С Левиттом же, который только что получил медаль Джона Бейтса Кларка (вручаемую каждые два года лучшему американскому экономисту до сорока лет), все было наоборот. До этого у него брали интервью очень многие журналисты, и он пришел к выводу, что их мышление не было очень уж… ясным, как говорят экономисты.
Однако, пообщавшись с Дабнером, Левитт решил, что тот не был полным болваном. А Дабнер, в свою очередь, обнаружил, что Левитт вовсе не был живой логарифмической линейкой. Писатель был поражен тем, насколько интересной может быть работа экономиста, а также умением Левитта объяснить что угодно. Левитту не мешали даже элитные дипломы (магистра Гарварда, доктора философии Массачусетсского технологического) и куча разных наград. К экономике он подходил явно с неортодоксальной точки зрения. Казалось, что он смотрит на вещи не столько как ученый, сколько как любознательный исследователь — документалист, судебный эксперт или букмекер. При этом его интересы простирались от спорта и юриспруденции до массовой культуры. Он открыто признавал, что его мало интересуют денежные вопросы и проблемы, которые приходят на ум, когда большинство людей думают об экономике. Кроме того, он постоянно проявлял склонность к самоуничижению. “Я не так уж много знаю о науке под названием экономика, — сказал он Дабнеру однажды, откидывая волосы со лба. — Я не особенно силен в математике, мало знаю об эконометрии, а также не знаток теории. Если вы спросите меня, развивается или нет чулочный рынок, процветает или падает наша экономика, хороша или плоха дефляция, я вам не отвечу. Я имею в виду — будет полной неправдой сказать, что я хоть немного разбираюсь в этих вещах”.
Что всегда интересовало Левитта, так это загадки и ребусы, с которыми человек сталкивается в повседневной жизни. Его исследования были призваны помочь всем, кто хочет узнать, как на самом деле работает окружающий их мир. В результате его необычный взгляд на вещи нашел отражение в статье Дабнера.
В глазах Левитта экономика — это наука с отличными средствами для получения ответов, но с большим дефицитом интересных вопросов. При этом сам он обладает исключительным даром задавать именно такие вопросы. К примеру: если торговцы наркотиками получают так много денег, почему они продолжают жить со своими родителями? Что опаснее — огнестрельное оружие или плавательный бассейн? Что именно привело к падению уровня преступности в последние десять лет? Действительно ли агенты по торговле недвижимостью принимают интересы клиентов близко к сердцу? Почему родители с темным цветом кожи дают своим детям имена, которые могут помешать их будущей карьере? Мошенничают ли школьные учителя, чтобы их ученики соответствовали высоким требованиям к успеваемости? Продажны ли борцы сумо?
Кроме того, каким образом у бездомного бродяги в рванине появились наушники за 150 долларов? Многие люди — включая и его коллег — отрицают, что Левитт занимается экономикой как таковой. Однако он всего лишь подвел так называемую унылую науку к ее первоначальной цели: объяснению того, как люди получают желаемое. В отличие от большинства ученых, он не боится исследовать разные странности, подмеченные им лично. Не пугают его также анекдоты и истории из жизни (зато ужасно пугают вычисления). Он интуитивист.
Он готов просеять кучу данных, чтобы найти один интересный факт, на который не обратил внимание никто другой. Он всегда ищет способ измерить тот или иной эффект, который “зубры” экономики объявили неизмеримым. Его неизменные интересы — хотя он говорит, что сам никогда не занимался ничем подобным, — это мошенничество, коррупция и преступления.
Необыкновенное любопытство Левитта оказалось привлекательным и для тысяч читателей New York Times. После выхода статьи его засыпали вопросами и всевозможными загадками, причем не только из компании GeneralMotors, команды New York Yankees и Сената США. Письма приходили также от родителей, заключенных и даже от человека, который двадцать лет вел учет продажи бубликов. Бывший чемпион “Тур де Франс” обратился к Левитту с просьбой помочь доказать, что ни одно нынешнее спортивное состязание не обходится без допинга. Даже Центральное Разведывательное Управление поинтересовалось, может ли Левитт помочь им поймать людей, отмывающих “грязные” деньги, и террористов.
Все эти обращения лишь усилили глубокую веру Левитта в то, что современный мир, несмотря на изобилие белых пятен, не является непостижимым. Если задавать правильные вопросы, он может оказаться даже более интересным и интригующим, чем мы себе представляли. Главное — это усвоить новый взгляд на окружающие нас вещи и события.
Поэтому издатели Нью-Йорка решили уговорить Левитта написать книгу.
“Написать книгу? — переспросил он. — Но я этого не хочу”. К тому времени у него уже накопилось на миллион интересных загадок больше, чем времени для их решения. Кроме того, он никак не видел себя писателем. Поэтому он сказал, что его это не интересует: “Разве что мы с Дабнером попробуем сделать это вместе”.
Конечно, соавторство идет на пользу далеко не всем. Однако мы все же решили проверить, может ли эта книга быть интересной людям. Мы думаем, что это нам удалось, и надеемся, что вы с этим согласитесь.
ВВЕДЕНИЕ
Всегда есть что-то, чего мы не знаем
В котором излагается главная идея данной книги, а именно: если мораль отражает, каким бы мы хотели видеть мир, то экономика демонстрирует, каков он в действительности.
Почему общепринятая точка зрения так часто бывает неправильной… Как “эксперты” — от криминалистов до агентов по торговле недвижимостью и политологов — искажают факты… Почему знание о том, что и как нужно измерять, является ключом к пониманию современной жизни… Что вообще представляет собой “фрикономика”?
Однажды Левитт был приглашен на заседание Society of Fellows — почтенного интеллектуального клуба при Гарвардском университете, который, помимо всего прочего, распределяет стипендии для молодых ученых. При этом чувства, которые он испытывал, были весьма смешанными. С одной стороны, было бы совсем не плохо получить деньги для проведения собственных исследований в течение трех лет и не быть связанным никакими обязательствами. С другой же, ему было неудобно, поскольку он никогда не считал себя большим интеллектуалом и авторитетом для начинающих коллег. Кроме того, собрание проходило за обедом, на котором присутствовали всемирно известные философы и историки. И Стивен боялся, что ему не о чем будет говорить уже к концу первой перемены блюд.
Через некоторое время к нему обеспокоенно обратился один из старших коллег: “Послушайте, мне никак не удается четко определить для себя тему вашей работы. Не могли бы вы сформулировать ее?”
Это была простая и вполне обычная просьба, но Левитт был загнан в угол. Он понятия не имел о том, какой была его объединяющая тема и не был уверен, что она у него вообще была.
Тогда в разговор включился Эмертия Сен, будущий лауреат Нобелевской премии в области экономики, аккуратно сформулировавший тему Левитта так, как он ее видел.
“Да, — с готовностью подтвердил Левитт, — это моя тема”. А потом второй коллега предложил другую тему.
“Вы совершенно правы, — сказал Левитт, — и это моя тема”.
И так продолжалось довольно долго, пока в разговор не вмешался известный философ Роберт Нозик.
“Сколько вам лет, Стив?” — спросил он.
“Двадцать шесть”.
Нозик повернулся к другим ученым: “Господа, ему двадцать шесть лет. Зачем ему вообще иметь какую-то объединяющую тему? Может быть, он собирается стать одним из тех людей, которые настолько талантливы, что не нуждаются в ней. Ему будут просто задавать вопрос, он будет просто отвечать, и все будет замечательно”.
Журнал New York Times от 3 августа 2003 года