«Надо бы Антонова, а он в командировке. Тогда, может быть, Чилидзе или Пичугина? Нет, им рановато такое серьезное дело… А что, если Стрельцова?.. Да, пожалуй, именно Стрельцова!»

Полковник снимает трубку и приказывает дежурному вызвать старшего оперативного уполномоченного Стрельцова.

Капитан Стрельцов, высокий, с правильными чертами лица молодой человек лет тридцати, входит в кабинет четким военным шагом, тщательно оправляя и без того ладно сидящий на нем китель.

— Интересное дело хочу предложить вам, Василий Николаевич, — говорит ему Ковалев, кивая на стул против своего стола. — Ну и, конечно, не из легких. Вот, познакомьтесь, — протягивает Ковалев телеграмму. — Кража нешуточная. Тысяч, видимо, на десять, если не более того. К тому же это не первый случай, и оба раза из девятьсот восьмого. Имейте это в виду.

— Выезжать немедленно? — спрашивает Стрельцов, энергично вставая со своего места и вытягивая руки «по швам».

— Да, Василий Николаевич.

Капитан Стрельцов хорошо знает, как дорога каждая минута: промедление может привести к необратимому изменению обстановки и обстоятельств, при которых произошло преступление. От этого зависит не только успех следствия, но иногда и раскрытие самого преступления.

Ну, а как же быть в тех случаях, когда преступление произошло на железнодорожном транспорте? Если совершилось оно в пути, на перегоне между станциями «Икс» и «Игрек», а обнаружилось лишь на станции «Зэт», за десятки, а иногда и за сотни километров от того перегона?

Конечно, при всей сложности расследования на транспорте и тут есть определенный участок, на котором оно произошло. Это вагон, его тормозная площадка или крыша. Но вот как быть с предписанием об установлении охраны места происшествия? Если иметь в виду крышу вагона, то размеры ее составляют всего около пятнадцати метров в длину и примерно трех в ширину. Тормозная площадка и того меньше. А ведь под охраной места происшествия разумеется гораздо большая территория, так как требуется сохранить в неприкосновенности не только окружающую это место обстановку, но и следы ног и всех видов наземного транспорта на грунте или на снегу.

Можно ли соблюсти все эти требования на железной дороге, где все в непрерывном движении и отдалено друг от друга многими километрами расстояния?

Молодой криминалист оперативно-технического отдела лейтенант Галкин тщательно осматривает крышу вагона, выдраенную многочасовым ночным ливнем, и уже в который раз тяжело вздыхает. Какие там следы рук или ног! Дыра в центре крыши со следственной точки зрения, конечно, типичный «узел места происшествия», но, к сожалению, единственный. На ней и сосредоточивают все свое внимание Стрельцов и Галкин.

— Похоже, что кровельное железо вскрывали слесарной ножовкой, — замечает капитан, пробуя пальцем край разреза.

— Вне всяких сомнений, — солидным баском подтверждает Галкин. Он очень молод, и ему хочется произвести на капитана впечатление опытного криминалиста. К тому же у него есть некоторые преимущества перед Стрельцовым — он участвовал в осмотре вагона при первом ограблении девятьсот восьмого.

— Точно так же и тогда была вскрыта крыша, — басит он, щелкая затвором фотоаппарата. — Похоже, что это одна рука. Вы слышали, наверное, об орудовавшем на нашей дороге Сашке Козыре? Он обычно делал сначала проколы крыши, затем вставлял в эти проколы ножовку и аккуратно выпиливал отверстие…

— Вы полагаете, что и тут тот же способ?

— Почти тот же, — уточняет Галкин, — единственное отличие — работа не такая аккуратная. И не потому что спешил и нервничал — не та, видимо, «квалификация».

Он говорит это таким убежденным тоном, будто был главным экспертом по делу железнодорожного грабителя Александра Козырева. На самом же деле проходил тогда студенческую практику и видел «работу» Козыря лишь на фотографиях.

— Значит, о том, что это дело тех же рук, не может быть и речи?

