В проходе возникла фигура в европейском костюме. Я не стал разбираться человек ли это Невера или случайный прохожий. В конце концов, нечего тут шляться во время перестрелки. Выстрелив в его направлении, я свернул за угол и поплелся дальше. Если я не ошибаюсь, у меня еще один патрон в барабане. А запасных сицилиец мне не оставил. Дорогу перегородила телега. На козлах сидел человек в расшитом крестами черном капюшоне коптского священника. Я замахал на него револьвером, чтобы тот убирал с дороги свою колымагу. Откуда-то выскочила пара дюжих монахов. Они подхватили меня под руки, и моментально загрузили в повозку. Я вяло попытался сопротивляться, но револьвер вылетел из руки и с лязгом покатился по мостовой. Кажется, он даже последний раз выстрелил… Один из монахов забросил в телегу мой чемодан, который я каким-то чудом ухитрился не выпустить из рук до самого последнего момента, и задернул служившую пологом мешковину. Я рванулся, но тут силы меня оставили окончательно, я просто свалился на дно и затих. Потом стало темно.

Потолок был сводчатым. И белым. Так же, как и стены. Я рискнул приподняться на локте. Левый бок потянуло и он неприятно заныл. Я откинулся на подушку и осмотрелся.

Маленькая комнатушка. Очень чистенькая. Крошечное, похожее на бойницу, оконце. Из мебели – кровать, тумбочка, табурет. На стене иконы. Значит, это копты. Правой рукой я ощупал торс и левый бок. Плотно и основательно забинтовано. Профессионально, судя по всему. Крови вроде не видно. Но бок болит. Интересно насколько серьезно меня ранили? Я глубоко вздохнул. Левый бок отозвался резкой болью, но дыхание не перехватило, и кашля не было. Я задержал дыхание и начал считать, сколько смогу выдержать… Уфф. Немного. Ныряльщик из меня не выйдет, но легкие, судя по всему, не прострелены. Уже хорошо. В дверь вошел сухопарый человек в монашеском одеянии. Увидев, что я очнулся, он сделал предостерегающий жест.

– Не надо вставать. Сейчас я позову настоятеля.

Я перестал дергаться, и решил подождать. В конце концов, особого выбора у меня не было. Настоятель оказался добродушным мужчиной средних лет.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, неплохо…

– Мы за вас молились.

– Большое спасибо. Чем я обязан столь пристальному вниманию с вашей стороны? И насколько серьезно я ранен?

– Не спешите. Понимаю, у вас много вопросов, – он присел на внесенный монахом стул.

– И мне очень хочется знать ответы, – добавил я.

– Сначала о ранении. Как мне сообщил врач, Господь был милостив к вам, и пуля лишь прошла по ребрам. Вы потеряли достаточно много крови, но серьезной опасности пока нет. Будем молиться, чтобы рана не загноилась.

Я еще раз пощупал бинты на груди. Похоже, мне крупно повезло.

– Так чем все таки я обязан подобному вниманию с вашей стороны?

– Мы же не могли оставить вас, раненого, на улице…

– Но и скрывать меня от полиции вы тем более не были обязаны. Почему вы не передали меня властям?

– Вы проницательны, сын мой. Мы действительно сочли за лучшее пока не выдавать вас властям.

Я подозрительно нахмурился. Определенно у монахов были на мой счет какие-то планы.

– Дело в том, – продолжал настоятель, – что мы уже весьма давно обратили на вас наше внимание.

В моей памяти промелькнул монах, показавший мне путь в Каире, когда я скрывался от людей дю Понта, и второй, буквально всучивший мне бурдюк, послуживший спасательным кругом в море… Кажется, я становлюсь суеверным.

– Не удивляйтесь. Впервые мы вами заинтересовались, когда узнали о статуэтке.

– Какой статуэтке? – с подозрением спросил я.

– Вы прекрасно знаете, о чем речь, – улыбнулся настоятель, – она, должно быть, попала к вам в конце войны.

– Откуда вы знаете?

– Мы не знаем. Мы догадываемся. До войны она хранилась у одного из наших братьев. По делам веры он должен был выехать в Бейрут, где его застали печальные события конца войны. Нам известно, что он погиб при бомбардировке города кораблями имперского флота. Мы полагали, что статуэтка утеряна, но несколько лет спустя упоминания о ней случайно попали нам на глаза в бумагах вашего университета.

