То думское заседание, на которое был приглашен и Лебедь, показало еще один момент. Человек, которого многие прочили на высший российский государственный пост, оказался непригоден для него еще по одной причине — он был не способен держать удар. Бессвязная «оправдательная» речь в конце заседания, в которой генерал, пришедший в Думу побеждать, неуклюже кивая на обстоятельства и на предшественников, извинялся за Хасавюрт, показала это важное обстоятельство очевидным для большинства образом.

Со Стрелковым ведь то же самое. После резких обвинений Кургиняна он еще дня 3 не появлялся на телеэкранах, не делал никаких заявлений, потом стал вяло извиняться на радио перед жителями Славянска, которых стали резать в оставленном им городе. Вместо себя Стрелков теперь стал посылать Губарева, а личную встречу с Кургиняном то согласовывать, то внезапно отменять. Всё это выглядело крайне печально и неубедительно.

Еще одно сходство Лебедя и Стрелкова. И та, и другая из сравниваемых нами фигур хотела бы резкой смены идеологии страны вплоть до смены социокультурной матрицы или, как еще говорят, социокультурного ядра народа, что, естественно, взломало бы страну. По версии Лебедя, страна должна была после его прихода к власти быть исламизирована, ислам должен был стать государственной религией. Сам Лебедь, со слов очевидцев, называл это всё «Лебедянью».

Экстравагантный ход с исламизацией объяснялся влиянием на Лебедя Гейдара Джемаля, который являлся одним из четырех членов политсовета «Союза патриотических и национальных организаций» — движения, созданного для поддержки Лебедя на президентских выборах в 1996 году. Кстати, именно Джемаль готовил для Лебедя записки по вопросам политики на Северном Кавказе, который, как он считал, «нужно отдать».

Своеобразным отголоском обсуждений будущей исламизации России стал роман Юрия Никитина «Ярость». В нем, пусть и в фантастическом антураже, нашел отражение непрозрачный, но вполне реальный политический сюжет того времени. Роман вышел из печати в 1997 году — по горячим следам президентских выборов 1996 года. В романе победа на выборах достается генералу Кречету (очень прозрачный намек на Лебедя). В поисках идеи, которая сделала бы ослабленную и деморализованную после распада СССР страну способной сопротивляться американской экспансии (к границам России неумолимо приближается блок НАТО), президент Кречет обращается к «социальному философу и футурологу» Никольскому. В своих работах тот обосновывал «полезность» перехода русских в ислам, противопоставляя «хороший» ислам «плохой» Русской Православной Церкви: православие взрастило в нации рабскую покорность, а ислам сделает народ гордым и свободным.

Согласно идее Никольского, «Россия придумает свою веточку ислама» — «русский ислам» («исламский мир отнесется с пониманием, если в России ислам будет не совсем таким, как в Саудовской Аравии. Мы будем одновременно и в исламском мире, и останемся самобытной Россией с ее особенно-стями»)[8]. По замыслу новоявленных «исламизаторов», приняв ислам, Россия останется Россией, но это будет «могучая и богатая Россия. Сильная, яростная, одухотворенная единой идеей. И, что жизненно важно, к нам хлынут золотые реки из Саудовской Аравии, Кувейта, Йемена, других арабских стран»[9].

Кречет решительно приступает к исламизации страны. Православным священникам предлагается принять ислам и стать муллами («Я самый ярый патриот Руси, — заявляет Кречет. — И я хочу, чтобы даже в мечетях служили русские священники»[10]), формируются военные части «русских мусульман»…

По ходу дела выясняется, что необходимость поднять за счет исламизации боевой дух народа, дабы он смог противостоять НАТО, — всего лишь отговорка. Что речь идет о преодолении «цивилизационной дряхлости» России, фактически о смене ее «неправильного» цивилизационного ядра. Как говорит Кречет, «нам повезло жить в такое время, когда страну можно повернуть в любую сторону… Спасибо западным странам, со своим НАТО у наших границ сделали то, чего не смогла бы никакая наша пропаганда»[11].

По сюжету, в Госдуме начинания Кречета поддерживает, в частности, лидер «национал-либералов». Прототипом этого персонажа, как считает ряд экспертов, стал теоретик этнического русского национализма Александр Севастьянов (Лебедя и Севастьянова связывала совместная работа в партии «Конгресс русских общин», где председателем был Дмитрий Рогозин).

Точкой схода исламизаторов и националистов является и то, что и те, и другие считают допустимой (а при определенных условиях — даже желательной) утрату территориальной целостности России. По словам Севастьянова, «если российская государственность противоречит жизненным интересам русской нации — к черту такую государственность, если территориальная целостность России подрывает ее русскую национальную целостность, ее мононациональный статус — к черту территории!»[12]

Д. Рогозин и А. Лебедь

Теперь о Стрелкове. Как у него самого, так и у людей, повлиявших на его взгляды (см. статью «Бэкграунд Стрелкова и Бородая: олигархи, белоэмигранты и американцы»), — жесткая антисоветская, даже власовская позиция, которую они хотели бы претворить в политическую реальность.

Приведу ряд высказываний только Стрелкова, опубликованных на сайте «Спутник и Погром» по материалам самого Стрелкова, написанных им в 1011–1013 гг. на форуме vikmarkovci.7bb.ru.[13]

«Я присутствовал при распаде Союза во вполне дееспособном (20 лет) возрасте. Уже тогда я был сознательным монархистом, но, при всем антисоветском настрое, меня одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, было удовлетворение от того, что на глазах рушится антихристианское, антирусское, античеловечное в своей основе государство. С другой — понимание того, что оно именно рушится… и под его обломками вряд ли сможет произойти возрождение исторической России».

«По моему глубокому убеждению, большевистская власть по сей день остается в России. Да, она мутировала почти до неузнаваемости. Да, формальная идеология этой власти сменила знак на прямо противоположный. Но она остается неизменной в основе: в своей антирусской, антипатриотической, антирелигиозной направленности. В ее рядах — прямые потомки тех самых людей, которые делали революцию 17-го. Они просто перекрасились, но сути не изменили. Отбросив идеологию, мешавшую им обогащаться и наслаждаться материальными благами, они остались у власти. В 1991 году был переворот. Контрреволюции до сих пор не состоялось».

«Хам — это всего лишь орудие… страшное и ржавое, но не более. Рука, управляющая этим орудием, скрыта за кулисами. Россия погибла из-за того, что Хама тщательно выпестовали и выпустили на волю, объяснив ему, что он — «соль земли» и «право имеет». (Ясно же, что это о простом человеке, свергнувшем аристократическое и «благородное» бе-логвардейство, забывшем, где его место.)

«Чтобы спасти ситуацию, в России нужно принципиально новое Белое Дело. И оно, надеюсь, еще появится. И вберет в себя, даст Бог, какие-то традиции минувшего».

«Считаю себя идейным сторонником самодержавной монархии в России. В свое время одним из первых в Москве (году, по-моему, в 1990-м) присягал Владимиру Кирилловичу, был юн и восторжен… разочарование было горьким». (Для справки: Владимир Кириллович Романов (1917–1992) — сын Вел. Кн. Кирилла Владимировича, двоюродного брата Николая II; глава Российского Императорского дома, претендент на российский престол.)