку на ватный матрас, укрыв толстым одеялом. Женя страшно измучился за дорогу. Не было возможности держать ноги поднятыми и что за ощущения это вызывало — не знаю. Но у него еще больше заострились черты лица, и губы он сжимал еще тверже. Видно было, что больно — зрачки были расширены сильнее, чем обычно. И жалеть нельзя — обидится. И жаль, очень жаль…

Поэтому я решила его отвлечь, да и себя заодно. Уже безопасно было посмотреть на подарок. И я напросилась с ним в кузов, если он, конечно, не против, или не собрался спать. Мне разрешили. Леший забросил меня в кузов через ящики, стоящие с краю, прикрыл дверку, машина дернулась, загрохотав… мы поехали.

Не учла я одного — кроме откидной койки, сидячее место было в виде такого же откидного жесткого стульчика. Я угнездилась на нем и потянулась к карману. Машина ускорилась, и пришлось ухватиться за ребра обшивки будки. Чуть я сдвинулась, и стульчик решил, что пора вернуться на место, прильнув к борту. Женя, наконец расслабив ноги, с улыбкой наблюдал за мной. Я осмотрелась, оглядела его лежбище, оценила крепость крепления, а так же ширину ложа и предложила:

— А не слабо ли тебе подвинуться? Ноги оставь в покое, а вот корпус сдвинь к борту. Я маленькая, умещусь. Не сообразила — каюсь. Я хотела, чтобы и ты посмотрел, что мне подарил Иван на огромное, просто сказочное счастье.