Гарри не мог дождаться той минуты, когда старый сторож Никкель, звеня связкой ключей, откроет дверь и выпустит узника. Но вот время настало, и аккуратный Никкель минута в минуту появился на пороге класса. Со стопкой учебников под мышкой Гарри побежал к старой мельнице. Он хорошо знал дорогу. Вот здесь, у мостика, где протекает Дюссель, утонул его милый друг, Вилли Вицевский. Славный белокурый мальчик, сидевший с Гарри на одной скамейке. Он был такой добрый, что не обижал ни мухи, ни бабочки, ни жучка. Однажды Гарри увидел, идя вместе с Вилли, как в быстрый поток реки упал, сорвавшись с берега, маленький котенок.

— Спаси котенка, Вилли, ведь ты хорошо плаваешь, — сказал Гарри.

Недолго думая Вилли побежал по мостику, но поскользнулся и упал в воду. Ему удалось схватить барахтавшегося котенка и выбросить его на берег. Но при этом Вилли захлебнулся и пошел ко дну. Гарри поднял крик. Прибежали люди и вытащили бедного Вилли уже мертвого. Когда бы Гарри ни приходилось бывать здесь, у него щемило сердце, и он снова в подробностях вспоминал этот страшный случай.

Так было и теперь. Но, отогнав от себя печальные мысли, Гарри бежал дальше и дальше. Окончились окраинные улички города. Вот колесная мастерская с огромным колесом, прибитым к фасаду вместо вывески. С другой стороны — кузница. Гремит молот, жаром пышет из дверей. Дорога стала подниматься. Гарри увидел небольшой лесок. Налево виднелась старая черная мельница. Ее крылья, обломанные и облупленные, бессильно повисли. Уже много лет она была заброшена. Гарри почти не встречал прохожих. Он запыхался от бега, хотелось есть, но какое-то непреодолимое желание найти хижину Гохенки влекло его вперед. Незаметно для себя он свернул на лесную тропинку. Лес становился все гуще. Чередовались лиственные и хвойные деревья. Вечерело, небо стало розовым. В чаще было темно, пахло сыростью. Вдруг Гарри показалось, что кто-то следит за ним, притаившись за деревьями. Ему стало жутко, но он все шел вперед. Тут ему послышалось, как позади хрустнула ветка. Он обернулся… и замер. Раздвинув невысокий кустарник, перед ним стояла девушка, стройная, худая, в легком платье. Кроваво-рыжие волосы спадали с ее головы двумя длинными косами. Девушка обвила ими свою шею, и Гарри вдруг показалось, что это кровь стекает с ее отрубленной головы. Движения девушки были порывистыми, будто она чего-то испугалась. В ней было что-то напоминавшее дикого лесного зверька. Трудно сказать, кто больше смутился и испугался — Гарри или девушка.

— Кто ты? — сказал Гарри и не узнал своего голоса.

Девушка теперь спокойно смотрела на него большими темными глазами. Лицо и руки у нее выделялись какой-то особой белизной.

«Ни одна из дочерей Ниобеи не была так красива, как эта девушка», — подумал Гарри и повторил вопрос:

— Кто же ты? Может быть, ты лесная нимфа?

Девушка засмеялась, но странным смехом, словно не поняла слов Гарри. Красиво изогнутые губы ее дрогнули, обнажая двойной ряд зубов матовой белизны. Девушка немного глуховатым голосом, похожим на голос Гарри, сказала медленно, цедя каждое слово:

— Я Иозефа и живу тут, в лесу. Тетя меня зовет Зефхен… А ты откуда пришел?

— Из города. Меня зовут Гарри… Ты не знаешь, где живет Гохенка?

Девушка опять засмеялась:

— Гохенка? Это моя тетя. Иди за мной.

Зефхен взяла Гарри за руку и повела в сторону от тропинки между деревьями. Мохнатые ветви цепляли Гарри за одежду, колючие иголки царапали его. Наконец Зефхен привела мальчика на небольшую круглую лужайку. Там было светлее, пахло свежей зеленью. Зефхен уселась под большим дубом на мягкий зеленый мох и почти насильно усадила Гарри с собой.

— Я тебя не поведу к ней, — сказала Зефхен.

— Почему? — спросил Гарри.

— Я не хочу. Тебе там нечего делать.

Гарри не знал, как быть. Он растерянно смотрел на девушку. Она играла прядями огненно-рыжих волос и действительно походила на лесную русалку. Уйти Гарри боялся: он мог не найти дорогу, но и оставаться с этим лесным зверьком было страшновато. Зефхен сказала:

— Что ты молчишь? Хочешь, я спою тебе песню?

