Я пообещал, что не покину его, и изо всех сил старался его успокоить.
Не знаю, сколько времени прошло с наступления темноты. Ни один из нас не пошевелился, огонь погас, и лишь сквозь расшторенное окно в комнату проникали причудливые, бледные снежные блики.
Теперь все это кажется нелепым. Мы сидели: я на стуле, вплотную придвинутом к его креслу, рука в руке, словно влюбленные. Но на самом деле испуганные, полные ужаса перед надвигающейся неизвестностью, не в силах ничего предотвратить.
На меня нашло странное оцепенение, и я не мог преодолеть его. Что бы другой предпринял на моем месте? Позвал бы слугу, послал бы за доктором, отправился бы в деревенский кабак? Я же ничего не мог сделать, только следил за снежными бликами, дрожавшими на стенах. Напряженную тишину прерывал лишь доносящийся из леса крик совы.
Странно, но я, как ни стараюсь, не могу вспомнить, что было между тем странным бодрствованием и моментом, когда я очнулся от продолжительного сна, сел в своей постели и увидел Ланта, стоящего в комнате со свечой в руках.
Он был в ночной рубашке и казался настоящим гигантом при свете свечи, его черная борода резко выделялась на белом полотне рубашки. Очень тихо он подошел к кровати; свеча отбрасывала колеблющиеся тени.
Когда он заговорил, его голос был низким, приглушенным — почти шепот:
— Придите на полчаса, только на полчаса, — он смотрел на меня так, словно видел впервые, — я страдаю, когда остаюсь один, очень страдаю.
Он оглянулся, поднял свечу высоко над головой и пристально осмотрел все углы комнаты. Я видел, что с ним что-то произошло, и он сделал еще один шаг в царство страха — шаг, который разделил его со мной и с любым другим человеческим существом. Он прошептал:
— Когда пойдете, ступайте мягче; я не хочу, чтобы нас кто-нибудь услышал.
Я сделал все, что мог.
Я встал с кровати, надел халат и попытался убедить его отложить все до утра.
Огонь уже погас, но я предложил вновь развести его и дождаться рассвета.
Но он снова и снова повторял:
— В моей комнате лучше, там мы будем в безопасности.
— В безопасности? От чего? — спросил я.
Он дико посмотрел на меня.
— Лант, очнитесь! Вы словно спите. Бояться нечего. Здесь никого, кроме нас, нет.
Но он не отвечал и молча потащил меня вперед по темному коридору в свою комнату.
Он сел, сгорбившись, на кровати, обхватил руками колени и, вздрагивая, уставился на дверь. Комнату освещала только свеча, уже догоравшая, и единственным звуком был мурлыкающий шепот моря.
Для него, казалось, не имело значения мое присутствие. Он не смотрел на меня — только на дверь. Когда я что-то говорил, он не отвечал и, казалось, даже не слышал меня.
Я сел напротив кровати и, чтобы прервать молчание, начал говорить о чем попало, иногда погружаясь в легкую дремоту, как вдруг его голос прервал меня. Очень четко и ясно он произнес:
— Если я убил ее — она это заслуживала. Она с самого начала была плохой женой. Она специально изводила меня, зная мой темперамент. Впрочем, ее характер был еще хуже моего. Она ничего не сможет со мной сделать, я так же силен, как она.
Именно в тот момент, если я не ошибаюсь, его голос перешел в нежный шепот, словно он был доволен, что его опасения подтвердились. Он прошептал:
— Она здесь.
Я не могу выразить, настолько сильно этот шепот подействовал на меня. Страх охватил все мое существо. Я ничего не видел — свеча погасла, в комнате стало совершенно темно.
Неожиданно Лант пронзительно закричал, словно измученное животное в агонии:
— Не подпускайте ее ко мне, не пускайте ее ко мне, не пускайте!..
Он вцепился руками мне в плечи. Затем его охватило оцепенение. Пальцы разжались, и он рухнул на кровать, раскинув руки, как будто его кто-то толкнул. Все его тело содрогалось в конвульсиях, но наконец он затих. Я ничего не видел, только отчетливо ощутил знакомое зловоние. Я бросился к двери, открыл ее и начал громко кричать. Скоро прибежал старый слуга. Я послал его за доктором, а сам остался стоять в коридоре, не в силах вернуться в комнату.
Ничто не нарушало тишину, кроме шепота моря и тиканья часов.
Я распахнул окно в конце коридора, и в дом стремительно ворвался рев моря.
Часы пробили час ночи.
Наконец, набравшись храбрости, я вернулся в комнату…
— Ну же?.. — спросил я, видя, что Рансман молчит. — Он, конечно, был мертв?
— Да, он умер. Доктор сказал, что это был сердечный приступ.
— И? — снова спросил я.
— Все. — Рансман помедлил. — Не знаю, можно ли вообще назвать это историей о привидениях. Может быть, пожилая женщина мне померещилась. Я даже не знаю, как выглядела его жена при жизни. Она могла быть большой и толстой. А Лант умер от угрызений совести.
— Возможно. — Я покачал головой.
— Вот только одно странно, — добавил Рансман после длинной паузы, — на его шее были пятна, похожие на следы пальцев. Царапины и бледные, голубые пятна. Впрочем, он мог сам в страхе сжать себе горло.
— Возможно, — повторил я.
— Как бы то ни было, — признался Рансман, — с тех пор я не переношу Корнуэлльс. Отвратительное место. Там происходят странные вещи, словно сам воздух пропитан угрозой.
— Увы, мне многие говорят об этом, — ответил я. — А теперь нам обоим не мешало бы выпить.