Нет, не только это.…

Там бумажник.

Уютно устроился в заднем кармане брюк.

Я с озарением распахиваю глаза, когда незнакомец наклоняется, чтобы целовать мою шею.

«Возьми, — кричат мои инстинкты к выживанию. — Возьми сейчас же!»

НЕТ.

Меня тошнит от чувства вины и отвращения от одной этой мысли. Я - не воровка. Ни за что.

Вся эта ситуация кажется неправильной и грязной. В уборной воняет, даже когда мужчина искушает своими накачанными руками, такими теплыми и большими, сжимая мою талию, притягивая к себе ближе, чтобы потереться бедрами. Как бы мне хотелось, чтобы мы целовались в его сказочном мире, а не в грязном туалете бара. Хочется, чтобы у нас был взрослый вариант того летнего подросткового поцелуя; хочется, чтобы мы были двумя любовниками, всецело восхищенными второй половиной, а не двумя незнакомцами, которые тупо используют друг друга, как многим не ведомо.

А потом в сознании начинает крутиться яркая картина моего будущего: просроченные медицинские счета, сломанная машина, бесперспективная работа. Деньги в бумажнике этого незнакомца не решат всех моих проблем, но они дадут семье необходимый толчок. Именно с этой мыслью я понимаю, что тело уже приняло решение.

Пальцы впиваются в его зад, чтобы отвлечь, и незнакомец не протестует. Он, должно быть, решил, что я - любительница помять ягодицы. Хоть до этого момента такого увлечения у меня не наблюдалось, но, о, да, его булочками я бы увлекалась. У него подкачанный и крепкий зад, а не какой-то там плоский и рыхлый, на котором даже брюки висят. Момент настал и, БОЖЕ, НАДО СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ!

Я медленно вынимаю бумажник из заднего кармана – миллиметр за миллиметром. Мужчина не замечает, и теперь не представляю, что с ним делать. Я держу кошелек в руке за его спиной, пока сердце так бешено бьется, что меня вот-вот стошнит. Очень удачно, что мы целуемся вблизи от унитаза, потому что он мне скоро понадобится.

Что я наделала?!

В этот момент я перестала реагировать на его поцелуи (я не особо хороша в многозадачности). Он понимает, что что-то не так, и отстраняется, чтобы с беспокойством оценить меня теплыми карими глазами. Затем осматривает уборную и тяжело вздыхает. Беспокойство сменяется виной, но я не могу позволить этому усугубиться. Не могу позволить ему превратиться в хорошего парня и настоящего джентльмена, который выпроводит меня отсюда и вызовет такси.

Я все еще держу его бумажник, и ничего хорошего не выйдет, если незнакомец увидит его в моих руках. Что я должна буду сказать?

«Эмм, я просто искала презерватив?» или «Давай раскошеливайся, большая шишка!»

Нет уж.

Я делаю первое, что приходит в голову.

— Закрой глаза.

Он хмурит брови и не выполняет мой приказ. Дерзкие мужчины вроде него, наверняка, не привыкли, чтобы ими командовали. Эта мысль вызывает у меня улыбку, и морщинки на его лбу немного разглаживаются. Думаю, ему нравится моя улыбка, поэтому продолжаю ее тянуть у его губ и вожу пальцем по передней части его рубашки.

— Закрой глаза.

На этот раз незнакомец следует указанию, хотя и покачивает головой и раздраженно стонет. Он откидывается назад, словно взывает к небесам.

Не теряя времени, я запихиваю бумажник себе под майку в лифчик.

— Какой у тебя номер комнаты? — протягиваю я, как оператор секса на телефоне, скользнув пальцем к пуговице на его брюках. Выпуклость там граничит с непристойностью. Я в шоке отвожу взгляд.

Мужчина моргает, а затем приоткрывает один глаз. Я уже готовлюсь к тому, что он спалит бумажник под футболкой. Он бугрится, но, к счастью, в ложбинке моего декольте достаточно места.

— 209.

— Иди туда и жди меня.

— Что ты задумала?

Я в панике, как будто меня поймали, но потом быстро прихожу в себя и застенчиво улыбаюсь.

— Ты же не думал, что все будет так просто? Один бокал пива – и я вся твоя?

Я все еще жду, что сила моего обольщения сработает на нем, предполагая, что его жесткий лоск не выдержит. Но он до сих пор не улыбается. Никаких цветистых слов или обещаний удовольствия. Он слишком умен для своего же блага и слишком скептически относится к моей явно плохой игре. Могу сказать, что наше знакомство ему не нравится. Но все же я настаиваю.

— Мне показалось, что ты хочешь немного поволноваться, посидеть в номере и поразмыслить, приду ли я или...

— Когда ты придешь, — поправляет он.

