Ишевский. Да, это писал я.
Крыленко. Цитирую:
«2 июля 1918 года.
Милостивый государь Ксенофонт Дмитриевич!
Считаю, что наступило время подвести итоги нашей совместной деятельности. Содержание моего доклада, сами понимаете, далеко вышло из тех рамок, которые вы передо мной ставили первоначально. С первых же слов ваших после моего возвращения из командировки я заключил, что «фирма» и «условия транспорта» не что иное, как маска, прикрывающая политическую и военную разведку. В этом направлении я и вел наблюдение во время моей командировки».
Крыленко. Ишевский, скажите, вы считаете работу Каламатиано — в том плане, в каком он ставил задачи перед вами лично, — шпионской?
Ишевский. Лично я виновным себя ни в чем не признаю, ибо, убедившись, что Каламатиано явный разведчик, я всю связь с ним прекратил.
Крыленко. Значит, Каламатиано ставил перед вами шпионские задачи?
Ишевский. Я это написал со всей ответственностью и продолжаю считать это очевидным сейчас.
Каламатиано сидел бледный, с залегшими синими тенями под глазами. На лбу у него выступил пот, он старался скрыть дрожь в руках. Факты неумолимо изобличали его как шпиона иностранной разведки, поставившей целью свержение Советской власти.
Суд перешел к допросу Александра Фриде, который сразу же заявил, что он готов признать за собой какую-то вину как ближайшего сотрудника Каламатиано, но только не в шпионаже.
Крыленко. Я хочу прочитать документ, имеющийся в деле. Цитирую:
«В Тамбове формирование частей Красной Армии протекает крайне медленно. Из семисот красноармейцев, готовых к отправке на фронт, четыреста человек разбежались. В Липецке вообще отказались ехать на формирование, сказав, что будут защищать интересы Советов только в своем уезде. Здесь также полное отсутствие патронов, оружия, снарядов».
Это отрывок из донесения вашего агента Солюса, которое вы поручили уничтожить матери. Не так ли? Ознакомьтесь, пожалуйста, с листом дела номер 192, том три.
Фриде(осмотрев лист). Да, это тот документ,
Крыленко. Это коммерческая информация?
Понимая, что бессмысленно отпираться от неопровержимого факта, Фриде на вопрос обвинителя не отвечает.
Крыленко. Это вы дали указание агенту Хвалынскому подыскать для Каламатиано конспиративную квартиру?
Фриде. Я.
Крыленко. Вы дали задание агенту Хвалынскому достать для Каламатиано чужой паспорт на имя Серповского?
Фриде. Да.
Председатель трибунала спросил А. Фриде, считает ли он обычным, когда торговый представитель живет в чужой стране с подложным паспортом и на конспиративной квартире?
Фриде попытался увильнуть от прямого ответа, спрятавшись за неопределенную фразу: дескать, все зависит от того, как рассматривать эту проблему.
Карклин. Я прошу ответить: закономерно это или нет? Нормально или нет жить по чужим документам в чужой стране?
Фриде. Нет. Не закономерно.
Крыленко. Подсудимый Загряжский, скажите, вы знали о том, что Каламатиано решил жить под чужим именем?
Загряжский. Да. Когда он сказал нам с Фриде, что будет теперь жить под фамилией Серповского, я понял, что дело принимает дурной оборот, и решил порвать с Каламатиано все связи. Я решил поставить об этом в известность Фриде, ходил к нему несколько раз, но не мог застать, а потом за мной пришли из ЧК.
Крыленко. Значит, переход Каламатиано на нелегальное положение вызвал у вас подозрение?
Загряжский. Конечно. Я понял, что это никакая не коммерция, а нечто совсем другое.
Крыленко. Что именно?
Загряжский. Политика... Разведка...
Крыленко. Скажите, Фриде, вы знали, что ваша сестра носит информацию для Рейли?
Фриде. Не знал.
Крыленко. Каламатиано, скажите, вы предупредили Фриде, что он будет передавать сводки агентов Рейли?
Каламатиано. Да, предупреждал, считая, что Фриде будет передавать Рейли как представителю Великобритании только данные коммерческого характера.
