Многих мы знаем только по имени, не знаем, где они княжили, не знаем их деяний, но знаем, что их почитали в то время, значит, они чем-то отличились и запомнились как защитники своей земли. Это первый круг русской духовности.

Второй, самый важный, круг русской духовности эпохи татарского гнета, который противостал всем этим негативным процессам. Он был связан с тем единственным ручейком, с той дорогой, которая осталась на Руси не закрытой, после того как обрубили связи с западом, и сами собой обрубились связи с исламизированным востоком. Это связь с Византией.

Византия в то время была слабой страной. После отвоевания К-поля у латинян в К-поле и в большей части тех территорий Византии, которые не были завоеваны, правит династия Палеологов, в Трапезунде, в К-поле, на островах архипелага. В это время происходит то, что культурологи называют палеологовским возрождением, а церковь это связывает с именем Григория Паламы, паламитским возрождением. Что же это за возрождение? Это возрождение в культурной форме известно всем, чудные мозаики, прекрасная поэзия. Не забудем, что Византия — это страна, которая непрерывно существует фактически через Рим с эпохи Платона, досократиков и Гомера. Это непрерывное культурное целое, хотя политически всё менялось. Это страна, которая не претерпевала культурного уничтожения ни разу на протяжении более 2,5 тысяч лет, после того как она вышла из постмикенского регресса в 9 веке до Р.Х.

Она имеет огромный культурный потенциал, которого не имеет ни одна другая страна в Европе. В этом смысле выбор православия, сделанный при Владимире, имел огромное значение для Руси. И вот сейчас он сработал снова. Дело в том, что эта внешняя культура имела и внутреннее наполнение. В чем суть внутреннего наполнения? Мы должны себе представить, что пережила Византия сама по себе задолго до этих страшных событий, когда возник ислам, и под влиянием ислама перешла к арабам значительная, большая часть Византии — Египет, Сирия, Северная Месопотамия, Африка. Переходит по многим причинам. Что пережила Византия? То, что переживают в таких ситуациях все культурные общества. Кроме политического, культурный шок. Те, кто побеждает, значит, у них что-то лучше. Иначе бы они не могли победить. Чем они отличаются? В области культуры, воинского искусства они далеко отстают. Религия. Прямого заимствования ислама греческой элитой не было, они его отвергали. Но начали, поскольку люди образованные, глубоко, глубже самих арабов, изучать основы исламского богословия — тот же Иоанн Дамаскин. И многие начинают прельщаться некоторыми мусульманскими моментами. Во-первых, начинается движение иконоборчества. В исламе нельзя делать изображения, а может действительно нельзя, в Ветхом Завете же это говорится. Долой иконы, долой изображения! Некоторые византийские императоры доходят до безумия, хотя они ни в малой мере не являются коллаборационистами, но они просто начинают воспринимать ту идею.

Другая еще более опасная идея, но более тонкая, это понимания отношений человека и Бога. В исламе в отношении человека и Бога есть онтологическая преграда. Главная поговорка ислама: ты можешь стать другом Бога, вали Алла, но ты не можешь стать Богом. Основа христианского учения, прямо из «Отче наш», это что человек становится сыном Божиим. Идея теозиса, обожения, это главный нерв в христианстве. Без этого вообще никакого христианства нет. Но это теперь кажется невероятной претензией, гордыней, и люди забывают об этом, отходят от этого.

Эпоха между 8 и 10 веком — это время упадка внутри самого христианства понимания многих богословских идей. Начинается контр движение в этой богатой культуре, оно связано с именем Симеона Нового Богослова, 11 век. О нем прекрасная книга епископа Василия Кривошеина. Сделал он очень много, его поэмы потрясающе красивы. Вера замкнулась в монастырях и приняла обрядовый характер. Он первый говорит вновь, что каждый человек где бы он ни жил, монах или мирянин, ребенок или взрослый, мужчина или женщина, богатый аристократ или простолюдин, он может пережить единство со Христом и сохранить навсегда единство с Богом.

