В начале Великой Отечественной войны, когда Академия наук была эвакуирована в г. Куйбышев, Т.Д. Лысенко выехал в Красноярский край, ставший последней житницей России. Он отдал свой талант на помощь стране в производстве зерна и картофеля. Были даны принципиально новые рекомендации посева озимых в Сибири.

Известно, что перед посевом озимых культур землю положено пахать. Но с началом войны молодые трактористы ушли на фронт, горючих материалов было мало. Т.Д. Лысенко предложил сеять озимые по непахотной земле, считая, что остатки срезанных стеблей колосьев (стерня) после уборки яровых будут способствовать снегозадержанию и нормальному развитию растений. Ему поверили, урожай зерна был получен хороший. Посев на стерне вошел в жизнь Сибири.

Второе предложение — посадка картофеля верхушками клубней — заключалось в том, что с клубня надо было срезать верхушку в 10—15 г, а остальной клубень использовать для питания. Была дана подробная инструкция, как хранить до весны и сажать верхушки. Все предприятия общественного питания и промышленности, использовавшие сырой картофель, были обязаны срезать и хранить верхушки. Посадка картофеля верхушками позволила использовать для питания резерв клубней, оставляемых для посадки. .

Этот прием население использовало в послевоенные годы, пригоден он и в наше время.

Т.Д. Лысенко непрестанно работал над теорией наследственности. Исходя из своего определения понятия наследственности и опираясь на теорию стадийного развития, он предположил, что можно наследственно изменить такое свойство зерновых злаков, как озимость и яровость. Известно, что яровые, посеянные осенью, вымерзают, а озимые, посеянные весной, — не колосятся. Подбирая целенаправленно сроки осеннего посева для яровых, можно в третьем поколении создать из ярового злака озимый без изменения хлебопекарных качеств зерна. Подтверждением этого явилась работа академика В.Н. Ремесло на Мироновской опытной станции. Он из яровой пшеницы создал озимую. Этот сорт под названием «мироновская 808» был широко распространен; даже в Московской области он давал высокие урожаи.

При таких результатах экспериментов исповедовать морганизм мог только человек, не уважающий себя как ученого. Большой творческий вклад внес Т.Д. Лысенко в учение о виде и видообразовании. Он показал, что внутривидовая борьба не является движущей силой эволюции, а межвидовые отношения могут быть трех типов — уничтожение одних видов другими видами, взаимопомощь и сосуществование.

Он применил это при разработке технологии создания полезащитных лесных полос в стране.

В заключение следует сказать, что вся жизнь академика Т.Д. Лысенко — ученого-биолога — была посвящена познанию и раскрытию закономерностей взаимоотношения живой природы, в том числе культурных растений, с условиями среды. Т.Д. Лысенко прекрасно знал и непрестанно следил за развитием учения о наследственности, получившего в начале XX в. название генетики, но не был согласен с ее теоретической основой и методами работы, о чем спорил на открытых совещаниях, конференциях, дискуссиях.

Из истории культуры человечества известно, что новые идеи крупного ученого-биолога всегда приходят в противоречие с установившимися взглядами. Так стало с учением о наследственности и ее изменчивости Т.Д. Лысенко. Тем не менее его теоретически обоснованные предложения проверялись и широко внедрялись в сельское хозяйство. Потомственный крестьянин, он хорошо знал и любил землю. Ни одна из его рекомендаций не принесла вреда или была бесполезна, наоборот, способствовала улучшению экологической обстановки.

М.В. АЛЕКСЕЕВА, доктор биологических наук, профессор

Выдающийся оппонент

Итак, я опростоволосился, не вникая в то, что подразумевается под генетикой, отказал выдающемуся русскому ученому Т.Д. Лысенко называться так! Хочу заметить, что разубедили меня не ученые звания братьев Лысенко и М.В. Алексеевой — для меня это не имеет значения, поскольку я знаю цену этим званиям — что у нас не каждый доктор наук является и ученым, и просто умным человеком.

