Сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать. Я даже не смог удержаться от не слишком уместного восклицания.

– Черт побери, Адриано, с каких пор ты работаешь на правительство!

– С тех пор как оно вытащило его с французской каторги, – ответил мне сидевший за столом человек, – присаживайтесь синьор Бронн. Чувствуйте себя как дома.

Я последовал приглашению. Человек, чье присутствие меня так поразило, был Никколо ди Мартти – комиссар итальянского правительства при Национальном Археологическом совете, правая рука Виченцо Моретти – всесильного руководителя любых раскопок в итальянских колониях в Африке.

– Коньяк, сигару? – дон Никколо был подозрительно щедр.

– Я не курю…

– Тогда Вам придется терпеть, – улыбнулся ди Мартти, – я курю.

Он затянулся. Я воспользовался паузой, чтобы оглядеться. В полумраке за спиной комиссара я разглядел пару неясных фигур. Никколо отряхнул пепел с сигары, и расправил белоснежный галстук, ярко выделявшийся на фоне черной рубашки. Золотая запонка с римским орлом и ликторской связкой указывала на высокий статус своего обладателя в государственно-партийной иерархии.

– Чему я обязан вниманию столь значительной персоны? – поинтересовался я.

– Вашей исключительной везучести, – дон Никколо снова улыбнулся, – Вы ухитрились пару раз избежать как нашего… хм, воздействия, так и посягательств нашего французского коллеги дю Понта.

– Неужели? – у меня в голове что-то словно щелкнуло, – так катастрофа «Виллема Оранского» ваших рук дело!?

Мои представления о миропорядке несколько пошатнулись. Ди Мартти официальное лицо, с каких пор диверсии на международных авиатрассах стали обычным занятием государственных органов?

– Это было не лучшее решение, – вздохнул комиссар, – но нам иногда приходится прибегать к разного рода, скажем так, неофициальным методам. Особенно когда по-другому остановить напор нашего французского друга не удается…

– Вы хотите сказать, что Виченцо Моретти и итальянское правительство было в курсе этого!? – произошедшее все еще не хотело укладываться у меня в голове.

– Мы предпочитаем не беспокоить дона Виченцо такими мелочами, а он, со своей стороны, не проявляет излишнего любопытства. Главное, что дело было сделано.

– Но это немыслимо!

– Не будьте наивны, синьор Бронн, – он затянулся сигарой, – времена благородства и рыцарства прошли. Все эти кодексы чести, открытые забрала – пыль ушедших эпох. Сейчас все решают прагматичность и здоровый цинизм.

Я ничего не ответил.

– Посудите сами, – продолжал он, – кем я был при Империи? Мелким землевладельцем, перед которым пресмыкались крестьяне, но ни один напыщенный миланский аристократ не подал бы мне руки, не говоря уже о должности в правительстве. «Мафиозо» – фыркали эти чванливые фанфароны. И что? Где теперь они и где я? Новые власти сочли разумным воспользоваться моими услугами и нисколько о том не пожалели.

– Да уж, – только и смог произнести я.

– Но раз уж моим людям не удалось все решить самостоятельно, что, надо сказать, бывает крайне редко, мне пришлось вмешаться лично.

– Я весьма польщен, синьор ди Мартти.

– Розарио, передай мне вещи синьора Бронна, – он обратился к кому-то стоявшему позади него. Из темноты вышел тот самый низенький сицилиец, что наткнулся на кобру в моей каюте. Он взял мой саквояж и пустой бурдюк и передал их Никколо. Тот вынул из стола какой-то листок и, открыв саквояж, стал доставать его содержимое, сверяя со списком. Дойдя до бурдюка, он долго крутил его в руках, а потом спросил.

– А это еще что такое?

– Сувенир из Александрии, – пожал я плечами, – купил в порту.

Никколо осуждающе поглядел на Адриано.

– Откуда я знал, что он не врет? – оправдывающимся тоном сказал тот. Никколо бросил пустой кожаный мешок мне на колени.

– Его можешь взять на память. Остальное – собственность итальянского правительства.

Я понимающе кивнул. А что мне оставалось делать?

– Вы точно не хотите ничего выпить, – поинтересовался ди Мартти, убирая мои каирские приобретения в сейф. Я понял, что терять мне уже нечего…

– Пожалуй, промочить горло не помешает.

