– Без серебряной тарелки я, может быть, и обойдусь, а вот книги мне в изгнании могут пригодиться. Я уже слишком стар, чтобы подобно Зиновии искать убежища у персов. Все, что мне нужно – хорошая библиотека и люди с которыми можно говорить о философии. И если второго меня лишат, то я хочу оставить хотя бы первое…

– Поднимается буря, – араб указал на бурую дымку на горизонте. Центурион ничего не ответил, и лишь отер рукой пот. Проклятая пустыня. Лучше уж германские леса, чем это песчаное море. Он осмотрел вверенный ему отряд. Этот Акроком и его наемные галлы и германцы дрались слишком хорошо. Пятерых легионеров пришлось оставить на поле битвы, еще дюжина была ранена.

– Сморите – один из легионеров указал рукой на что-то черневшее справа в небе. Это был огромный орел, уже третий, которого они видели в этих местах. Птица, тяжело махая крыльями, улетала от надвигающейся бури. По рядам легионеров прокатился легкий шумок. Этот орел, как и предыдущие, летел справа налево. А это было дурной приметой, предвещавшей самые разные неприятности. Центурион понимал, что птицы лишь спасались от непогоды и летели к оазису, в котором были их гнезда. Но где-то внутри шевелился суеверный страх – «мало ли что»… Он обернулся к проводнику.

– Ты уверен, что мы должны идти дальше?

– Да, господин, никакой бури не будет… Мы скоро уже дойдем до Серсуры.

– Он лжет, командир, – прошипел сквозь зубы араб-лучник, – я родился в пустыне, я знаю, что такое буря, он лжет…

– Посмотрим, – проворчал центурион, – если он солгал, я лично зарежу его как свинью… А пока вперед, что остановились?

Бурая дымка постепенно сгустилась в плотное облако, закрывавшее уже половину горизонта.

– Командир, ты все еще думаешь, что этот пес говорит правду? – обычно смуглое лицо араба стало сероватым, а на лбу выступил пот. Центурион подошел к проводнику.

– Ты солгал… Я выполню свое обещание. Но сначала скажи мне почему? Разве тебе

мало заплатили? Или мятежница Зенобия, или как вы ее зовете аль-Забба, заплатила больше?

– Римляне были щедрее, – покачал головой проводник.

– Тогда почему? Проводник сделал небольшую паузу, потом сказал.

– Царица аль-Забба правит нами по древнему закону. В ее жилах течет кровь Дидоны и Ганнибала. Наши предки пришли из Карфагена и ее род правил там со времен основания города. Судьи Серсуры признали ее право быть царицей моего города. Я буду служить ей… Я все сказал.

– Проклятый варвар, – буркнул кто-то из легионеров.

– Тебя бы стоило распять в назидание другим, – произнес центурион, и, прищурившись, взглянул на надвигавшееся пылевое облако, – но не уверен, что мы переживем эту бурю, а я не хочу уйти в царство мертвых, не исполнив своего обещания… Солдаты схватили проводника и опустили на колени. Центурион вынул из ножен меч, подошел ближе и, взяв оружие обеими руками, резко опустил острие на спину жертвы, вложив в удар весь свой вес. Клинок с легким хрустом пробил лопатку и ушел в сердце. Отерев меч от крови, центурион скомандовал:

– Всем собраться в кучу и накрыться плащами…

В зал проникал отчетливый запах свежей извести. Случившееся пару месяцев назад взятие города не обошлось без обычных в подобных случаях пожаров и разгрома. Теперь строители приводили дворец наместника в относительный порядок. Гулко отдаваясь эхом, прозвучали шаги сандалий по мраморному полу.

– Что там у тебя? – поинтересовался префект, не глядя на вошедшего секретаря. Префект был занят разборкой массы документов, свалившихся на него после успешного занятия войсками Египта, и посетители не радовали его ни в малейшей степени.

– Извещение о казни сторонников мятежницы.

– Давай сюда, – префект пробежал глазами длинный список, – значит старика Лонгина все-таки казнили… жаль, умный был человек… Это все?

– Нет, еще прошение из Стимфалополиса…

– Что просят?

