Мальчишки и девчонки военной поры… В год, когда страна отмечала свое 50-летие, в киноленте «Летопись полувека» увидели они себя у мартенов, сварочных аппаратов, токарных станков. В «Летописи полувека. Год 1942-й» есть такой момент: у горящего зева мартеновской печи ребята засыпают порог, потом крупно, во весь кадр — вереница улыбчивых мальчишеских лиц и — дикторский текст за кадром: «Всмотритесь в эти лица. Это ваши отцы и матери. Тогда, в грозном 42-м, их именовали Андрей Павлович Ящук, Иван Моисеевич Лешко…» И еще несколько имен, которые я, к сожалению, не помню.
В один из тех дней, когда буквально вся страна ежевечерне смотрела серии «Летописи», переживала, вспоминала, узнавала себя, знакомых на телевизионных экранах, на Магнитку приехала иностранная делегация. Первый мартеновский цех, который уже тогда один давал стали больше, чем металлургия всей царской России, показывал им секретарь партийного бюро Иван Моисеевич Лешко. В беседе гости поинтересовались, сколько лет он работает на комбинате.
— Двадцать шесть.
— А сколько же вам лет сейчас? — «этот русский явно преувеличивает», руководитель делегации решил уличить его.
— Сорок, — спокойно ответил Лешко.
— Но этого же не может быть!
И Иван Моисеевич, как на главное доказательство, сослался на эти кадры, что снимали кинооператоры в его смене для кинокартины «Здравствуй, Москва! (впоследствии, их использовали в кинохронике о жизни государства).
Кто из ребят той поры не знал этого фильма — «Здравствуй, Москва!» Кто вместе с героями его — мальчишками и девчонками из ремесленного училища — не бродил мысленно по московским бульварам, не волновался перед концертом на столичной сцене, кто не радовался, не печалился вместе с ними, не сопереживал их удачам. Кто не знал этой песни:
Целое послевоенное поколение выросло на фильме С. Юткевича. Завороженно следили мы за экранной, такой счастливой и красивой жизнью этих ребят, чуточку завидуя им.
Спустя много лет из уст участников съемок — магнитогорских РУ-шников времен войны — услышала я рассказ об этой «счастливой и красивой жизни»: о голодных, раздетых, потерявших родителей, напуганных войной, тяжело работавших в цехах детях, о том, сколько тепла сердечного, сколько такта и доброты потребовалось воспитателям, чтобы отогреть их оледеневшие сердца, заставить поверить в добро их, видавших смерть и горе, познавших голод и несправедливость, научить радоваться и смеяться.
Днем их величали по имени-отчеству, они заменяли ушедших на фронт мастеров, работали формовщиками, крановщиками, катали броню, варили сталь. Поздно вечером, захватив пайку хлеба, собирались вокруг печки-буржуйки, на которой в ведре варилась картошка, спорили, вспоминали, иногда танцевали под баян, и большая дружба постепенно возвращала израненные ребячьи души ко всему доброму, хорошему.
Центром этого рождающегося коллектива, подругой, матерью, наставницей ребят была молодая воспитательница, так же, как и большинство из них, эвакуированная с запада страны — Наталья Николаевна Карташова, балерина по довоенной профессии.
Разные пути приводили ребят в ансамбль, а следовательно, и ремесленное училище, на комбинат. Андрюшу Мистюкова Карташова, заслушалась у проходной. Чумазый, оборванный, он лихо играл на баяне все, что бы ни попросили. У него угадывался абсолютный слух. Поговорив с Андрюшей, Наталья Николаевна тут же определила его в пионерский лагерь, а затем в училище. Пройдет несколько десятилетий, и заслуженный артист РСФСР, композитор А. П. Мистюков с благодарностью напомнит ей об этих днях.
Гришу Галкина привезли из Днепропетровска, где в первые дни войны милиция «выловила» его по месту жительства — в трубах городской централи. Еще трех лет мальчик остался без родителей, его воспитали беспризорники, знаком был с финками, драками, кражами. В училище Гриша учился быть сталеваром, в фильме танцевал знаменитого «Гусачка». И это последнее определило его дальнейшую судьбу — до последних лет своей жизни заслуженный работник культуры РСФСР Г. И. Галкин работал балетмейстером вместе с А. П. Мистюковым в ансамбле песни и пляски Липецкого металлургического комбината.