– Жозефина, налей гостю коньяк…

Из полумрака появилась еще одна фигура. На этот раз это была Жози из портового заведения. Она протянула мне рюмку. Я машинально выпил, не ощущая вкуса. Заперев сейф, дон Никколо дал мне знать, что аудиенция закончена.

– Можете идти, синьор Бронн, Адриано вас проводит.

Мы вышли на свежий воздух. Я еще не до конца пришел в себя после случившегося. Может это давало о себе знать недавнее сотрясение мозга. Так или иначе, я шагал словно автомат, не слишком хорошо осознавая, что происходит. Лишь почувствовав знакомое неприятное ощущение, возникавшее у меня на возвышенных местах, я резко остановился. Мы стояли у борта, леерное ограждение было почему-то снято, и в нескольких метрах подо мной поблескивала в лунном свете гладь Средиземного моря. Желудок немедленно свернулся в комок, и я испытал непреодолимое желание за что-нибудь уцепиться и не отпускать. У меня всегда так, стоит мне оказаться на мосту, балконе или ином подобном месте. Противнейшее ощущение, но ничего не могу с собой поделать – акрофобия, как говорят доктора. Я обернулся, собираясь отойти от края. Адриано грустно посмотрел на меня.

– Извини, Танкред, не думал я, что все вот так закончится, в старые добрые времена мы были почти что друзьями…

В другой ситуации я бы бросился на него, сбил с ног, или еще что, но страх высоты буквально парализовал меня.

– Ничего личного… – вздохнул Адриано и резко толкнул. Я попытался его схватить, но поздно, ботинки скользнули по кромке борта и мои пальцы сжали лишь воздух. Я осознал, что лечу в бездну.

Скажу честно, пловец я весьма посредственный. Особенно в открытом море. К счастью я упал не плашмя, поэтому контакт с водой обошелся для меня без тяжелых последствий. Беспорядочно дергая всеми конечностями, я вынырнул. На фоне ночного неба силуэт «Майкла Блондена» был практически неразличим, лишь созвездие огней, занимавшее полнеба, указывало на удалявшееся судно. Несколько минут я судорожно и бесцельно бултыхался, периодически окунаясь с головой в воду.

Так, надо сосредоточиться. Ситуация более чем неприятная. Я в открытом море, за сотню миль от ближайшего берега, без шлюпки и даже спасательного круга… Правда в какой-то книге утверждалось, что человек способен удерживаться на плаву несколько суток, но эта информация меня не слишком радовала. Удерживаться может и способен, но вот доплыть до берега – явно нет. Мной овладела некоторая растерянность. Неужели это все? Конец?

Прошлый раз я чувствовал подобное, когда наша рота попала под обстрел на нейтральной полосе. Обстрел вжимал нас в землю, а минометы медленно, но верно с этой землей перемешивали. Деваться было некуда. Отступать по ровному полю – так нас перестреляют как уток, оставаться на месте – накроет артиллерия, либо кончатся боеприпасы и останется только сдаться… Тогда Эрвин поднял нас в атаку. Этого никто не ожидал, в том числе и противник. Лейтенант получил орден, а мы все куда больше – остались живы.

Итак, главное не паниковать. Утонуть я всегда успею. Первая задача – как можно дольше оставаться на плаву, возможно рано или поздно на меня наткнутся какие-нибудь рыбаки. Я перестал дергаться и по возможности осмотрелся. Было темно. Но я разглядел что-то чуть более черное, чем окружавший мрак, плававшее рядом со мной. Тот самый александрийский бурдюк. Он был у меня в руках и тоже вылетел за борт. Похоже, в нем осталось какое-то количество воздуха, из-за чего он держится на плаву. Стоп! Если он держится на плаву сам, то почему не может держать и меня? Надо только его надуть…

Не скажу, что надувать бурдюк, находясь в воде, задача из легких. Но разве у меня был выбор? Закончив с этим занятием, я оценил изогнутую форму кожаной емкости. Почти готовый спасательный круг. Что дальше? Насколько я помнил армейские инструкции, которые нам раздавали, когда готовили к галлиполийскому десанту, оказавшись в таком положении, следовало в первую очередь сбросить обувь и тяжелую выкладку, чтобы уменьшить свой вес. К счастью выкладки у меня сейчас не было. Обмундирование инструкция рекомендовала по возможности оставить, особенно если не было видно берега, к которому плыть. Так дольше не замерзнешь.