— Что ж, это стоит того, чтобы подождать, потому что поцелуй воссоединения будет еще слаще. Тебе так не кажется?

Он склоняет голову набок и изучает меня.

Я стараюсь сидеть совершенно неподвижно, быть самими спокойствием и невозмутимостью, хотя чувствую себя жуком под увеличительным стеклом, который вот-вот загорится.

Он открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но в итоге поворачивается к двери и с силой распахивает ее, не проронив ни слова. Его широкие плечи исчезают в коридоре. Как только дверь за ним захлопывается, я слезаю с раковины и влетаю в кабинку, чтобы выплеснуть идеальную комбинацию из пива и пережеванных вишен.

Это отвратительно и омерзительно, и именно то, что заслуживаю. Карма прямо на высоте. Я еще даже не завершила преступление, а уже наказана. Желудок снова скручивает, и я закрываю глаза, готовясь ко второму раунду, но внутри уже ничего не осталось, потому что последний раз только лишь завтракала.

Я спускаю воду в унитазе и подхожу к раковине, чтобы прополоскать рот и вымыть руки. Медлить нельзя. Мне нужно выбраться отсюда как можно быстрее. Незнакомец заметит, что его бумажник пропал, как только попытается войти в номер в мотеле и поймет, что у него нет карты-ключа, после чего сделает с теми самыми частями своего тела, которыми несколько мгновений назад посылал через меня волны желание, прямо противоположное. Он ворвется сюда, кипя от ярости из-за моего поступка.

Дрожащими руками открываю бумажник, игнорирую ключ от номера и черную кредитную карточку и перехожу к отсеку с наличными. Здесь больше, чем я ожидала: почти восемьсот долларов. Кто вообще таскает с собой столько денег?! Я могу забрать пятьсот, и у него все равно останется их до фига. Пятьсот долларов – это больше моей месячной зарплаты. Я протягиваю руку, чтобы взять банкноту, но ладонь дрожит. Говорю себе, что сначала должна взглянуть на его водительские права и запомнить адрес. Когда-нибудь, если все обойдётся, я отошлю ему деньги с процентами и благодарственной запиской, отчего он почувствует себя молодцом. Он будет рассказывать, что помог бедной беспомощной деревенской девчушке справиться с несчастьями. Поделиться этим со своими друзьями и женой. Нет... Кольца у него не было. Ну, я хотя бы могу не добавлять положение любовницы к растущему списку грехов.

Согласно его удостоверению, в этом году ему исполнится тридцать один год, но это все, что я успела узнать, прежде чем услышала приглушенные голоса в баре.

Это он? Уже вернулся? Сердце бешено колотится.

Сейчас или никогда. Я должна выбраться отсюда.

Переключаюсь обратно на деньги и растираю банкноты между пальцами. Бери их. Бери и убирайся. Эти деньги решат твои проблемы!

Я хочу этого. Так сильно хочу, что у меня текут слюни, но вместо того, чтобы вынуть их и сунуть в задний карман, я вздыхаю и захлопываю бумажник.

Я не могу.

Вместо того чтобы гордиться тем, что поступаю правильно, я ругаю себя, выходя в коридор. Все было... зря. Что же мне теперь делать? Как мама будет добираться до занятий? Как мне ездить на работу?

Голоса, которые слышала в туалете, стали громче, и я расслабилась, узнав в одном из них кузена. Он, прислонившись к стойке, треплется с новеньким барменом и спрашивает, где я. Увидев, как я выхожу из коридора, брат явно расслабляется, выглядя успокоенным и адски усталым. Потрепанная бейсболка низко надвинута на его голову, практически полностью закрывая пепельные волосы. Неоново-желтая футболка – его униформа на лесопилке – покрыта потом вокруг шеи и подмышках. Судя по всему, у Джереми денек был не легче моего.

— Привет, я тебе звонил, — говорит он, отодвигаясь от стойки и выпрямляясь.

— Прости. Мне было нехорошо, — предоставляю ему полную свободу действий.

Он хмурится и быстро оглядывает меня с головы до ног. Джереми всегда переживал обо мне. В школьные годы моя жизнь была настоящим хаосом, и он был единственным человеком, который меня поддерживал. Я тоже была для него тем, кому он мог довериться и поговорить. Нас связывали крепкие семейные узы.

— Готова ехать? — спрашивает он, указывая головой на дверь.

Я киваю и поворачиваюсь к бармену, держа в руках кожаный бумажник.

— Тот мужчина в костюме, должно быть, выронил это. Уверена, он вернется за ним в любую секунду.

Отдав бумажник, я следую за Джереми к его видавшему лучшие времена «пикапу», отказываюсь от недоеденного чизбургера, который он пытается навязать мне, и не оглядываюсь в зеркало заднего вида, когда выезжаем на старое шоссе.