Урчание мотора смешалось с криками и стонами, чёрное смешалось с белым, асфальт со снегом. Мир катился кувырком. Бились стёкла, железо скрипело и корчилось вокруг. Бывшее целое разлеталось на кусочки, на ничего теперь не значащие и никому не нужные фрагменты. Это длилось долго, очень долго, но всё-таки не бесконечно. Через секунды, минуты, а может, через часы, всё заканчивалось, только жизнь, каплями стекающая на снег, давала о себе знать. Из ниоткуда на смену хрусту, скрежету, отчаянию и ожиданию смерти приходила пустая тишина. Она шла тихо, всё ещё боясь покорёженного металла, осторожно ступая всеми четырьмя лапками и поджимая хвостик. Это была самая отчаянная и решительная тишина, которую можно встретить. На смену быстрой и болезненной смерти приходила смерть равнодушная, когда нет страданий. Когда глаза закрыты, и слышен только шорох тишины, незаметно подкрадывающейся и норовящей обступить со всех сторон. Муки уже прошли, но лёгкости ещё нет. И глаза страшно открыть. Ведь всё вокруг может быть уже другим… Вкус крови во рту и слабое дыхание сжатыми лёгкими — они говорят, ты жив. Нужно открыть глаза, не испугаться и посмотреть на тишину. Теперь она будет с тобой долго…

День был тёплым и солнечным. Как и положено майскому дню. Только тёмные от недавних дождей тротуары, небольшие лужицы вдоль дорог и влажная трава давали понять, что так было не всегда. Сергей остановился у киоска, нерешительно оглядел ровные ряды сигаретных пачек и, который раз упрекнув себя в том, что вообще-то пытается бросить, купил нечто облегчённое, с ментоловым привкусом. На табло над огромным Дворцом бракосочетаний высветилось время “17.20” и температура “+21”. Пора было идти. Неприлично в первый же день опаздывать на работу, какая бы она ни была. Он направился к автобусной остановке, вспоминая недавний диалог с соседом. Диалог двух сумасшедших:

— Ну что, Серёга, нашел работу?

— Да, на бирже подобрали.

— И где?

— Ночным воспитателем в детском доме.

Сосед не то покраснел, не то побледнел, но, во всяком случае, в лице изменился. И спросил:

— Ты что, с ума сошёл?

— Нет. Мне просто нужна работа в ночь.

— Но там же дети!

— Я догадался. У меня образование педагогическое.

— У тебя факультет иностранных языков! Какие оттуда педагоги? Ты переводчик, Серёга!

— Мне просто нужна работа в ночь. А дети меня не съедят, не бойся. Я когда-то вожатым работал.

Сосед с сомнением покачал головой и уточнил:

— Ты просто не знаешь, КАКИЕ там дети.

— Нормальные, — преувеличенно бодро отозвался Сергей, — сейчас такие везде. Время послушных пионеров в галстучках давно прошло.

Сосед, конечно, замолчал, но остался уверен в своей правоте. А Сергей — в своей. Ему просто нужно работать в ночь. Потому что спать ночью получается редко. Вот он и нашёл себе смену с шести вечера до шести утра… В маленьком окраинном детском доме. У него будет комнатка, где можно зажечь свет и сидеть над своими переводами, у него будет педагогический стаж, и куча свободного времени днём…

Сергей вышел на нужной остановке, пошарил в карманах, достал ментоловую сигарету, закурил — баловство, а не курение, и пошёл туда, где за синим деревянным забором, древним, как и весь частный сектор вокруг, располагались строения детского дома. Справа от ворот вдоль забора протянулись гаражи, слева — сточная канава, размытая весенними дождями до размеров рва, за территорией сразу начиналось заброшенное кладбище, ещё дальше виднелось единственное в округе четырёхэтажное здание — красная кирпичная школа. А вокруг, куда ни глянь — покосившиеся, вросшие в землю домики вперемежку с огородами, картофельными полями и небольшими берёзовыми колками. Сергей выбросил окурок, поправил под мышкой папку с захваченным из дома французским текстом, и ускорил шаг: стрелки на его часах уже приближались к шести.

