пустых моих строк

и рифм дактилических сложных.

Какую

должны мы вкладывать

страсть,

себя

и других поднимая,

о слова:

«Коммунизм»,

«Советская власть»,

«Революция»,

«Первое мая»!

Били за них,

прогоняя сквозь строй,

нагайками

полосуя.

За 1шх убивали,

а мы порой

бросаемся ими

впустую.

Толку-то что

с восклицаний одних!

Что комплименты

расстеливать!

Но расстреляют

враги

за них.

Нс за что

будет

расстреливать.

Пусть же о многом

напомнят нам

жизни,

за правду отданные—

Товарищи,

надо вернуть словам

звучание их первородное!

Бережней будем,

всегда,

во всем,

как клятву их понимая.

Мы с вами придем к коммунизму,

придем!

Празднуйте Первое Мая!

1954

ПЕСНИ РЕВОЛЮЦИИ

Почаще пойте песни Революции.

Поете редко их —

виновен в этом сам.

Устроенно живется?

Нс волнуется?

Вы пойте их.

Они помогут вам.

Купите сборники.

Перечитайте пристально.

Не раз, нс два должны вы их прочесть.

Себе вы напевайте

в слух и мысленно

и вашим детям,

если дети есть.

Услышите вы

скорбное и дальнее

тяжелое бренчание кандальное.

Увидите вы схваченных и скрученных,

истерзанных,

расстрелянных,

замученных.

Не приторным и ложным гимнам времени -

они своим

заветным песням верили.

Они их пели.

крадучись,

вполголоса.

Им было петь не о полный голос

горестно.

Единой кровью памятной

мы связаны.

Мы в полный голос

петь сейчас обязаны'.

Живется гладко вам?

Вам не волнуется?

Не верится

ни людям,

ни словам?

Но есть на свете

песни Революции,

Вы пойте их.

Они помогут вахм.

1955

ДЕВЯТЬСОТ ПЯТЫЙ

Года идут.

О каждом годе

свое раздумье,

свой рассказ,

Года идут,

но не уходят,

а остаются среди нас.

Пусть не для всех порою четки

их облики и адреса,

у них есть лица и походки,

характеры и голоса.

Хочу сказать не в пышной оде,

где все известно наперед,

о пятом годе,

славном годе,

о том, как он сейчас живет.

Он смотрит зоркими глазами.

Всегда на выручку готов,

он обсуждает все, что с нами,

в кругу товарищей-годов.

Он зря не тужит -

службу служит.

Любви за лесть не продает.

С иными годами он дружит,

иным руки не подает.

Он, и плохое даже зная,

нас над неглавным поднимал.

Давал семнадцатому знамя

и сорок пятый обнимал.

Его пою,

но в этой песне

слооа упрямо говорят

но про бои ка Красной Преспе,

не про героев баррикад.

Нс только в тех далеких залпах

ого судьба для нас жива.

Хочу, чтоб он не слышал в залах

ненастоящие слова.

Хочу, чтоб все,

что юно.

зелено,

к нему тянулось вновь и вновь,

чтобы его

не замузеила

привычной ставшая любовь.

Ему присягу мы прошепчем

и понесем се в себе,

к будем петь

не о прошедшей,

а о сегодняшней борьбе...,

1955

Речка тихая.

Солнце сильное.

Лодка синяя,

очень синяя.

Рядом с девочкой п белой кофточке

вишни см

и бросаю косточки.

Улыбается

моя сверстница.

В волнах

косточки алые

светятся.

Ничего еще негу взрослого,

ни тревожащего,

ни грозного.

Мы не знаем,

что сбудется,

встретитсп.

В волнах

косточки алые

светятся.

Облака проплывают пенистые.

Кучевые они

и перистые.

Чуть растрепанные,

муть смутные,

очень добрые,

очень мудрые.

Наклоняются,

нас разглядывают,

все предчувствуют,

все предугадывают.,.

1955

СВАДЬБЫ

А. Межирову

О, свадьбы в дни военные!

Обманчивый уюг,

слова неоткровенные

о том, что не убьют...

Дорогой звонкой, снежною

сквозь ветер, бьющий зло,

лечу на свадьбу спешную

в соседнее село.

Походочкой расслабленной

с челочкой на лбу

вхожу,

плясун- прославленный,

в гудящую избу.

Наряженный,

взволнованный

среди друзей,

родных,

сидит мобилизованный

растерянный жених.

Сидит с невестой — Верою,

а через пару дней

шипеть наденет серую.

На фронт поедет в ней.

Землей чужой,

не местною

с винтовкою пойдет.

Под пулею немецкою,

быть может,

упадет...

В стакане брага пенная,

но пить ему невмочь.

Быть может, ночь их первая

последняя их ночь.

Глядит он о л счал Рино,

и — болью всей души

мне через стол отчаянно:

« А ну, давай пляши!»

Забыли все о выпитом.

Все смотрят па меня.

И вот иду я с вывертом,

подковками звеня.

То выдам дробь,

то по полу

носки проволоку.

Свищу,

в ладоши хлопаю,

взлетаю к потолку!

Летят по стенам лпчунги,

что Гитлеру — капут,

а у невесты

слезыньки

горючие

текут.

Ужо я измочаленный.

Уже од па дышу...

«Пляши!» —

кричат отчаянно,

и я опять пляшу...

Ступим, пак деревянные,

когда вернусь домой.

Но с новой свадьбы

пьяные

являются за мной.

Едва отпущен матерью

на свадьбу вновь гляжу,

и ппопь

у самой скатерти

вприсядочку хожу.

Невесте горько плачется.

Стоят в слезах друзья.

Мне страшно.

Мне не пляшется.

Но не плясать — нельзя...

РОЯЛЬ

Пионерские авралы,

как вас надо величать!

Мы в сельповские подвалы

шли картошку выручать.

Пот блестел ла лицах крупный,

и ломило нам виски.

Отрывали мы от клубней

бледноватые ростки.

На картофелинах мокрых

патефон был водружен,

Мьг пластинок самых модных

переслушали вагон,

И они крутились шибко,

веселя ребят в сельпо.

Про барона фон дер Пшика

было здорово сильно!

Петр Кузьмич -

предсельсовет

опустившись к нам в подвал,

нас не стал ругать за это - он

сиял и ликовал.

Языком прищелкнул вкусно

в довершение всего

и сказал, что из Иркутска

привезли рояль в село.

Мне велел умыться чисто

и одеться

Петр Кузьмич.

«Ты ведь все-таки учился,

ты ведь все-таки москвич...»

Как о чем-то очень дальнем

вспомнил: был я малышом

в пианшшом и рояльном

чинном городе большом.

После скучной каши манной,

взявши нотную тетрадь,

я садился рядом с мамой

что-то манное играть.

Не любил я это дело,

по упрямая родия

сделать доблестно хотела

пианиста из меня...

А теперь -

в колхозном клубе

Ни шагов, ни суетни.

У рояля встали люди, ждали

музыки они.

Я застыл на табурете,

молча ноты теребил.

Как сказать мне людям этим,

что играть я не любил.

Что пришла за это плата

в тихом, пристальном кругу...

Я не злился.

Я не плакал.

Понимал, что не могу.

И мечтою невозможной

от меня куда-то вдаль

уплывал

большой и сложный

не простивший мне рояль...

1955

ФРОНТОВИК

Глядел я с верным другом Васькой,