Адвокат Муравьев задал Каламатиано несколько вопросов, имея в виду выявить в его защиту конкретные факты его действительной коммерческой деятельности. Но ничего другого, кроме того, что он является представителем фирмы сельскохозяйственных машин, «коммерсант» сказать не смог.
Крыленко. Тогда объясните нам, зачем же вашей фирме нужны данные о дислокации войск Красной Армии?
Каламатиано молчал. И действительно, сказать ему в свое оправдание было нечего.
Не коммерческая, а шпионская, подрывная деятельность Каламатиано со всей очевидностью вытекала не только из допроса его самого. Ее единодушно подтвердили и завербованные им агенты.
Обращаясь к Ишевскому, Крыленко спросил:
— Вы все-таки поняли, что Каламатиано и Фриде требовали от вас не коммерческих, но военных, шпионских данных?
Ишевский. Да, понял. И после этого порвал с ними отношения.
Крыленко. Но вы выполняли для них шпионскую работу?
Ишевский. Я считал эту работу коммерческой, а когда понял, что она шпионская, все связи с ними порвал.
Крыленко. Значит, поскольку вы для них шпионили немного, один только раз, вы и считаете себя невиновным?
Ишевский. Да.
Карклин. Значит, шпионить один раз — это не противозаконно, а несколько раз — это уже противозаконно?
Ишевский. В чем-то вы совершенно правы. (Смех в зале.)
Обвиняемый Голицын, работавший начальником отделения библиотек научных и учебных пособий военно-учебного управления Генерального штаба Красной Армии, признал, что организация, созданная Каламатиано и Фриде, была контрреволюционной и шпионской. Однако он оправдывал себя тем, что якобы передавал им не подлинные, а вымышленные данные, что будто бы брал сведения из газет и соответствующим образом обрабатывал их.
Крыленко. Это ваша сводка?
Голицын(ознакомившись с листом дела). Да.
Крыленко. Цитирую:
«В Курске — жизнь прифронтового города. Много войск перебрасывается малыми командами. Это очевидная симуляция силы ввиду ее недостатка. Проезжают малыми командами на открытых платформах по железной дороге взад и вперед, создавая видимость военной мощи».
Из каких газет вы это взяли? А ваше сообщение о работе военного объекта — Тульского оружейного завода?
Выдумка о негативном отношении к заданиям Каламатиано и Фриде не сработала. И Голицын молчит.
Крыленко обращается к обвиняемому Иванову:
— Это ваша сводка для Каламатиано о движении воинских эшелонов?
Иванов(читает поданный ему лист). Да.
Защитник Плевако просит ознакомить его с записями Иванова.
Трибунал удовлетворяет ходатайство защиты.
Крыленко. Деньги от Каламатиано вы получали?
Иванов. Да, пятьсот рублей в месяц.
Крыленко. По его заданию выезжали в Минск и Витебск?
Иванов. Да, считал, что собираю коммерческую информацию.
Крыленко. Эшелоны с войсками — коммерческая информация?
Иванов молчит.
Плевако просит Иванова дать личную оценку содержанию передававшейся им Фриде информации.
Иванов. Я очень нуждался, сбор этой информации был моим побочным заработком. Я не считал ее шпионской.
Допрос других привлеченных по делу лиц установил степень их участия в заговоре.
Обвиняемый Хвалынский признал, что он доставал паспорт на имя Серповского для Каламатиано, что он ездил по делам торговой фирмы в Симбирск, когда там были части из чехословацкого корпуса.
Подсудимая Жанна Морренс показала, что Вертамон жил у нее в гимназии, но ни о каких его противозаконных действиях она не знала. Чехи, снабдившие Пшеничко своими документами, заверяли, что помогали не контрреволюционеру, но чеху, потерявшему свои бумаги. Подсудимые Потемкин и Солюс подтвердили свое участие в работе контрреволюционной организации, возглавлявшейся Каламатиано и Фриде, но продолжали настаивать на том, что выполняли только роль торговых агентов, хотя в своих донесениях передавали представителям иностранной державы сведения военного характера. Правда, Солюс признал, что у него были сомнения, но Фриде будто бы своими разъяснениями развеял их.