– Почему вы решили, что это именно та статуэтка?

– Другой не было.

– Вы ошибаетесь. Я знаю, минимум, о трех. Возможно их вообще десятки…

– Всего четыре, – он снова снисходительно улыбнулся, – а нахождение трех других было нам известно.

Я приподнялся на локтях.

– Лежите, лежите, вы еще слишком слабы. Эти статуэтки были вывезены из старого Серсурского монастыря.

– Вы имеете в виду Стимфалопольский монастырь?

– Да. Это его греческое название. - Я упал обратно на подушку.

– Его нашли итальянцы и местные грабители. Они уже выкрали оттуда что смогли. Остальное в ближайшее время раскопает дю Понт…

– Увы, Господь попустил, чтобы две статуэтки были похищены из монастырского тайника.

– А где четвертая? – спросил я.

– У нас. Но мы несколько уклонились от главного. Мы не знаем, как статуэтка попала к вам в руки…

– Мне ее передал один из солдат.

– Возможно. Пути господни неисповедимы. Возможно, перед смертью наш брат в Бейруте передал ее кому-то, и так она дошла до вас.

– И что из этого следует? – устало спросил я, все-таки ранение давало о себе знать, и я ощущал заметную слабость, – вы рассчитываете, что я ее верну?

– Не обязательно. Если вы согласитесь нам помочь, то она сможет остаться у вас.

– Помочь? - Настоятель кивнул.

– Но как?

– Достаточно просто. Много столетий назад, с приходом арабов Амра ибн аль-Аса в Египет пришел ислам. Тогда мы приняли их как освободителей от власти считавшего нас еретиками константинопольского правительства. Но прошли десятилетия, и в Египте вспыхнуло восстание. Многие наши монастыри оказались в опасности. Война ничего не щадила. И тогда множество святынь и книг из обителей Верхнего Египта было укрыто в отдаленном и труднодоступном монастыре Серсуры. Прошли годы, и Господь отвел воду из тех мест и мы больше не могли попасть в монастырь. А наши святыни так и остались там.

– Но почему вы не вывезли их, когда источники стали пересыхать? - На лице настоятеля появилось некоторое смущение.

– Возникли определенные сложности. Мы смогли забрать лишь небольшую часть того, что там хранилось.

– Не переживайте. В ближайшее время дю Понт найдет оставшееся. - Монах отрицательно покачал головой.

– У вас, европейцев, есть много необычных вещей. Есть машины и самолеты. Но кое-чего вы не знаете. У нас, коптов, есть знание, но нет машин и самолетов. Если бы мы могли объединить усилия…

– А что вам мешает объединить усилия с дю Понтом? И при чем тут я?

– Увы, но он не отдаст нам того, что нам принадлежит по праву.

– Это да. Все найденное он отправит во Францию. А местные власти?

– Итальянские чиновники весьма жадны. Их помощь стоит слишком дорого.

– Полагаю, вы сможете договориться. - Лицо настоятеля стало жестким.

– Эти святыни наши по праву, и мы не будем платить за них выкупа.

– Воля ваша, – пожал я здоровым плечом, – но все-таки я так и не понял, я то тут при чем?

– Полагаю, вы бы не отказались найти этот монастырь сами? У вас есть необходимые возможности, мы же знаем, где его искать. - Я усмехнулся.

– Вы опоздали, сейчас это известно половине бандитов Ближнего Востока. - Настоятель лишь снова мягко улыбнулся.

– Без нас, они ничего там не найдут.

– Вы так уверены? Дю Понт при всех его недостатках и причудах свое дело знает. Он перевернет монастырь вверх дном, и пролезет во все дыры. Сомневаюсь, что после него там останется что-то кроме пыли и мусора.

– На все Его воля, – воздел глаза к небу монах, – так вы готовы оказать нам посильную помощь в разыскании наших святынь?

– Вы опоздали. Дю Понт уже в пути. Кроме того за мной охотится та самая половина бандитов Ближнего Востока. И пока не безуспешно, – я кивнул на свою перебинтованную грудь, – эти игры зашли слишком далеко. - Настоятель грустно вздохнул.