Что меня немножко успокоило, так это то, что не я один купился на словоблудие генетиков. Вместе со мною считал их учеными и человек, в уме которого сомневаться не приходится, — Сергей Георгиевич Кара-Мурза, на мой взгляд, самый выдающийся философ современности, человек, способный вникнуть в любые тонкости.

Он вступил со мною в дискуссию о роли отечественной науки, я оппонировал ему, но прошу читателей не обращать внимания на мой тон. Дело в том, что я уверен в необходимости компромиссов в случаях, когда ты хочешь договориться с человеком о чем-либо, но если ты отстаиваешь свои взгляды, то компромиссы в таком случае неуместны с кем бы то ни было.

Статья С.Г. Кара-Мурзы называлась сложно: «О науке, паразитах и способе рассуждения». И сложность ее объемного текста соответствует названию. Это значит, что, прочитав статью и начав читать мою критику, читатель может забыть, о чем он прочитал у Сергея Георгиевича. Поэтому я вклиниваю свою точку зрения по отдельным вопросам его статьи прямым шрифтом в курсив его текста. Кроме того, этот наш общий текст я сам разбил на главки и дал им название.

Расщепленцы

«Газета «Дуэль» выходит с подзаголовком «Для тех, кто любит думать». Благородный девиз поднимает самоуважение читателя.

Как известно, нашу страну растоптали, а нас обобрали с помощью слов и «общественных идей». Выстрелов, с учетом масштабов поражения, было мало. Они были, скорее,, частью кровавого спектакля как особого выражения тех же «идей». То есть их целью было воздействие на сознание, а не физическое уничтожение тех, кто сопротивлялся.

. Главным условием успеха «реформаторов» было достигнутое с помощью идеологической машины КПСС расщепление сознания большинства городских жителей СССР. То есть создание на достаточно длительный срок искусственной шизофрении среднего советского человека. Задача была непростая, и силы вовлечены огромные.

Успешно противодействовать этой искусственной шизофрении можно и малыми силами — лечению способствует сама жизнь. Поэтому главная задача оппозиции, не сравнимая по своей важности ни с какими другими, — именно «починка сознания». Прежде всего восстановление и подпитка главного охранителя целостности сознания — здравого смысла. Эту работу могли бы делать и.бесправная Дума, и немногочисленные партии, и слабенькие газеты оппозиции.

Пока что, на мой взгляд, эта работа делается плохо. Во многом потому, что наши активисты обуреваемы желанием «Дело делать» (по выражению Ю. И. Мухина). Какого же дела можно ждать от людей в состоянии шизофрении, хотя бы и искусственной? Слава богу, еще работает внутренний тормоз, и люди пробуют «дело» на ощупь, идут медленными шажками. А рассудительных людей, явно сохранивших здравый смысл, очень ценят (что видно хотя бы по выборам Стародубцева и Тулеева)».

У нас с Сергеем Георгиевичем действительно разные способы не столько рассуждений, сколько мышления. Возьмем, к примеру, последний абзац. Сергей Георгиевич укоряет меня за желание заставить «Дело делать» шизофреников, хотя меня самого он в эту компанию вроде не записывает. Но почему нормальный человек не может убедить шизофреников сделать Дело? Скажем, корабль шизофреников тонет, а меня «обуревает желание» заставить шизофреников сделать Дело — надеть спасательные жилеты. Чем это плохо? Другое дело, если я сам шизофреник и предлагаю, к примеру, остальным на тонущем корабле спуститься в бар, выпить по кружке пива (чтобы морской воды меньше влезло) и, скажем, порассуждать о здравом смысле.

Кстати, довольно двусмысленно упоминать в одном абзаце со мной Тулеева и Стародубцева. Получается, что они, не в пример мне, Дела не делают и делать его не призывают, а делают то, что нравится Сергею Георгиевичу — с позиций здравого смысла рассуждают. За это, надо думать, их избиратели и любят.