— Да, это исключено! Я сегодня еще раз посмотрел фотографии «вскрытий» Сашки Козыря — ювелирная работа! К тому же он осужден на пятнадцать лет — ему еще сидеть и сидеть. Скорее всего, кто-то стал орудовать под него. Может быть, они встретились там, в заключении, и Козырь передал ему свой воровской опыт?..

Составив протокол осмотра места происшествия, капитан решил побеседовать, а может быть, и официально допросить бригаду, сопровождавшую девятьсот восьмой. Егорова он уже раньше допросил, теперь нужно встретиться с главным кондуктором.

— Вас интересует Никодимов, товарищ капитан? — уточняет вопрос Стрельцова диспетчер. — Одну минутку, сейчас мы это выясним.

Он звонит по внутреннему телефону, а потом пр селекторной связи.

— Никодимов в поездке, — сообщает он капитану. — Сопровождает девятьсот девятый. Он уже на подходе. Прибудет ровно через час.

Чтобы убить время, капитан Стрельцов выходит из диспетчерской и медленно прогуливается по перрону. Для него нет сомнений, что дело будет не из легких, как вообще большинство преступлений на железнодорожном транспорте. Осмотрен пока лишь вагон, из которого похищен ценный товар. Но ведь это все равно, что осмотр ограбленного сейфа при полном отсутствии сведений не только о помещении, в котором он находился, но и о той комнате, в которой стоял.

Если бы точно знать, где, на каком участке дороги произошло ограбление вагона, то тщательное обследование того места железнодорожного полотна могло бы в какой-то мере прояснить картину преступления. По словам Егорова, это случилось на полпути между станциями Грибово и Дьяково. Значит, придется просматривать весь тот участок по обе стороны дороги. А сесть преступник мог, скорее всего, на станции Грибово, так как у девятьсот восьмого там стоянка. Соскочил же, по-видимому, на том участке пути, по которому поезд шел с замедленной скоростью. Возможно, Никодимов поможет уточнить все это или сообщит сведения, которые позволят разобраться в обстановке.

Ну а что же дал осмотр места происшествия? Только представление о том, как преступник проник в вагон с ценным грузом.

Конечно, будь ограбление совершено из вагона, стоящего на месте, тогда можно было бы обнаружить следы ног, а по ним размер обуви и рост преступника и решить вопрос — Козырь это или не Козырь.

Но вот, кажется, и поезд…

Найти Никодимова, оказывается, не так-то просто. Он уходит к дежурному по станции за какими-то справками. А когда наконец Стрельцов встречается с ним, до отправления остается всего одна минута. За это время капитан успевает лишь представиться ему.

— А вы садитесь со мной, дорогой и побеседуем, — предлагает Никодимов.

— Да, придется, — соглашается Стрельцов и уже па ходу прыгает на ступеньки тормозной площадки.

Внимательно выслушав капитана, главный кондуктор, держась за угловую стойку площадки, долго всматривается в состав своего поезда, идущего по закруглению, потом возвращается на прежнее место и спокойно произносит:

— Ничего определенного, дорогой товарищ капитан, не могу сказать вам по этому поводу. Вам лучше Егорова расспросить: он и хищение обнаружил, и перестрелку с грабителем вел. И раз уж он сопровождает поезда, чтобы от бандитов их охранять, то и замечать все должен зорче нашего. А бандит, видать, матерый был… Не иначе как сам Козырь.

— А почему вы думаете, что именно Козырь? — настороженно спрашивает Стрельцов. — Насколько мне известно, Козырь отбывает наказание…

— Значит, отбыл уже, — убежденно заявляет главный кондуктор. — Непонятно, почему вы бандюг этих жалеете. На такие сроки осуждаете, что и вздохнуть как следует в их отсутствие не успеешь, как они опять на свободе и опять за прежнее. Разве ж это дело?

— Сроки наказания не милиция, а суд назначает в соответствии с виной и статьями уголовного кодекса, — объясняет капитан, хотя он уверен, что Никодимов и сам это знает. Потом, помолчав немного, спрашивает:

— А по каким признакам вы полагаете, что это работа Козыря? Есть разве основания?