— О-о-о...

Отполз подальше от Павла и пожаловался со слезами на глазах:

— Это больно!

Павел вздохнул. Чего-то подобного он и ожидал. Чудес не бывает. Чем красивее мальчик — тем проблемнее. Может, есть любители, но Павлу такие проблемы никуда не упёрлись. Скатал резинку и потянулся за одеждой:

— Одевайся, Георгий, отвезу тебя домой. Или куда тебе надо? Хочешь снова к жертвам интервенции?

— К каким жертвам? Пожалуйста, не надо отвозить, — Гоша подполз и попытался отнять у Павла трусы. — Вы извините, но у вас большой...

— Да не большой у меня. Ты просто со своим сравниваешь, — Павел потянул трусы обратно.

— Нет, я не хочу уходить. Я хочу... Вы тоже хотите, я же вижу! — он действительно смотрел дымчато-серым взглядом на красноречивый факт.

— И что ты предлагаешь?

— Можно? — потащил к себе за руку.

Павел улёгся на кровать, а Гоша порывисто склонился, щекоча кожу упругими кудряшками. Сосал, как озабоченная восьмиклассница, насмотревшаяся порнухи. Неумело и самозабвенно. Потом начал так громко стонать, будто это его ублажают. Павел приподнялся, увидел, что Гоша и себя обслуживает. Откинулся обратно. Кончил в подставленные румяные губы, и Гоша ни капли не упустил. Хотя со своей стороны всё, разумеется, перепачкал.

      Он попросил довезти его до дома, недалеко от центра. Сидел в машине улыбающийся и довольный. Павел разделил бы эту первобытную радость, если бы не торопился на работу. Он закурил и протянул пачку Гоше. Тот взял две сигареты, спрятал в нагрудный карман и пояснил:

— Я вечером покурю. Буду вас вспоминать. Мне с вами очень понравилось.

— А ведь я к тебе не прикасался, — обронил Павел, выруливая в узкую арку. — Польщён безмерно.

Гоша захихикал:

— Я тоже польщён. А можно узнать, как вас зовут?

— Зачем? Хочешь шептать моё имя, когда вечером будешь курить?

Гоша или не понимал сарказма, или не обижался на него. Ответил искренне:

— Хочу шептать ваше имя.

— Павел.

— Паша?

— Павел Петрович. Отчество мне дали в честь отца, а имя — просто так, без дедушки. Тут выйдешь?

— Да, спасибо. И я хочу сказать... Попросить...

— Тебе деньги нужны? Сколько? — полез за бумажником.

— Нет, спасибо, я работаю в аэропорту и получаю зарплату. Я хотел...

— Говори, я слушаю, — Павел обернулся к парню. Сияет и взлохмачен так, будто его мягкие волосы жестоко трепали двумя руками.

— Запишите мой номер, пожалуйста, — выпалил Гоша.

Это он очень правильно попросил, потому что свой номер Павел бы ему не дал. Павел достал телефон и вбил продиктованные цифры. Не сохранил.

— Всё, иди. Я очень спешу.

Гоша дёрнулся вперёд, потом назад, погладил руку на рычаге коробки передач и выскочил из машины.

***

      Депутат Облдумы Крошин не стеснялся обращаться к Павлу Овчинникову с деликатными просьбами. Он затем и пристроил зятя, которого в душе недолюбливал за гонор и ехидство, в городскую администрацию. Это было и удобно, и выгодно. Удобно — потому, что можно было присматривать за строптивым родственничком, выгодно — потому, что иметь своего человека в управлении финансов экономически целесообразно. В этот раз Крошину требовалось выгулять московского чиновника — да так, чтобы тот продвинул, кого надо. Самому Крошину в его шестьдесят гулять было сложно из-за гипертонии и неукротимого нрава супруги, которая разрушала мозг почище любого криза, поэтому он инструктировал молодого Овчинникова:

— Кристину ему дай. Или эту, как её, Снежану. — Крошин пульнул по столу толстую денежную пачку. — А лучше обеих. Сделай всё, чтобы удовлетворить его. Я с ним финансовые вопросы порешал, но нужно его ухайдокать — до самолёта. Чтобы в дрова. И чтобы никто другой его не перехватил. В Парус его свози.

— Когда самолёт? Сегодня вечером?

— Завтра утром.

— Виктор Сергеевич, Алёна очень нервничает. Она тяжело переносит, когда я дома не ночую.

— Паша, мне-то можешь не чесать! Плевать тебе на Алёнку. Как она тебя терпит?

— Скажите, пусть разведётся.

— Думаешь, я не говорил? — Крошин тяжело выбрался из массивного кожаного кресла и навис над Павлом: — В общем, головой отвечаешь за Василия Васильевича. А Алёнке я позвоню, придумаю что-нибудь. Иди. Утром отзвонишься, когда погрузишь москвича в самолёт.

— Понял.

      Павел привёз Василия Васильевича в Парус — спа за городом. Спа в их небольшом, но ни разу не бедном провинциальном городе означает: бассейны, зимний сад, боулинг-бильярд, баня, массаж и бордель под одной крышей. Очень удобно и всегда пользуется спросом. Вася нормальным мужиком оказался. Около пятидесяти, в хорошей форме и острый на язык. Сразу же честно высказал, что думает о пронырливом Крошине. Себя тоже не пощадил, шепнул Павлу в ухо:

— Но деньги-то я от твоего тестя взял, правильно? Значит, я — не лучше.

Потом скинул пиджак и грубо сорвал галстук, будто избавляясь от удавки:

— Душа требует водки и девок. Охота так нажраться и наебаться, чтобы только в Шереметьево очнуться. Организуешь?