— В армии, конечно, не служил, — констатировал, покосившись на меня сержант.

— Не, — ответил я. — В мае закончил десять классов.

У меня еще два десятка таких «не», — сказал, цокая подковками Цаплин.

Я это знал. Школа, а фактически Академия (чекисты всегда напускали много тумана по привычке), ковала бойцов тайного фронта на трех факультетах. Первый — военной контрразведки, второй — территориальной, а третий — радиоэлектронной.

На первый набирали только отслуживших в армии и на флоте, а вот на остальные два, таких как я сейчас — после школы или начальных курсов институтов. Там в большинстве учились дети элиты, а еще «биномы». То — есть технические дарования. На местном жаргоне.

Вскоре мы пришли в ту часть объекта, где на время экзаменов размещались абитуриенты, и я был определен в группу поступавших на второй факультет. Считавшийся самым престижным. Это объяснялось тем, что помимо прочего, там давали знания трех языков (одного восточного и двух европейских) а еще нередко распределяли за рубеж. Выявлять врагов пролетарского государства «из вне». Без страха, так сказать и упрека.

Сержант Цаплин (он был тоже абитуриент, назначенный старшим) выдал мне из каптерки комплект армейского полевого обмундирования, после чего Волобуев переоблачился и стал как все: похожим на солдата — первогодка.

Далее состоялось знакомство с собратьями по счастью. Они впечатляли.

Среди нас имелся отпрыск секретаря ЦК, несколько чад председателей облисполкомов, а также дипломатов; потомки Героев Соцтруда, сыны нескольких маститых генералов с адмиралами и даже племянник Валентины Терешковой.

— Каждой твари по паре, — подумал я. — Эти точно из калашного ряда.

Впрочем, были и несколько таких, как Цаплин. Отслуживших армию.

Абитуриентам факультета военной контрразведки полагалась самоподготовка, дабы освежить подзабытые за время «тягот и лишений» знания, а с нами вплотную занялись уставами и строевой, по принципу «чтобы служба не казалась раем».

Обучал нас старший группы сержант Цаплин. Оказавшийся примерным командиром.

В шесть утра, после крика дневального «подъем!» он выгонял всех «сынков» голых по пояс в бриджах и сапогах на плац между щитовыми домиками, после чего учинял трехкилометровый кросс по аллеям объекта. При этом часть абитуриентов падала по пути назад, а другая тащила их под руки.

— Веселей, веселей, еб вашу мать! — басил рысящий сбоку сержант, а его друзья отслужившее армию, весело гоготали.

Смеялись над «шпаками»[68] и другие военные абитуриенты, сплошь крепкие и мускулистые, легко осиливающие кросс и дополнявшие его упражнениями на имевшихся в городке спортивных снарядах.

Потом все шли строями (военные с песнями) на завтрак к центральной части объекта, где находилась похожая на аквариум столовая, а рядом несколько административных зданий, после чего возвращались назад. Потребив армейский паек: кашу-размазню, чай и хлеб с маслом.

Далее приехавшие из частей разводились в учебные классы, а мы маршировали на плац. Осваивать строевую науку.

Там бдительные сержанты гоняли нас до седьмого пота, вопя, «и раз, два три», «ножку, выше ножку, бля!» «кру-гом, салаги!» а также другие, столь же убедительные команды.

Мне в этом плане по известным причинам было намного легче, а вот другим сынкам нет. Многие стирали ноги в непривычных сапогах, путали правую с левой, теряли вес и недавнюю самоуверенность.

Как результат, человека три вскоре исчезли. Забрали предки. Остальные держались, натирали мозоли на ногах и понемногу мужали.

По вечерам кандидаты собирались в обширной курилке под соснами, где отслужившие срочную рассказывали о своих боевых подвигах, а мы с открытыми ртами внимали. Я тоже. Помня о правилах конспирации.

Старшины — моряки, в основном отслужившие по три года, били себя в грудь, утверждая, что у них вся корма в ракушках; пограничники рассказывали о служебных говорящих собаках, а десантники — как прыгают с неба без парашютов. Мол, подготовка такая.

Спустя месяц начались экзамены.

Принимали их здесь же, в учебных классах. Группа заслуженных преподавателей.

Предметов было четыре: русский язык (сочинение), русская литература, история СССР, плюс иностранный. Конкурс, как и следовало ожидать, был на уровне. Два десятка кандидатов на место.

В результате многие «завалились», а счастливчики, в том числе и Волобуев, его прошли. О чем был вывешен специальный, отпечатанный на машинке, список.

К чести ВКШ тех лет (теперь это Академия ФСБ), блат особой роли не играл. Под фанфары гремели не только абитуриенты из рабочего класса, но и такие же из элиты.

Далее на объект прибыл сам начальник Школы генерал-полковник Никитченко со свитой, поступивших выстроили на плацу, где поздравили, и начались трудовые будни.

Будущие военные контрразведчики убыли в Москву для обустройства, а мы, как не отдавшие дань Родине, стали проходить курс молодого бойца. По полной программе Министерства обороны.