Эта идея живого богообщения основная идея Симеона Нового Богослова. Потом наступает опять время, когда его идеи немного забылись. (Хотя ему единственному уже в позднее время дает византийская традиция имя Теолог, Богослов. Есть апостол Иоанн Богослов, Григорий Богослов, один из каппадокийцев, 4 век, и последнему ему — Симеон Новый Богослов.) Она занимает совершенно особое время в византийской православной мудрости. И в 14 веке из-за сложного духовного конфликта и спора с Западом, но опять же этот конфликт был совершенно не политический, но идейный, конфликт идей, который с двух сторон представляли греки. С одной стороны греки латинизированные, с другой греки, выросшие на своей собственной традиции. И вот этот диалог утвердил заново идеи Симеона о возможности прямого богообщения любого человека, и это движение, связанное с именем архиепископа Фессалоник Григория Паламы, Николая Кавасилы, получило название исихия, от греческого «молчание». В молчании, в тишине — мы с вами много говорим, а истина открывается в тишине. В тишине открывается не просто богообщение, его знали и мусульмане, открывается единство с Богом.

Тот же Палама говорит, что уже здесь на земле, в ситуации несовершенства, в которой живет любой человек, в сиянии божественного света человек становится причастником божественного естества через божественную энергию, божественный свет. А там, по ту сторону смерти, когда подвижность свободной воли завершена, там он станет во Христе причастником Божества через ипостась Иисуса Христа, то есть войдет в полноту Отца, став богом по благодати. Вот это новое учение, которое открывает невероятные перспективы перед человеком. Человек, маленькое земное существо, которое в условиях политических неурядиц, гонений и разорений чувствует себя вообще никем, вдруг оказывается сыном Божиим. И вспоминаются слова Евангелия: «дела, которые Я соделал, и вы соделаете, и больше их соделаете». Для человека открываются невероятные возможности.

И это учение, которое в Греции получает огромную актуальность в середине 14 века, практически сразу попадает на Русь. Это неудивительно. В Греции, особенно на Афоне и в монастырях К-поля, немало монахов из Руси и из южнославянских земель — Болгарии и Сербии. Всё переводится на славянский язык, всё привозится сюда. Здесь это духовное возрождение твердо связывается с именем — всем нам оно известно, но не всем известно почему — с именем преподобного Сергия Радонежского. Преподобный Сергий Радонежский входил в переписки со многими греческими отцами, к-польскими епископами, с Киприаном, который был поставлен в К-поле митрополитом Киевским. Преподобный Сергий проводник этой идеи. Мы иногда удивляемся, почему от него происходит такой сонм учеников и собеседников. Не все его ученики, тот же Кирилл Белозерский — его собеседник, он сам по себе пришел к тому же, под тем же влиянием. Почему примерно180 монастырей создано учениками или учениками учеников пр. Сергия? Какой был импульс? Что он им дал? Просто аскезу? Просто то, что он ел заплесневелый хлеб и строил своими руками? Это делали многие! Но он сам явил образ знатока исихазма, стяжателя Горнего Света.

Если мы посмотрим на славословия ему и его ученикам, написанные после смерти, например, Савве Сторжевскому, мы увидим, что главное это именно их исихастский опыт, опыт прямого богообщения. Это пленяло людей, это поднимало их из этой грязи, в которой они находились после татарского завоевания. Грязи не только из-за завоевания, но и из-за междоусобиц, низких целей и интересов, одичания и прочего. И он сам на себе показал пример исихазма. Он бы сын родовитого боярина, коменданта крепости Радонеж, ему бы быть воином. Он уходит от всего этого. Более того, он уходит от всех предложений власти, ради которой другие убивают друг друга. Даже «духовной». Мы помним, как братия выгоняет Сергия из Троице-Сергиева монастыря — он не сопротивляется. Тогда он уже известный игумен, он уходит на реку Киржач и основывает свой скит. Мы помним, как митрополит Алексий незадолго до смерти говорит, что ты должен быть новым митрополитом после меня, становись епископом, а потом возьмешь митрополию всея Руси. И он, всегда послушный священноначалию, говорит: нет, если не хочешь, чтобы я ушел от тебя навсегда, не неволь меня в этом. Митрополит Алексий отступил.