В комнате, которая почему-то громко именовалась вестибюлем, на обитой ободранным дерматином кушетке, прямо под внушительного размера картиной “Девятый вал”, сидела женщина, с которой Сергей разговаривал позавчера, когда приходил устраиваться на работу. Тогда она целый час водила его по корпусу и показывала помещения, подсобки, объясняла, что где находится, и за чем следует следить в первую очередь. Женщину звали Вера Ивановна. Это была немолодая уже особа: высокая и костлявая, одетая в чёрную юбку и ярко-красную блузку с нелепыми оборочками на груди. Волосы её были стянуты в узел, губы сурово сложены, а на переносице восседали огромные очки в тяжёлой оправе. Казалось бы, под тяжестью этих очков любой человек согнулся бы вдвое, но Вера Ивановна держалась на редкость прямо. Она не понравилась Сергею с первого же взгляда — слишком усталое и умудрённое у неё было лицо. Примерно такое, как у первой учительницы Сергея, которая любила повторять, что любит детей, а сама таскала их за уши и била линейкой по рукам. Но, в конце концов, Сергей её не в родственники выбирал — какая разница, кто тебе сдаст смену. Вера Ивановна сухо поздоровалась, не ответив на улыбку, вытащила из сумочки связку ключей, сообщила, что детей по списку сорок девять и сначала на ужине, а потом перед сном их надо сосчитать, отметить галочками в тетради, и оба входа изнутри запереть. Кроме Сергея в детдоме оставались две ночные няни и сторож, но сторож ночевал в подсобке у мастерских, а няни, по словам Веры Ивановны, несмотря на все запреты спать, укладывались в комнатах у малышей и, рассказав им сказки, всё-таки засыпали.

— Так что вся ответственность на Вас, Сергей Фёдорович, — подытожила она. — Особенное внимание стоит уделять старшим мальчикам. Не буду вас вводить в заблуждение — хороших детей здесь нет…

— Я понял, — сказал Сергей, вертя в руках ключи.

Вера Ивановна взяла сумочку и степенно удалилась, успев у самой двери сделать кому-то замечание. Сергей проводил её взглядом и пошёл по коридору в сторону комнаты для воспитателей. На него со всех сторон глазели дети. Те, кого надо будет пересчитать в десять часов. Те, среди которых, по словам Веры Ивановны, нет ни одного хорошего человека. Сергей открыл дверь, притворил её изнутри и огляделся. Крохотная комнатка выглядела по казенному уныло: узкий диванчик с вылинявшей цветастой обивкой, вешалка для одежды, письменный стол, книжный шкаф и не к месту яркий календарь с изображением группы “Руки вверх”. В шкафу пылились изданные пару десятилетий назад тома из серии “Мир детства”, несколько разнокалиберных учебников по педагогике, пустой цветочный горшок, и сложенные стопочками детские рисунки. На верхней полке стоял древний электрический чайник и три гранёных стакана. Несколько полок были пустые. Сергей положил папку на стол, взял пачку рисунков. Без большого интереса просмотрел. Цветочки, кошечки у девочек, танки, самолёты и взрывы — у мальчиков. Всё, как положено. Он вернул рисунки на место.

В следующую же минуту в дверь стукнули, и на пороге показалась пожилая женщина — ночная няня, одетая в уютный домашний халат. Взгляд у неё был слегка утомлённый, но бесконечно добрый. Так в представлении Сергея должны были выглядеть все настоящие бабушки. И он бы не удивился, если бы вдруг от неё пахло блинами и вареньем, а вокруг бы толклись внуки. Но няня пришла одна. И дружелюбно поинтересовалась:

— Располагаетесь, Сергей Иванович?

— Фёдорович, — поправил Сергей.

— Да-да, перепутала, бывает. Вы такой молодой. Можно, я стану звать вас просто Серёжей?

— Можно, — улыбнулся Сергей.

— А я Анна Львовна. Вот, пришла сказать, что если спать собираетесь, то я Вам постельное бельё принесу и покрывало.