– Оставить ценности переданные мятежницей Зенобией в дар местному храму…

– И большие ценности? – в глазах префекта появился интерес.

– В основном книги и свитки, золота и серебра довольно немного, пурпур…

– Пурпур и половину золота пусть принесут в дар императору Аврелиану, а остальное могут оставить себе. Книг у нас и так хватает.

– Я им так и передам…

– Передай, и больше не беспокой меня по пустякам.

Я проснулся… В голове царил форменный беспорядок. Я кое-как вылез из койки и побрел к умывальнику.

– Неважно выглядите, мистер Бронн, – скептически поглядел на меня Лайвсли, – хотите, я дам вам снотворного?

– Нет, спасибо, – я зачерпнул прохладной воды и плеснул себе в лицо.

– Ну как знаете, после всех потрясений, выпавших на вашу долю в последнюю пару недель, думаю, вам стоит всерьез заняться собственным здоровьем. Лично я бы рекомендовал полный покой и хороший отдых где-нибудь на Ривьере…

Остаток плавания прошел в беседах с доктором Лайвсли и лейтенант-коммандером Хокинсом. У последнего в Адене оказались тетушка и вверенная ее попечению племянница, которая как раз нуждалась в нескольких уроках классических языков… Я галантно вызвался помочь юной леди в освоении сложностей латинской грамматики и стал обладателем рекомендательного письма адресованного тетушке Камилле Хокинс. Впрочем, и сам лейтенант-коммандер оказался не чужд историческим наукам, и мне удалось скоротать пару вечеров за увлекательными разговорами на самые разные темы.

Следует заметить, что Аден в те годы был одной из «трех жемчужин» Британской короны, наряду с Бомбеем и Калькуттой. По существу это была столица британских владений на западном побережье Индийского океана, центр из которого тянулись нити управления в Британскую Восточную Африку, Месопотамию, Персию и Аравию – колонии и зоны влияния могущественной империи.

Одновременно это была столица авантюристов и искателей наживы и приключений всех мастей, обретавшихся в британских владениях, контрабандистов и торговцев сомнительными товарами. В общем, это был впечатляющий и многоликий город, плоть от плоти той незабываемой эпохи… М-да, я, кажется, впадаю в ностальгию по молодости. Но вернемся к нашей истории. «Джеймс Кук» подходил к Адену ранним утром, и я, не без некоторого изумления, смотрел на открывающуюся передо мной в лучах рассветного солнца панораму одного из крупнейших портов мира… Однако мое созерцание было прервано вежливым покашливанием матроса Фокса.

– Вы ко мне?

– Да, сэр, я вспомнил, сэр…

– Что вспомнил? – не понял я

– Ну, ту картинку, узор, Вы еще спрашивали… Тут я, наконец, сообразил, что речь идет об узоре, срисованном мной с основания статуэтки.

– А… О! Где?!

– Точно такой же рисунок был наколот на руке одного старшины с «Рассерженной Кошки», я еще обыграл его в карты в Александрии…

– Какой еще кошки? – снова ничего не понял я.

– Ну, с «Генриха IV», линкора первого класса…

Конечно же, Henry IV по-французски звучит почти также как английское angry cat – рассерженный кот, ну а поскольку для британского моряка его корабль всегда существо женского пола… Надо заметить, в метком слове британским морякам не откажешь. На какое-то время лингвист во мне взял верх над археологом:

– И много у вас таких прозвищ?

– О, много, сэр, «Туманная» это «Лондон», «Мэгги» – «Магнифисент», «Одноглазая» – броненосец «Полифем», «Ниффи Джейн» – «Ифигения»… – начал перечислять Фокс. Удовлетворив свое любопытство, я вернулся к делу.

– Итак, речь шла о татуировке у проигравшегося старшины? – все определенно запутывалось, что могло быть общего у матросской татуировки и таинственной статуэтки – артефакта неведомой древней цивилизации?

– Так точно, сэр, старшины торпедной команды.

– И где сейчас этот старшина?

– Понятия не имею, сэр, в Александрии, в порту, у нас вышла заварушка с французами с «Жаннетты», и в суматохе его пырнули кортиком… Последнее, что я слышал, его свезли в александрийский лазарет. А он так и не заплатил мне карточный долг…