И она запела песню, слова которой взволновали Гарри:

И тут же, слегка изменив голос, Зефхен продолжала:

Гарри был потрясен пением Зефхен. Он испытывал какой-то внутренний трепет, слезы навернулись на его глаза. Все было так необычно и так неожиданно, что у Гарри закружилась голова. Он пришел в себя, услышав знакомый хриплый голос Гохенки. Она появилась неожиданно на краю лужайки и медленно шла, приближаясь к ним.

— Милые, хорошие дети, — говорила она, — я так рада, что вы познакомились. Будьте друзьями. Но только теперь, Гарри, беги домой, потому что твои родители и Циппель заждались тебя. Скоро ночь на дворе. Но ты приходи к нам…

— Приходи к нам, приходи к нам! — как слабое эхо, повторила Зефхен и улыбнулась так радостно, что Гарри надолго запомнилась эта улыбка.

Так Гарри свел знакомство с рыжей Иозефой. Сначала он никому не рассказывал об этой неожиданной встрече, которая произвела на него такое сильное впечатление. Но Бремя от времени он исчезал куда-то, не говоря ничего ни дома, ни школьным товарищам. Однажды в задушевной беседе Гарри признался во всем другу Христиану Зете.

Как-то раз, когда они шли вместе из лицея, Гарри увлек его в заросшую аллею Дворцового сада и молча подал ему небольшую записку. В ней было написано красными буквами:

Христиан прочитал песню, написанную на клочке бумаги, и спросил:

— Что это значит?

— Это песня, которую одна девушка написала для меня своей кровью.

Зете недоверчиво посмотрел на Гейне. Лицо товарища было серьезным.

— Ты всегда фантазируешь, Гарри, я тебе не верю.

Гарри взял записку из рук Христиана и спрятал ее в карман.

— Очень жаль, Христиан! Я хочу тебе рассказать про нее. Ее зовут Зефхен и она дочь палача.

— Не верю, не верю! — закричал Зете.

Но, когда Христиан выслушал рассказ Гарри, он понял, что все это правда. С тех пор Гарри уже больше не делился со своим другом и не рассказывал ему о встречах с Зефхен. И в самом деле, в этих встречах было столько таинственного и непонятного для трезвых, прозаических людей, что Гарри боялся насмешек с их стороны. Он ходил украдкой в зеленую чащу, где стоял полуразвалившийся домик Гохенки. Гарри уже знал о ней все. Оказалось, что Гохенка была вдовой дюссельдорфского палача, умершего несколько лет назад. С ней жили еще две старухи, сестры, с трясущимися головами и дрожащими руками. Гарри видел, как старухи сидели за прялками в хижине Гохенки, ворчали и перебранивались между собой.

Зефхен была дочерью боннского палача и племянницей Гохенки. Ремесло палача считалось проклятым, никто с ними не хотел родниться, и поэтому все браки заключались между семьями палачей. Когда умер отец Зефхен, ее взяла на воспитание Гохенка. Девушка росла в лесу, не видя вокруг людей, кроме трех старух или случайных прохожих. Эта лесная красавица была нелюдимой и даже в своих снах видела не людей, а диких зверей. Она с трудом научилась грамоте, зато знала голоса лесных птиц, рев диких зверей, запахи всех цветов и трав, которые она помогала собирать Гохенке для ее чудодейственных зелий. Еще из родного дома принесла Зефхен сюда много старинных народных песен. Она их пела, когда Гарри приходил к ней, а иногда рассказывала ему о страшных обычаях и поверьях, переходивших у палачей из рода в род. Когда ей было восемь лет, в дом ее деда-палача как-то осенним вечером съехались гости. Это были старейшие палачи из самых отдаленных мест Германии. Седобородые, с лысыми головами, молчаливые и суровые, они были одеты по старой моде, и поверх одежды у них красовались ярко-красные плащи, под которыми они держали длинные мечи. Когда стемнело, хозяин усадил гостей за большой каменный стол под старым развесистым дубом. Смоляные факелы густым красным светом озаряли это странное пиршество. Хозяин и гости пили из серебряного кубка, украшенного изображением морского бога Нептуна с дельфинами. Это было большой роскошью, потому что ни в одном трактире палачу не подавали иного кубка, кроме деревянного, и в этом выражалось презрение к нему. Иногда они пили из стеклянных кружек, но затем трактирщик их разбивал, потому что никто не хотел к ним прикасаться губами.