Он бережно и не спеша, чтобы не привлекать лишнего внимания (зря, между прочим, старался!) прогулочным шагом вывел Мари под сень деревьев, в небольшой скверик возле галереи, и уже там не церемонясь совсем не бережно кинул ее на скамейку.
— Что <i>вы</i> себе позволяете? — зашипел он, уставившись на Мари как на мерзкое членистоногое, ядовитое к тому же.
Мари, кроме злосчастного поцелуя, никаких злоупотреблений не припомнила, продолжая таращится с открытым ртом на свой разъяренный предмет обожания.
До молодого человека дошло, что пробуждения совести, сознания и интеллекта можно ждать до скончания века, а друзья-художники понемногу уже начали подтягиваться, чтоб насытиться отголосками любовной, как им хотелось драмы, из первых рядов, прошептав «тупая блондинка» упал рядом на скамейку и устало спросил:
— Что вы наговорили в консульстве?
— А? — очнулась Мари, пытаясь взять себя в руки, что было неимоверно трудно, когда любовь ее жизни сидела так близко и обдавала своим дыханием ее лицо. — Консульстве? …
И тут перед ней встала картина: суровые работники учреждения допрашивают, как она оказалась в другой стране без документов. Сразу вспомнилось и то, что она им ответила.
— Вы меня похитили! Вот, что я сказала! — обрадовано сказала она, удовлетворяя «любопытство» любимого.
Тот, схватился за голову.
— Я не похищал вас! Когда мне вручили обдолбаную девицу, попросив за ней приглянуть, я и подумать не мог, что окажусь в полиции, где меня будут обвинять в похищении человека!
— Я не была обдолбанная! — закричала Мари. Собратья художники сочувственно вздохнули на заднем плане, сие состояние им было не чуждо, как и его последствия.
— Тише, сумасшедшая! Вы хотите, чтобы меня забрали снова, когда я только что вышел под залог?
— Это почему же?
— Мне нельзя к вам приближаться, иначе меня снова могут арестовать, этого потребовал ваш адвокат.
— Мой адвокат? — удивленно спросила Мари, потом вспомнила, что когда она бродила привидением посреди разгромленной квартиры, приходил ее поверенный и что-то спрашивал, а она невпопад отвечала «да, нет, конечно….»
— О, я сожалею, но вы действительно меня похитили! — начала оправдываться она. — Возможно… Это мои друзья, они… О, Боже, — до Мари начал доходить трагикомизм ситуации: пока она мечтала отмстить, месть уже свершилась. «И никакого удовольствия!» — констатировала она.
— Вы хоть газеты читали? — продолжал возмущаться Анри.
— Какие газеты?
Анри поднялся, считая разговор законченным, а продолжение общения — бесполезным.
— Я все исправлю! — закричала вслед Мари, но он ушел, не оборачиваясь.
Она продолжала сидеть на скамейке, и только когда к ней подошел малыш Жерар, чтоб отвести домой и сдать в руки мадам Матильде, очнулась от невеселых дум.
«Ты не печалься, с кем не бывает!» — шепнул он на прощанье и попытался сорвать поцелуйчик, но мадам Матильда, некстати вышедшая на трель звонка, хлопнула его полотенцем.
Добрые намерения Мари реабилитировать Анри перед общественностью убил на корню звонок адвоката.
На правах члена семьи, тот сразу начал орать в трубку о безответственной и безмозглой курице, которая не видит дальше своего носа. Оказалось, со счетов Мари испарилась значительная сумма, и, увы, виновата в этом была она одна, оставив коды в квартире записанными на виду в телефонной книжке. Все хотела их запомнить, но как-то это как раз и забыла сделать. Мари сложила вместе свое похищение и разгром в квартире и выдала свою версию, которая сразу была взята в оборот ушлым юристом.
Как это просочилось в прессу, Бог знает, и, конечно, мадам Матильда, любящая подслушивать все разговоры Мари.
Денежная компенсация поступила немедленно и восполнила дыру в бюджете. Однако Мари беспокоили масштабы бедствия, которое свалилось на ее похитителей. Вопреки обещаниям адвоката никому не сообщать о краже, целый месяц газеты перемывали им косточки, и Мари начала опасаться, что с ее косточками тоже может что-нибудь случиться.
Душу терзали обвинения Анри, как ей казалось, абсолютно незаслуженные. Еще в ту ночь, когда она поняла, что ее чувства не взаимны, Мари приняла решение начать новую жизнь, где ее несомненно догонят заслуженные любовь и счастье. В свете же последних событий, новую жизнь следовало начинать еще и подальше от Парижа.
Мари перебрала в уме кучу возможных мест, где бы она могла начать все заново и погрузиться в счастливые эмоции и живопись, и остановилась на варианте тети Энн в Испании: достаточно далеко от милых друзей, с прекрасными пейзажами и, главное, новыми впечатлениями. Тем более у Энн она никогда не была. Когда-то мадемуазель Энн соблазнилась замечательно черными усами синьора Хосе и тот ловко увел ее из-под носа у дяди Мари. Этот Хосе еще много чего делал под носом уже у тетушки Энн, но ее трудно было чем-то смутить.
Тетя Энн давно звала Мари в гости, чтобы та положительно повлияла на дядю Хосе, например, нарисовала бы его портрет. Тогда бы он наверняка понял, что его наружность далеко не донжуановская, но Мари беспокоилась за душевное равновесие дядюшки. Да, и у Мари случались минуты сомнения относительно своей гениальности Особенно, после того как один из критиков, просмотрев серию ее набросков переквалифицировался в судмедэксперта, в надежде, что когда-нибудь ему попадется труп Мари. Поскольку его пожелание могло исполниться в ближайшее время, Мари уже не казалось такой плохой идей навестить тетушку. Тем более у дяди в его семьдесят лет сильно испортилось зрение.
Мари начала готовиться к отъезду: упаковала чемоданы, навестила Коти и договорилась, что ее почту будут пересылать по адресу: Северно-Ледовитый океан, Мари.
К дому подъехала машина и она схватилась за чемоданы, в следующий момент их уронила и растерянно села сверху: вместо таксиста в дверях стоял Анри. И снова его лицо не отображало никаких добрых намерений по отношению к Мари, но она постаралась исправить ситуацию и тепло встретить гостя:
— О, какая приятная неожиданность! — завопила она.
Анри издал неопределенное «хм».
— Я могу угостить вас кофе? — миролюбиво спросила Мари.
Анри издал неопределенное «хм».
— Попьем кофейку, сядем на дорожку! — предложила она. - Ой, извините, вы наверное только, что вышли? — догадалось Мари, дождавшись вместо уже почти полюбившегося «хм» злобное рычание, и продолжив уже несколько неуверенно. — Из тюрьмы?
— Вот именно, — сказал Анри и направился к Мари.
Мари начал потихоньку доставать телефон, но Анри предусмотрительно опередил ее и телефончик брызнул осколками по каменной плитке.