В Днепропетровском драматическом театре имени Шевченко прошла творческая жизнь Владимира Тульчинского, в Брестском драматическом — заслуженной артистки РСФСР Лилии Баталовой, в Воронежском хоре — Николая Игнатова. Все они на профессиональную сцену вышли из фильма «Здравствуй, Москва!» Им всем подарила судьбу военная Магнитка, РУ № 13, как и тем из ребят, кто, подобно Владимиру Ломакину, не изменил своей первой рабочей профессии. С 1954 года, как закончил Ленинградский индустриальный техникум, и до пенсии варил он сталь в третьем мартеновском цехе Магнитогорского металлургического комбината.
На Челябинском металлургическом работала Любовь Ходоровская, осталась на Урале и Л. Ф. Докшина-Антонова, во многом повторив судьбу своей учительницы Н. Н. Карташовой.
Сама Наталья Николаевна — уже давно заслуженный деятель искусств РСФСР, орденоносец, много сил отдала она созданию еще одного хорошо известного в стране танцевального коллектива — на Челябинском тракторном заводе.
Наверное, уже не один читатель подумал, читая эти строки, до чего же все просто на бумаге: бывшие беспризорники, некоторые без пяти минут рецидивисты, во всяком случае наверняка входившие в категорию, ныне именуемую «трудными подростками», как в сказке, переродились в знаменитостей.
Конечно, трудно и сложно складывались судьбы людей. И, наверное, о каждом из них можно написать остросюжетную книгу.
Несколько лет назад у Натальи Николаевны Карташовой собрались ее воспитанники. Я была на этой встрече. И вот за праздничным столом, в самый разгар воспоминаний, Карташова спросила:
— Ребята, может быть, теперь вы мне признаетесь, кто же тогда, в 1944-м, в Большом театре «почистил» бутафорский цех?
И одна из гостей Натальи Николаевны, артистка, смущенно призналась:
— У меня до сих сохранилась пудреница Лепешинской.
Мальчишки и девчонки военной поры… Сегодня им чуть-чуть за пятьдесят. А но трудовым книжкам давно уже заработана пенсия — столько прожито, пройдено, сделано! Ранний опыт, жизненный, производственный, социальный, сформировал их характеры, судьбы.
Однажды разговорились на эту тему с председателем Челябинского областного совета профсоюзов. И рассказал Владимир Васильевич Колосок о своей дороге в уральский рабочий класс. Началась она с войной, с первыми километрами той тысячи, что прошел 16-летний мальчишка пешком, спасая от фашистов колхозное стадо: коров, овец и свиней. По пятам гремела канонада, а ночные зарева заставляли сокращать стоянки. Из Нежина вышел маленьким парнишкой — и по росту и по годам. А за три месяца пути стал взрослым и словно подрос.
Первую военную зиму в воронежском колхозе «Дружба» выхаживал он скот. Вторую — снежную, метельную, лютую — расчищал подъездные пути на Магнитогорском комбинате, с такими же, как он, ребятишками — в фуфайках прямо на теле и деревянных колодках на ногах. Учился на автослесаря у мастера Николая Григорьевича Христового. И учился успешно: лишь троим из 26 присвоили по окончании высокий 4-й разряд, среди них — и ему. Впоследствии парни из воронежской деревни Чулок, с которыми приехал Владимир Колосок в октябре 1942 года на Магнитку, — Коля Неретин, Алексей Иваников, Алексей Молибога, Николай Кулешов — человек семь-восемь, составили костяк автотранспортного цеха комбината.
В июне 1944 года коммунисты металлургического комбината приняли Володю Колоска, секретаря комсомольской организации автобазы, в кандидаты партии. А через два года он впервые участвовал в выборе городского партийного комитета, не подозревая, что в будущем именно здесь пройдет он 16-летнюю жизненную школу — от заведующего отделом до первого секретаря, станет членом бюро Челябинского обкома партии, делегатом Магнитки на партийных съездах.