Георг Штайн».
«Финансовое управление г. ВИНЗЕН настоятельно напоминает, что сумма Вашей задолженности по подоходному налогу с Вашей собственности в Штелле достигла 278 тысяч 490 марок и церковного налога — 24 тысяч 760 марок. Просим немедленно погасить указанные суммы, в противном случае будут применены самые жесткие, обусловленные законом меры».
«СССР, Москва, господину Генри С. РУБЕЖОВУ, адвокату-консультанту „ИНЮРКОЛЛЕГИИ“.
Весьма почтенный господин Рубежов! Заверение о выдаче мне вознаграждения было дано ответственным лицом… Теперь стало ясно, что ответственные работники Русской Православной Церкви сознательно запутывают суть дела… сводя на нет проделанную мной громадную, нанесшую мне непоправимый материальный убыток работу…
Всегда Ваш Георг Штайн»…
«Уважаемый г-н Георг Штайн!
Мною получено Ваше письмо от 20 августа с. г., касающееся Ваших необоснованных претензий к руководству Московской Патриархии… Помощь, оказанная Вами нашей Церкви в деле возвращения Псково-Печорскому монастырю предметов его ризницы, вывезенных во время второй мировой войны немецкими оккупационными войсками, носила, по Вашему же собственному признанию, бескорыстный характер и исходила исключительно из благородных побуждений способствовать восстановлению справедливости, в целях улучшения отношений между ФРГ и СССР, что Вы, как немец, считали долгом своей чести исполнить… Ваши добровольные услуги были соответствующим образом оценены Русской Православной Церковью, в частности, Вы были удостоены награждения орденом святого равноапостольного князя Владимира. Кроме того, в знак благодарности за проявленное Вами усердие Вам и Вашей семье неоднократно оказывалось внимание в нашей стране, причем на самом высоком уровне, как почетным и дорогим гостям. То, что Вы неожиданно для нас вдруг поставили вопрос о компенсации за Ваши труды, не скрою, весьма нас огорчило, поскольку Ваши требования не имеют под собой никаких оснований, а аргументы в их поддержку не соответствуют действительности. И все же, воздерживаясь от всяких деловых отношений с Вами, мы тогда выразили готовность принять Вас и Вашу супругу в качестве гостей Московской Патриархии. Сему обещанию нашему мы остаемся верны…»
Поставим на этом точку, добавив ко всему сказанному лишь одно: кому теперь известно, сколько еще стеклянных, железных, простых деревянных ящиков и сундуков с российскими церковными сокровищами и по сей день хранится в неведомых тайниках Западной Европы? Среди тех, кто что-то знал об этих сокровищах, был Георг Штайн, человек, который теперь уже ничего не расскажет, если эти сведения не обнаружатся в ЗАВЕЩАНИИ, о котором писал его сын, Гебхардт, высланном им, но отчего-то пока не поступившем на мой адрес.
…Скрипит четвертая ступенька. Похрапывает за моей спиной Бандик, копошится в кресле Габка. В углу дивана сидит кукла Катя в красивом, из алого бархата, платьице. Внучка оставила. Кукольное платьице. — все, что осталось от великолепной, правда, с дырой посредине, скатерти, подаренной собору цехом кенигсбергских оружейников. Из той скатерти моя мама сшила моей будущей жене платье на свадьбу. Она его надевала и тогда, когда мы шли в гости или на концерт, но всегда говорила: «Тяжелое, тесное, будто в кольчуге хожу». И как-то однажды, разрезав его, сшила платьица вначале одной, а потом и второй нашим дочкам, теплые и красивые получились. Теперь «оружейную» скатерть донашивает кукла Катя. Однако спать пора… О-о, как горят ладони. Они у меня в бугристых мозолях. До того, как Эдуард начнет вырубать фигуру Иисуса Христа, нужно со ствола дуба срубить невероятное количество древесины. И я помогаю ему, Мастеру, увлеченному Идеей… На буфете лежит пакет с подарками, на днях мы отметили мой день рождения. В пакете вполне современные дары: пачка чая, кусок мыла и рулон туалетной бумаги. На столе газета с сообщением о событиях в Баку. Может быть, именно сейчас, в этот самый момент, кто-то кого-то в каком-то другом городе преследует, сбрасывает с пятого этажа, давит гусеницами бронемашины, сжигает, связав и облив бензином… Господи, что творится, пронеси и помилуй.