Опять те же строевые занятия, плюс уставы: «Дисциплинарный», «Внутренний», «Гарнизонной и караульной службы»; изучение автомата Калашникова, а также приемов с ним и разное другое. Что привычно вбивали нам в молодые головы преподаватели военной кафедры, рангом не ниже подполковника.

В промежутках меж этим мы ходили строями и орали героические песни, а по вечерам стирали подворотнички, асидолили[69] звездные бляхи на ремнях и драили сапоги щетками с казенным гуталином.

Затем были стрельбы из автомата на полигоне ОМСДОН[70], куда нас вывозили на военных грузовиках и не три армейских патрона. Палили от души, как говорят в войсках «от забора до обеда». В системе КГБ были свои нормы.

В ратной учебе прошел месяц, насупил июль, курс молодого бойца шел к завершению. Постоянно находясь на плацу или «в поле»[71] недавние школяры окрепли и загорели, став жилистыми и проворными. А еще, кто не умел, научился ругаться матом и курить. Что тоже входило в планы подготовки.

Однако курс прошли не все. Один малый из соседней группы случайно стрельнул в преподавателя, посчитав того мишенью, а второй — «бином» написал рапорт с просьбой на отчисление. Ему не нравились уставы и сапоги. Оба вскоре исчезли.

Я же, отличаясь склонностью к приключениям, а также авантюрным поступкам, за что не раз имел неприятности в прошлой жизни, решил навестить в Москве Ольгу. Поговорить «о том — о сем», короче, кто служил в армии, понимает.

А поскольку иллюзий в отношении моральных принципов строителя коммунизма больше не питал, тут же осуществил задуманное.

В ближайшую ночь после отбоя, когда уставшие сокурсники дрыхли на своих жестких койках, я переоделся под одеялом в спортивный костюм с кедами, вылез в открытое окно спальни в треск сверчков под ночным небом и прокрался к трехметровому ограждению.

Со стороны жилого городка его периметр не охранялся, чего нельзя было сказать об остальной территории объекта. Там в разных местах бдили вооруженные бойцы взвода охраны, передвигался незримый патруль, а в подземном тире, спутав время суток, оттачивали боевое мастерство, прибывшие на сборы офицеры КУОС[72]. Из которых спустя четыре года будет сформирована знаменитая «Альфа».

У ограждения я выглянул из травы (кругом была тишина, как в известном фильме), огляделся. Потом кошкой вскарабкался на забор, спрыгнул на другую сторону и только пятки засверкали.

Маршрут был знаком еще по первому поступлению. Тогда мы сбежали в самоход[73] втроем. Серега Токарь, Юра Свергун и ваш покорный слуга. Все трое в той жизни покойники.

А сейчас, вновь рожденный рысил (вдох-выдох) по тропинке светлеющего березняка, в сторону недалеких огней Балашихи.

Она привела меня к ярко освещенной городской танцплощадке, на которой под шейк[74] радостно вихлялась молодежь, а еще через пару сотен метров к телефонной будке и стоянке такси. Все было как тогда. Ничего не изменилось.

— Так, щас, — часто дыша, заскочил я в средство связи, доставая из кармана московский номер Ольги.

После набора в трубке раздались длинные гудки, а потом возник ее голос: «хелло, вас слушают».

— Это Никита из Крыма! — воодушевился я. — Тебе привет от мамули!

— О! Малыш! — рассмеялись на другом конце провода. — Ты в Москве? Рада тебя слышать.

— В Балашихе, — осматриваясь на всякий случай по сторонам, пробубнил я. — Служу тут. Сейчас типа в увольнении.

— Так приезжай в гости. Я одна, — нежно пропела Ольга.

— Можно, — сглотнул я слюну. — Давай адрес.

— Улица Горького 19, квартира 56. Это в районе станции метро «Пушкинская».

— Понял, — кивнул я. — Жди, лечу. И, брякнув трубку на рычаг, поспешил к стоянке.

Там стояли несколько такси с зелеными огоньками.

— Куда едем, спортсмэн? — высунулся из окна ближайшего усатый дядька.

— В Москву, — ответил я.

— Садись.

Обежав машину, я открыл дверь, уселся с ним рядом и назвал адрес.

Мы выехали со стоянки, затикал счетчик, а потом дядька врубил магнитолу.

Besame, besame mucho,

Como si fuera esta noche la ultima vez.

Besame, besame mucho,

Que tengo miedo tenerte, y perderte despues…[75]

томно выводил на испанском Пласидо Доминго, что вызывало в молодом теле томление и романтические желания.

— Слышь, дядя, — взглянул я на сидящего за рулем таксиста. — А где тут по дороге можно купить цветов и бутылку шампанского?

— Никак в самоходе парень? — хитро подмигнул мне усатый. — К бабе едешь?

— Не, на спортивных сборах, — ответил я. — Хочу навестить приятеля.

— Ладно, рассказывай, — ухмыльнулся таксист. — Знаю я, какие тут спортсмены обитают. А цветы и шампанское мы тебе найдем. Были бы бабки.

— Имеются, — похлопал я себя по нагрудному карману. Там лежала новенькая сотня из пачки, которую вручил мне при отъезде папаша.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: