холодный и резкий ветер; небо затучило; пошел
мелкий, косой, осенний дождь.
Герасим не стал засиживаться в землянке.
Он запряг кобылу, сложил в тарантас всю
дичь, поблагодарил Хабибуллу за хлеб, за соль,
и вместе с Федотычем и Костей поехал через
луга к Каракулину.
Ветер крепчал. Дождь становился сильнее;
охотники начинали мокнуть. Костя чувствовал,
как ему с шапки затекает за ворот вода, и ежился
от холода.
Когда впереди показалась широкая Кама,
Костя ее не узнал.
Вся река была покрыта белыми гребнями.
Ветер гнал мелкие быстрые волны, и вода каза-
лась совсем черной. Надвинулась темная туча
с белыми краями, и крупными хлопьями начал
засыпать землю мокрый снег."
Герасим подъехал к перевозу и с некоторой
тревогой подошел к паромщику: „Экая погода", —
думал он — „одному бы еще ничего, а вот за
мальчика боязно"...
— Пойдет перевоз? — спросил Герасим па-
ромщика.
— А почему не итти? — ответил тот вопро-
сом на вопрос. — Это еще не буря. Так только —
сиверко. Сейчас только переплыли, и опять на
тот берег пойдем.
Герасим ввел тарантас на паром. Лошадь
скользила по мокрым доскам, переминалась с ноги
на ногу и старалась стать спиной к резким
порывам ветра.
Косте было жутко, да он замечал, что и дед
Герасим беспокоится,
На пароходе свистнул гудок, и паром отвалил от
берега. Плот изрядно качало на волнах. Костя сидел
в тарантасе ни жив, ни мертв; к нему жались озябшие
собаки, а Герасим и Федотыч крепко держались
за перила плота и хмуро поглядывали на реку.
Иногда волна набегала на плот и заливала
доски... Туго натягивался при порывах ветра ка-
нат, казалось, — вот-вот оборвется...
Однако, пароход все двигался и двигался
к берегу. На этот раз луговая сторона посте-
пенно убегала вдаль; можно было разглядеть
отдельные дома Каракулина, и нагорный берег
делался все ближе и ближе. Наконец, вот и
пристань!
Успокоенный Костя радостно гладил собак;
Герасим вывел лошадь на берег, и иззябшая ко-
былка бодро потащила тарантас в гору по на-
мокшей и расплывшейся глине.
Федотыч уговорил гостей зайти к нему, пе-
реждать непогоду. Дед Герасим согласился, и про-
дрогшие охотники стали греться в теплой избе.
Но вот снег перестал итти; ветер начал сти-
хать, и неожиданно солнечный луч разорвал тучи
и залил радостным светом и берег, и Каму.
Все повеселели. Село точно вымылось после
дождя; ярко блестели лужи; отряхиваясь от дождя,
выползли на сельскую улицу куры и утки. Гроз-
ная река успокоилась и опять ровным течением
понесла свои волны в далекую Волгу.
Герасим заторопился в путь-дорогу, и вскоре
тарантас уже выехал из села и медленно по горе
стал подвигаться вдоль берега.
Костя не мог оторвать глаз от реки. Точно
он за одну ночь сроднился с этими местами,
с нескончаемым лугом, с бесконечными стогами,
которые отсюда казались маленькими точками.
Так жаль уезжать отсюда! Словно еще слышатся
крики гусиных стай и перед глазами стоит
камышами заросшее озеро!
Но вот и конец горе. Дорога сворачивает
под гору к лесу... Сейчас уже не будет видно
реки, исчезнут вдали заливные луга... Прощай же,
красавица Кама!..
ВОЛКИ ОДОЛЕЛИ
Совсем замучили крестьян за эту зиму волки.
Почти ни одной ночи не проходило, чтобы с са-
мой улицы села Тагашева не было слышно, как
где-то близко в полях, протяжно и зловеще, за-
воет одинокий волк, а ему с разных концов
начнет откликаться воем целая стая.
Утром то та, то другая хозяйка не досчи-
тается то овцы, то курицы, то собаки. До того
осмелели волки, что по хлевам, как в лесу
хозяйничали. Проезжего крестьянина стаей
до самой околицы за дровнями провожали,
а старуха Василиса Дементьева, как пошла
в лес за хворостом, так и не вернулась, и по
всему селу говорили, что ее наверное волки
разорвали.
Уж чего-чего крестьяне не делали, чтобы
от этого хищного врага избавиться — ничего не
помогало!
Очередь они на селе установили. По ночам
очередной вокруг села ходил и время от вре-
мени из ружья в воздух стрелял, чтобы волков
отогнать. Костры у околиц жгли, падаль отра-
вленную в полях подбрасывали, а все волки не
переводятся; все беда крестьянская не умень-
шается.
Надумали, наконец, крестьяне общественную
облаву на волков устроить. Дали знать из
сельского совета в волость, съездили в город в охот-
ничий союз и попросили прислать знающих
людей и стрелков.
Приехал в Тагашево через некоторое время
из союза охотник— Климент Иванович, —
расспросил крестьян, как у них дело обстоит и
попросил дать ему в помощь человека, который бы
хорошо охоту понимал, знал бы все места, где
зверь держится, и мог бы вместе с ним волков
обложить и облаву наладить.
В один голос крестьяне охотнику назвали
мельника деда Герасима. Никифор Хитров взялся
охотника на мельницу на дровнях свезти, а кре-
стьяне обещали еще несколько лошадей выста-
вить, чтобы только поскорее волков обложить.
В морозный день собрался Климент Ивано-
вич ехать с Никифором к деду на мельницу,
а Ильюша Изотов и Костя Кольчугин уж тут
как тут. Увязались вместе с охотником к деду
Герасиму ехать, чтобы им, в чем понадобится,
помогать.
Сначала не хотел охотник их с собой брать,
но потом согласился:
— Ладно,— говорит, — пускай они едут. Они
лошадь покараулят, пока мы с мельником на
лыжах по следам ходить будем.
Дед Герасим радостно встретил гостей, как
только узнал, зачем они к нему на мельницу
приехали.
— Давно пора, давно пора, — говорил он, —
на селе - то еще легче с волками: там народу
много, а у меня тут в лесу житья от волков не
стало. Под самыми окнами воют проклятые! До
того осмелели, что иной раз даже днем мимо
мельницы шныряют. Пес мой Рябчик каждую
ночь под лавку заберется, трясется. Хорошо еще,
что у меня хлев крепкий, не заберутся, а я и то
замечаю, что корова молока сбавляет, наверное
тоже по ночам тревожится.
Герасим поставил самовар, и пошли у него
с городским охотником Климентом Ивановичем
да с Никифором разговоры на счет охоты да
насчет волчьих обычаев.
Ильюша с Костей уселись на лавку и слушают.
Герасим рассказывает, что он на своем веку
по волчьей части видал, а Климент Иванович
говорит, как их союз с волками борется, и что
в книжках написано про волков и про все беды,
которые они народу наносят.
— Волк, он самый жадный, хищный -и хитрый
зверь,— говорит Герасим. — Уж на что, кажется,
хоть бы своих детей поберечь должен; а как вол-
чица своих волченят выведет, так больше всего
их от самца бережет. Волк-то самец так и норо-
вит своих же детенышей слопать. Она их от соб-
ственного отца прячет, а иной раз между отцом
да матерью из-за детей дело до драки доходит,
только отец всегда отступается. Волчихина за-
щита верх берет.
Климент Иванович стал рассказывать, что
во всех странах стараются совсем волков извести
и что во многих местах они почти пропали.
— А у нас,— говорил Климент Иванович,—
от волков все по-старому беда. Вот по книжкам