То обстоятельство, что спор между аналогистами и аномалистами так и не был разрешен в Древней Греции, вполне закономерно. Во-первых, это объясняется тем, что греки не знали различия между описательной и нормативной грамматикой (другими словами, различия между описанием того, как люди говорят в действительности, и предписанием, как следует говорить, —подробнее см. § 1.4.3). В соответствии с этим аналогисты были склонны скорее исправлять очевидные аномалии, с которыми им приходилось сталкиваться, чем изменять свои представления о природе языка. Во-вторых (и это более важно), поскольку «нерегулярности» можно выявить благодаря их отличию от регулярных схем, явление, нерегулярное при одном способе описания, может оказаться регулярным при другом способе описания. Вообще любой спор о том, регулярен язык или нет, неизбежно упирается в вопрос: что такое «регулярная модель»? Таким образом, полемика аналогистов и аномалистов вовсе не была беспредметным спором, в котором обе стороны якобы упорно отказывались признать тот очевидный факт, что в языке существуют как аналогия, так и аномалия. Их разногласия сводятся, скорее, к тому, что такое регулярность в языке и в какой мере нерегулярности могут быть описаны с помощью альтернативных моделей.

История спора аналогистов и аномалистов известна нам далеко не полностью. О его ранней стадии можно судить только по фрагментам, цитатам и комментариям более поздних авторов (в основном, римского грамматиста Варрона — I в. до н. э.), которые могли исказить или преувеличить разногласия между обеими сторонами. Каковы бы ни были теоретические расхождения между ними, те и другие признавали наличие в языке определенных регулярностей, те и другие внесли свой вклад в систематизацию грамматики. Несомненно, что основы традиционной грамматики были заложены этимологическими изысканиями аномалистов-стоиков, но и аналогисты-александрийцы сделали в этом отношении немало. Принципиальное различие между школами стоиков и александрийцев проистекает из различия их целей. Стоиков интересовали в основном философская проблема происхождения языка, логика и риторика, а александрийцев — литературные исследования. Как мы увидим ниже, в тех случаях, когда в сохранившихся литературных текстах прошлого отсутствовал тот или иной факт языка, александрийские ученые для восполнения соответствующего пробела прибегали к аналогии. Позднейшие грамматисты, систематизировавшие предшествующие грамматические учения и создавшие тем самым традиционную грамматику, признавали в языке как аналогию, так и аномалию. Проблема аналогии и аномалии так и не была разрешена, поскольку при попытках выявить регулярности в языке исследователь часто сталкивался с альтернативными способами выражения, и ему приходилось решать, какой из этих способов следует предпочесть. Как мы увидим, современная лингвистика достигла некоторых успехов в решении этого вопроса, однако окончательно его не решила. Спор аналогистов и аномалистов все еще актуален.

После основания знаменитой Александрийской библиотеки в начале III века до н. э. Александрия, бывшая в то время греческой колонией, становится центром интенсивных исследований литературы и языка. Тексты древнейших эпох, в особенности записи поэм Гомера, подверглись к тому времени сильным искажениям и стали недостоверными. Сравнивая разные рукописи одних и тех же произведений, александрийские ученые III и II веков до н. э. стремились восстановить оригинальный текст и отличать оригиналы от подделок. Поскольку язык классических произведений во многих отношениях отличался от греческого языка Александрии, появилось много комментариев к текстам и грамматических трактатов, объясняющих особенности языка более ранней эпохи. Восхищение великой литературой прошлого привело к тому, что и язык классической древности стал считаться более чистым и правильным, чем разговорная речь того времени в Александрии и других эллинских городах. Поэтому грамматические труды греческих ученых преследовали двоякую цель: объяснение явлений классического языка и предотвращение порчи языка неграмотными и невежественными людьми. Подобный подход к языку, сложившийся в эпоху александрийского классицизма, повлек за собой две пагубные ошибки. Первая из них касалась соотношения письменной и устной речи, а вторая — вопросов развития языка. Говоря об этих ошибках, мы будем называть их «классическими заблуждениями» в исследовании языка.

С самого начала учение греков о языке опиралось главным образом на письменные тексты. (Об этом свидетельствует и сам термин «грамматика», производный от слова со значением «искусство письма».) Последовательного различения между звуками и соответствующими им буквами не проводилось. Если различие между устной и письменной речью вообще осознавалось, то считалось, что устная речь зависима и производна от письменной. Интерес александрийских ученых к литературным памятникам укрепил это заблуждение.

Вторая ошибка александрийских ученых заключалась в том, что они считали язык греческих авторов V века до н. э. более правильным, чем современный им разговорный язык; и вообще они считали, что «чистоту» языка сохраняют образованные люди, а неграмотные «портят» язык. Это неверное представление о языке продержалось более двух тысячелетий. Еще труднее оказалось искоренить терминологическую ошибку, состоящую в том, что такие понятия, как «чистота» и «правильность» языка, часто рассматриваются как абсолютные. Следует уяснить себе, однако, что эти понятия имеют смысл только в соотнесении с каким-либо избранным языковым стандартом. Поэтому утверждение, что язык Платона чище языка неграмотного александрийского мастерового, не столько неправильно, сколько бессмысленно. К этому вопросу, а также к более подробному обсуждению соотношения между письменной и устной речью мы вернемся в настоящей главе ниже (§ 1.4.2).

1.2.5. ГРЕЧЕСКАЯ ГРАММАТИКА [17]

Обратимся к рассмотрению наиболее важных средств грамматического анализа, предложенных греческими учеными для описания их языка.

Тем, кто со школьной скамьи знаком с традиционной грамматикой греческого языка, может показаться очевидным выделение именно тех грамматических категорий, которые в ней используются. Даже поверхностное знакомство с историей древнегреческого учения о языке показывает, что это не так. Та система анализа, которая принята в стандартных грамматиках греческого языка, была отнюдь не очевидной: для ее разработки потребовалось около шести столетий (с IV в. до н. э. по II в. н. э.). Более того, эта система не является ни единственно возможной, ни даже наилучшей. Во всяком случае, вряд ли разумно считать, что различные способы описания языка, предложенные греческими учеными, непременно уступают тому описанию, которое известно нам как каноническая грамматика греческого языка. В предлагаемом ниже кратком обзоре традиционного грамматического учения мы не будем останавливаться на категориях, введенных древними греками и их последователями; подробное обсуждение этих категорий см. в главе 7.

Выделение трех родов в греческом языке приписывается Протагору, одному из ранних и наиболее влиятельных софистов (V в. до н. э.). Насколько нам известно, первым, кто стал различать существительные и глаголы, был Платон (429—347 гг. до н. э.). Однако следует отметить, что определяемые Платоном два класса слов отнюдь не совпадают с классами слов, называемых существительными и глаголами в тех более поздних лингвистических воззрениях, на которые опираются современные школьные грамматики. По определению Платона, существительные — это слова, которые могут выступать в предложении как субъекты предикации, а глаголы — это слова, которые могут выражать предицируемое действие или свойство. (Грубо говоря, субъект предикации называет вещь, о которой нечто утверждается, а предикат — это та часть предложения, которая утверждает нечто о вещи, обозначенной субъектом; ср. § 8.1.2.)